Курс на прорыв

Выслеженный

Говоря о чём-либо: «Я это знаю!», ты загоняешь себя в ловушку постоянства, по сути, занимая оборонительную позицию. И не только потому, что всё подвержено изменениям и твоё «я знаю» устареет. Просто даже оборона эффективней, когда активная.

На третьи сутки нарисовался корабль-соглядатай. Держался он, надо сказать, на приличном удалении, чем вызвал удивление — обычно натовские корабли сопровождения не были столь стеснительны.

— Газотурбинный, — присмотревшись в визир, компетентно заявил стармех, — ишь коптит, всю силушку из машины выжимает. А форсунки-то не отрегулированы. Я бы такому меху фитиль на раз-два-три вставил. Долго не протянет, если мы «полный» постоянно держать будем.

После облёта «камовым» удалось определить его тип — это был старичок-эсминец серии «Чарльз Адамс» под штатовским флагом.

— Я же говорил! Он как бы не шестидесятых годов постройки.

Однако эсминец оказался упорным и стойким. Откуда «юс нэви» наковыряли этого одиночку — загадка. До ближайшей их базы — Апры, что на острове Гуам, было не менее 4000 миль. Единственное — на траверзе как раз были острова Самоа. Из них какие-то обозначены как американские. Может, оттуда?

С того момента как амеры навязали этого «прилипалу», «орионы» уже не висели в воздухе постоянно, а прилетали периодически. По ним можно было сверять часы — ровно в 14:00.

На первый взгляд — монотонная рутина, но командир помнил оговорку пленного цэрэушника о торпедах и не терял бдительности ни на секунду. Из вахтенных выжимал стопроцентную отдачу. Зато дал послабление на отдых, компенсируя эту вынужденную гонку полным расслабоном. На палубе в разрешённых местах шарилась по «форме раз» синетрусая команда подвахтенных. К жаре уже более-менее адаптировались, но находились ещё кадры, кто сгорел на солнце попервости, успел обшелушиться и умудрился по дурости заново пережариться.

Ещё сутки. Тяжёлый крейсер пёр на атомной тяге, поддерживая устойчивые 30 узлов, мощно раздвигая носовыми обводами пенящуюся волну, вращая антеннами, периодически «гугукая» сиреной (для своих) при включении РЛС, регулярно выбрасывая в курсовом секторе вертолётную «длинную руку» ПЛ-поиска.

Из происшествий — маленькая буза среди матросов (где-то раздобыли пойло и сорвались). Отделались синяками меж собой и хорошей взбучкой от боцмана, устроившего помятым и полубодунячим реальные «мыльняки». Плюс внеочередные наряды, чтоб от вахты до койки — и сил на всякую дурь не оставалось.

Ещё пытались артачиться пленные — церемонились ещё меньше. Морпехи только ждали повода, а в амбулаторном отделении матерились на лишнюю практику с гипсом и выправлением челюстей.

Океан совсем не шалил, умеренно дышал волной, лёгким ветром. И комфортней было на мостике, чем в рубке.

Старпом, наконец, снял свою пиратскую повязку, деловито улыбался:

— Прицел восстановлен! А то уж думал, пойду на свиданку, до дела дойдёт, а я не попаду куда надо.

— «Свиданку», — передразнил Терентьев, — кто тебя отпустит… с подводной лодки.

— А что? — Скопин чуть свёл глаза, делая мечтательно-дебильную рожу а-ля «Косой» из «Джентльменов удачи». — «Автомашину куплю с магнитофоном, пошью костюм с отливом, и — в Ялту».

— Да уж, — ухмылка Терентьева непроизвольно скисла и, обозначив паузу, — удастся ли?

— Что? — Скопин почувствовал непростой подтекст.

— Удастся ли нам внести свежую кровь в СССР? И что предпримут наши старпёры из ЦэКа? Неужели теперь так называемый «совок» не остановится, перевалит за миллениум своими дефицитами, скудными прилавками, очередями на автомобили и гнилой картошкой с овощебазы?

— Лишь бы опять не случилось горбачёвщины и развала… всего, — теперь и Скопин проникся, брезгливо поджал губы. — Помнишь?

— Помню. Корабль на приколе, на подножном корме, едва теплится аварийным аккумулятором, вахта — формальность…

— Когда в минуты-часы вынужденного безделья ты берёшь книгу, фантастику какую-нибудь, чтобы потеряться в строчках чужой нереальности, — вспомнил своё Скопин. Но тут же копну́л глубже, неожиданно меня настроение: — А знаешь, как я в детстве книги читал?

— Знаю. С фонариком под одеялом.

— Да я не о том… Глотал сначала — нетерпеливый и голодный! Пробегал глазами по абзацам с заглавными словами «однажды», «вдруг», «внезапно». Именно там меня ждали самые-самые приключения! Потом, если интересная, что наверняка — ведь я их по́едом ел, по второму разу читаешь уже подробней. И третий раз — даже с занудными описаниями природы, как у Верна и Купера, которые Жюль и Фенимор. Словно скелет плотью обрастал, вплоть до самого главного — идеи и души.

— Как люди.

— Что? — Старпом выпал из воспоминаний.

— Книги, как люди.

— Точнее люди, как книги, — исправил задумчиво. И с энтузиазмом: — Открываешь, бывало, одну… и знаешь уже, чем закончится — в общем: ни о чём! А что-то, словно детектив-фантастика — затягивает. Поначалу непонятно, интересно, читаешь взахлёб и… и вдруг — бац! Концовка! А случаются такие — читаешь, читаешь… и понятно же, что будет дальше, но… уж больно хорошо написано. Приятное чтиво!

— Ты о чём вообще?

— О бабах, конечно.

— А-а! В таком случае самая хорошая книга, которая настольная, которую открываешь и всякий раз находишь что-то новое.

— Была у меня одна такая. Так и не вычитал толком.

— Чего так?

— Замуж вышла. За другого.

И ещё сутки. И ещё. Позади, на левой раковине затухали радиомаяки Фиджи.

Эсминец не отставал. Всё так же — на дистанции.

Ловили его радиопереговоры. Кодированные. Не частые, но время сеансов связи не привязывалось к какому-то определённому графику.

— Наверняка с домом, с подругами талдычат, — предположили шифровальщики, — дисциплина — халява!

Попадались «рыбаки» и «торгаши». Тоже в основном на удалении.

— Ну, что тут у нас? — появлялся на мостике командир. Терентьев всё чего-то ждал, позволяя себе отдых в каком-то невообразимом режиме, умудряясь и поспать, и создавать видимость постоянного присутствия «у руля».

— Да нормально всё, — отвечал вахтенный, — вон вроде сухогруз идёт, а там сейнер.