Страница 10 из 106
— «И исчез, Россией проклят…» — добил Скопин, сумевший незаметно возникнуть за спиной [4].
— Тебе чего — не спится? — обернулся Терентьев.
— Не спится. Что тут у нас происходит?
— Теперь нас обвинят ещё и в том, что нападаем на мирных…
—…добропорядочных… — дополнил штурман.
—…и праведных, — поддакнул Скопин.
—…Аминь, — закончили уже в два штурманско-старпомовских голоса. Терентьев с улыбкой сохранил командирскую дистанцию.
Ждали «Ориона», но появился тот, кого уж совсем не надеялись увидеть — при более близком знакомстве оказавшийся хозяином морей здешних, французским фрегатом.
— И что будем делать? — Командир обозрел своё войско оценивающим взглядом. — Сейчас он подвалит, его ж приветствовать надо… а государственного флага ВМФ СССР у нас нет. Это наши аргентинские «друзья» на нестыковки с символикой изначально плевали….
— Или тупили… — нашёлся штурман.
— Или наоборот… — выдвинул свой вариант Скопин.
— Или… в смысле? — удивился командир.
— А если именно с их подачи нас пиратами и объявили? Флаги-то у нас тогда — ни к одной стране не относились.
Терентьев с прищуром повалял эту мысль в голове и, видимо сделав зарубку себе на память, снова вернулся к более насущному вопросу:
— Гюйс, ты говорил, у нас советский есть…
— Так точно. На гафель его?
— Халтура! А и чёрт с ними — отыграем тем, что есть. Сойдёт и гюйс, если что.
Однако «француз» не стал сближаться. Не заладилось у него. Пока ещё сходились на курсовых углах, дистанция бодро сокращалась. Потом фрегат лёг на параллельный курс и безнадежно стал отставать. Но в эфире приветствиями обменялись.
Французы были предельно вежливы.
И только через три с половиной часа загудел «Орион» австралийских ВВС. Любопытный донельзя. Но совершенно не агрессивный. Если оглядываться на неопределённый статус крейсера, который в некоторых сводках продолжал числиться «пиратом», и весьма неплохое (по данным ТТХ) вооружение самолёта, пусть и скрытого ношения (на подвесках ничего серьёзного не заметили), «австралиец» ни разу не позволил себе выйти на боевой курс. Даже в имитации.
Р-3 зафлюгировал винты на паре моторов и кружил — то на бреющем, то забирался выше, то вдоль борта (левого, правого), то с носа, то с юта.
— Фотосессия, мля, — сразу догадался старпом, — теперь на всех вокзалах повесят наше фото, с надписью «их разыскивает милиция».
— Всё, — согласился штурман, — идиллия закончилась.
Затем австралийский Р-3 сменил американский собрат и тоже, видимо, сделал свою серию снимков с бреющего. Потом поднялся тысячи на две и прилип, нарезая круги.
— Теперь не отцепится. Сколько у него горючки?
Штурман нырнул в справочник Джейн, посопев, извлёк данные:
— Перегоночная дальность более восьми тысяч.
— У-у-у-у, зараза.
Собрались выпустить «камова», дескать: «чего это у них летает, а у нас не летает?», но с мотивировкой ПЛ-поиска, естественно.
Машину вытащили на площадку, расправили лопасти, но тут командир решил, что «поскольку всё одно мы под „колпаком“, куда нам гнать?».
Приказал сбавить ход до среднего, переходя на малый для удобства операторов ГАС «Полинома» — при нормальных гидрологических условиях (а они были выше среднего) акустики обещали обнаружение посторонних субмарин по дальности не меньше номинальных. То бишь 40–50 километров.
«Вертушку» в ангар загонять не стали. По причине, во-первых: однозначно русской лени, во-вторых — «тиха укра́инская ночь». И пусть не укра́инская, и не ночь, но штормов не предвиделось, а ве́ртол всё одно в работу пустить планировалось. А в-третьих, заметили, что засидевшийся на старте геликоптер раздражает Р-3, точнее тех, внутри сидящих.
В общем, вражины снова спустились с небес до бреющего режима и стали ждать (с камерами, не иначе) — когда «русский» коптер соизволит взлететь. А он — обманщик, стоит и стоит, лопастями шевельнул и опять застопорился. Створки ангара открылись, людишки по палубе снуют туда-сюда.
«That here these commies muddied?» Дескать: «Чё-ё-ё там эти комми мутят?»
Харебов, уже разодетый по-полётному, со шлемом под мышкой, узнал, что задание откладывается, стал споро расчехляться (жарища же). Глядя, как нахал Р-3 пролетает, едва ли не заглядывая в ангар (интересно тому, понимаешь), решил повыделываться.
Быстро кликнув технарей, на вертолётную площадку вытащили ящик ЗИПа. На эту зелёную деревянную зиповскую «скатерть» по-скорому расставили рюмахи, бутылку водки (к сожалению, пустую), рассыпали закусь и расположились вокруг на раскладных стульчиках. Стали изображать пьянку. Правда, резаное сало и огурчики, как и отшелушенные от скорлупы вареные яйца потребляли взаправду.
В «Орионе» ну точно глаза на лоб полезли. Самолёт делал заход за заходом, и так и эдак, вдоль борта, обрезая по корме, на минимальной высоте, а скорость сбросил до невозможного, аж крылья задрожали.
— Чего это он? — удивился командир, который находился на мостике и не видел представления, устроенного на юте. — Это ж с какой он скоростью идёт?
Штурман с величием Ломоносова снова открыл справочник и авторитетно зачитал:
— Скорость сваливания — 228 км/ч при нормальной взлётной массе и с выключенными двигателями.
Тут надо сказать, амерам неудержимо приспичило разглядеть, «что же там именно пьют эти русские, водку?» С борта самолёта аж закапало слюной зависти.
А вредный Харебов как будто специально, продолжая с упоением имитировать распитие, всякий раз ставил бутылку этикеткой в другую сторону от пролёта «Ориона».
На этот спектакль сбежалось полкорабля (враньё, конечно), но на высунувшихся из всех щелей подвахтенных и офицеров Харебов зашикал, разгоняя, чтобы не портили своей массовкой красоту и идиллию пикника. Нашлись, конечно, доброхоты, которые заложили майора с сотоварищами «наверх».
Терентьев ограничился просмотром с видеокамеры, направленной на вертолётную площадку. Подозрительно хмурился на белеющий этикеткой пузырь водки, но видимо, сумел разглядеть, что тот пуст. Безусловно, экспромт оценил, ухмыльнулся, как говорится, «в усы», но приказал сворачивать шоу.
— Эти дурни (имея в виду штатовских пилотов) сейчас на критических углах довыделываются, свалятся в воду, а спишут всё на нас, дескать, мы сбили. Поиздевались и будет!