Страница 55 из 58
Была в империи меченосцев проклятая земля, где водились степные волки — громадные, как кабаны, и лютые, как раненые быки. Через ту землю никто не рисковал проезжать отрядом меньше дюжины мечей. Гетт вошел туда лунной ночью один с крохотным теленком. Волчий дозорный заметил их и поднял вой. Гетт упрямо шел дальше, и вот их окружила целая стая. Глаза у волков горели, как угли, из глоток рвался рев, с клыков капала слюна. Волчий вожак повел носом, вдыхая лакомый запах теленочка, облизнулся и ринулся в атаку. За ним — вся стая.
Гетт рубил мечом с нечеловеческой силой, каждый удар разваливал волка надвое. Но зверей было очень много, и вот один впился зубами в руку всадника, и меч выпал наземь. Гетт стал расшвыривать волков ногами, но другой зверь подсек ему жилу, и Гетт упал на одно колено. Теперь он крушил волков щитом и кусал зубами, и конь помогал ему железными подковами. Но вот волки загрызли коня и обошли Гетта сзади, и воину с теленком осталось жить не больше вдоха. Тогда Оллай сказал:
— Тебе очень трудно. Бери все.
Он упал наземь и забился, как умирающий. Вся волшебная сила вылетела из теленка и впиталась в тело Гетта. Он вырос втрое и стряхнул с себя волков. Его раны зажили, кожа стала прочнее дубовой коры, мышцы — толще бревен. Вместо человеческой головы на его плечах теперь сверкала рогами бычья.
Волчьи зубы стали бессильны против этого чудовища. Гетт без труда расшвырял всю стаю — кого растоптал, кого разорвал, кого насадил на рога. Когда побоище окончилось, он услышал слабый голос:
— Помоги, братик… Я отдал всю силу, ничего себе не оставил…
— Тогда зачем ты нужен? — рассмеялся Гетт и ушел.
За год огромный воин с головою быка сокрушил тысячи врагов. Он нападал на их лагеря и стоянки, безжалостно убивал солдат, освобождал рабов. Шаваны, коих много было в плену у меченосцев, присоединялись к Гетту. Из них сложилась орда лихих всадников, наводившая ужас на врага. Узнав о славе Гетта, вольные шаваны из Рейса тоже примыкали к нему. Орда росла и шла дальше вглубь империи меченосцев, круша все на пути. Сколько бы ни было повержено врагов, сожжено городов, взято трофеев — Гетт смеялся:
— Это только начало! Можешь взять больше — бери! Можешь победить — нападай!
Шаваны побаивались своего вождя. Его жажда крови не знала пределов, а его сила была столь же страшна, сколь таинственна. Если кто-то рисковал спросить: «Где ты взял такую силу?» — Гетт вместо ответа нанизывал смельчака на рога. Не один и не два шавана погибли так, но остальные все-таки шли за вождем. Он увлекал их своим кличем: «Можешь взять больше — бери!»
Разбив несколько армий меченосцев и спалив десяток городов, быкоголовый Гетт со своею ордой подступил к Фейрису — блестящей столице империи. Меченосцы собрали войско для последнего отчаянного сражения. Они заняли оборону в самом священном для них месте — под сенью гигантских лопастей Мать-Мельниц. Сомкнув щиты и стиснув зубы, стояли воины империи, а тени мельничных лопастей проносились по их рядам, как крылья самой ночи.
Впереди орды вышел Гетт, а впереди войска империи — Кадерон, лучший воин меченосцев. Гетт глянул на него сверху вниз и расхохотался:
— Бегите, мыши, или умрите! Бегущих мы тоже станем убивать, но, может, кого-то не догоним.
Кадерон ответил:
— Тебе не придется за мною бегать — я сражусь на этом месте, не сделав ни шагу назад. Но прошу об ответной любезности.
— Поскольку ты скоро сдохнешь, я, может быть, выполню последнюю просьбу. Говори, чего хочешь.
— Ответь: откуда ты взял такую силу?
Никому прежде Гетт не говорил этого. Но тут показалось забавным открыть тайну: ведь подумать только — империю меченосцев сокрушила сила, украденная у полудохлого теленка! Гетт открыл рот для ответа, но вдруг икнул.
— Прости, я не расслышал, — сказал меченосец.
— Я взял… — начал Гетт и снова икнул.
— Прости, у кого?..
У теленка, которому был месяц от роду, — хотел сказать Гетт, но снова и снова икал. Он колотил себя в грудь, топал по земле, ревел — но не мог побороть икоту.
И вдруг меченосцы начали смеяться. Передняя шеренга, потом вторая, потом и задние зашлись хохотом. Гигант с бычьей головой икал, как младенец, и чуть не лопался от бессильной ярости. Вот смех объял уже целое войско — кроме одного-единственного воина. С холодною точностью Кадерон выхватил меч и всадил Гетту в пах. Тот согнулся от боли, и вторым ударом Кадерон отрубил ему голову.
Орда ушла от Фейриса без боя — настолько были шаваны потрясены смертью вождя. Возможно, они просили бы Ханоша занять место брата, да только Ханоша не было с ними.
В ночь, когда Гетт выкрал чудесного теленка, Ханош понял, что произошло, и тайком двинулся следом. Он смотрел за Геттом с расстояния, не желая схватки с родным братом. Ханош видел, как Гетт обрел мощь бога быков и растоптал волчью стаю, и бросил бессильного теленка. Ханош подобрал Оллая, напоил молоком и отвез к лагерю. Затем весь род снялся с места и вернулся в степи Рейса.
Пока Гетт добывал жестокую славу, Ханош кочевал со своими стадами и однажды встретил прекрасную девушку, которую полюбил. Она родила ему четверых детей, и к тому времени, когда империя меченосцев оправилась от побоищ, каждый из них стал умелым всадником. А теленок Оллай лишился волшебной силы, отдав ее всю без остатка, и потерял человеческий голос. Однако он выжил, вырос здоровым и заимел потомство. Ханош волновался, что кто-то из детей Оллая получит силу волшебства, породит на свет новое чудовище и станет причиною новой войны.
Но этого не случилось.
Хармон выслушал легенду из уст Низы и первым делом порадовался, что девушка обратила к нему так много слов. Для столь молчаливого создания, как Низа, это было явным признаком симпатии.
Затем Хармон удивился:
— Чем тебе нравится эта легенда? Я слыхал, на Западе есть много сказаний о свободе и странствиях, а здесь — больше о том, что нужно знать свое место. Разве тебе по душе такое?
Низа ответила погодя:
— Славный, я люблю легенду про Оллая потому, что в ней показаны два нрава шаванов. Вы, чужестранцы, знаете только один. Когда слышите слово «шаван», представляете Гетта. Гетты хватают все, до чего могут дотянуться, угоняют стада, продают людей в рабство. Вы знаете их потому, что Гетты часто шастают в чужих землях. Но Степь рождает не только Геттов, а и Ханошей. Мой отец был Ханошем.
— Значит, и ты Ханош, — понял торговец.
— Пока нет. Но очень надеюсь стать.