Страница 6 из 15
Да, сильно меня крепят всякими статьями, тут тебе и антисоветская пропаганда, и работа на английскую разведку, и изнасилование молодой невинной девушки для полного счастья.
— Почему это на английскую? — не стерпев явных наговоров, искренне обиделся я, — Я британцев вообще не очень люблю! Только на румынскую Сигуранцу и польскую Дефензиву работаю! Врет она все про меня!
И это мое добровольное признание сразу же закрепил следователь в протоколе.
Ну и ладно, похоже, что девушке непросто будет теперь служить, вот она и старается. Впрочем, она подтвердила свои слова подписью и тоже исчезла, даже сама вышла, получив подписанный следаком пропуск.
Отпустили ее пока, как необходимого для следствия свидетеля.
Черт, уже часа три это перечисление деяний и опрос свидетелей продолжаются, время к полночи и я спать хочу после обильного ужина, а они тут все талдычат и протоколы заполняют на мою личность.
Еще и подталкивают меня постоянно под бока, чтобы я не расслаблялся и слушал обвинения следователя со всем вниманием. Бить все же опасаются, помнят про участь предшественников и проигранную вчистую драку у ресторана.
Вот на хрен оно мне все сдалось? Такое убогое развлечение?
Однако, мое терпеливое ожидание окупилось сторицей и это еще оказался не конец. Вскоре дверь кто-то уверенно распахнул и в кабинет властно вошел очень маленький человек с волосами, зачесанными назад. За ним появились двое могучих охранников.
— Встать! — скомандовал следователь и вытянулся, поедая взглядом вошедшее начальство.
Меня тоже подняли на ноги, а человечек подошел ко мне вплотную и уставился неподвижным взглядом в лицо.
— Так, значит, попался! — радостным голосом спросил он непонятно кого.
— Попался, — скромно ответил я, потупив взгляд на его грудь с орденом Ленина.
Кажется, появился именно нарком НКВД, которого можно с чистой совестью отправить на тот свет.
Наверняка, уже из Кремля приехал с полученными инструкциями, как меня оформить правильно.
Вернейший работник товарища Сталина, за эти полтора года побывал у него к кабинете двести девяносто раз, как посчитали историки. Чаще его с Вождем встречался только Молотов. Похоже, руководить карательной машиной и репрессиями товарищ Сталин предпочитает управляя «Железным наркомом» в ручном режиме.
Ну, если я сейчас остановлю «кровавого карлика», это будет всем на благо. К власти в НКВД придет Берия и начнет понемногу выпускать народ из темниц. На четыре месяца раньше это случится, может, и повезет кому-то уцелеть.
— Признается? — спросил Ежов следователя.
— Никак нет! Пока зачитывается обвинение, еще собираются показания свидетелей и пособников обвиняемого! Ведет себя дерзко! — четко доложил последний.
Так, у меня и пособники уже имеются, реально Вождь собрался мне срок навесить.
По своему обычаю, статья и срок, можно еще и в лагере до полного просветления от общения с уголовниками помурыжить. Но, это явно не мой будущий путь, никуда меня Вождь от своего тела не отпустит.
Это пособники или моя подружка, или охранники, других вроде никого не должно оказаться. Я специально ни с кем не сходится, а то, что начал здороваться с некоторыми классиками социалистического реализма, так только здороваться и начал. Это Динэра с ними радостно щебетала, обнаружив учителей жизни из советских учебников рядом с собой.
Ну, и к ней мужики как магнитом тянулись, заметив, что я не ревную и разрешаю ей общаться с кем девушка захочет.
Жаль Динэру, хорошая девчонка, надеюсь, что сможет выкрутиться из такой ситуации. Впрочем, она же наверняка нужна целой и здоровой Вождю, чтобы вспомнила про меня все подробности после того, что сейчас случится.
И где что у меня на теле есть из родинок и прочих примет для опознания.
— Ничего, у нас все признаются! Никуда не денется! — снова радостно провозгласил нарком, почти ласково глядя на меня.
— Согласен с вами, товарищ нарком! — так же радостно ответил я, а вот ему почему-то мои слова явно не понравились.
Знает же, собака мелкая, что нельзя меня прессовать, морить голодом и к уголовникам сажать. Нет у него таких полномочий сейчас по личному приказу Вождя.
Уставился требовательно на охрану, чтобы привели оборзевшего обвиняемого в чувство. Нарком — это вам не следователь, на него конвою придется реагировать. Сейчас начнется драка, потом она перерастет в избиение конвойных, следователя и самого товарища наркома с охраной.
— Все, пора закругляться с этим спектаклем, — решил я про себя.
Понятно, что ждет меня теперь прозябание в своеобразной шарашке, с проживанием в камере и неизменными визитами к Вождю с лечебными целями. Нет, это мне совсем уже не интересно!
Накинул защитный купол, раздвинув в стороны конвоиров, протянул руку вперед и схватил железного наркома за горло. Руку высоко поднимать и не пришлось, все-таки очень мелкий ростом хозяин «Ежовых рукавиц».
Тут же раздались предупреждающие и недоуменные крики вокруг меня, однако, я не обращаю на них внимания, оторвал Ежова от пола и понес к окну с решеткой. Пытающиеся схватить мое тело сотрудники скользят руками по невидимой преграде, бьют ее рукоятками парабеллумов и ничем не могут помочь своему наркому, плотно прижатому к куполу. Им за него хвататься нужно, но, времени понять это я не даю никому.
Ежов хрипит и тоже пытается сопротивляться, выхватывает пистолет и направляет мне в грудь.
То есть, пытается направить, однако, второй рукой я перехватываю его кисть и легко отнимаю оружие, ломая ее.
Одной рукой держу ТТ, снимаю его с предохранителя, второй прижимаю сопротивляющееся тело железного наркома к стеклам окна, разбивая их его затылком. Следователь вскочил без оружия, конвоиры и личная охрана наркома уже со своими стволами в руках, они видят мою явную подготовку к стрельбе и первыми начинают стрелять.
— По ногам только! — кричит старший над конвоем, доставившим меня сюда.
— По ногам, — хрипит и нарком, хватаясь здоровой рукой за мою руку.
Но, пули бьют по всему куполу, моя внешняя неуязвимость сильно пугает стрелков, они все нажимают и нажимают на спусковые крючки своих ТТ и наганов.
Я тоже начинаю стрелять в ответ, восемь патронов заканчиваются быстро, все они ушли в близкие цели, но, еще двое противников остались на ногах, перезаряжаясь и продолжая поливать огнем мой купол.
— Ого, он уже на тридцать процентов просел, — вглядываюсь я в оставшуюся ману, — Так меня надолго не хватит.