Страница 14 из 39
Защищаясь, змея собирает свое длинное тело на маленькое пространство, которое можно легко оборонять. А потом пробует запугать врага разными сигналами — звуковыми или оптическими. Европейские змеи в большинстве своем издают шипение выдыханием или вдыханием воздуха; этот способ предостережения, однако, не является для змей универсальным. Интересный механизм предостережения у самых высокоразвитых ядовитых змей — гремучих; это трещотка на конце хвоста. Быстро вибрируя концом хвоста, змея издает характерный звук, у крупных особей очень интенсивный и слышный на большом расстоянии. Этот способ защиты выработался, совершенно очевидно, как предупреждение бизонам. Крупные копытные могут неосторожно наступить на змею и затоптать ее, а она, в свою очередь, может их укусить. Сейчас трещотка является скорее ненужным пережитком, из-за которого гремучие змеи во вред себе лишний раз обращают на себя внимание своего врага — человека, который уничтожил уже последнее крупное животное прерий. Кроме предостерегающих звуков змеи используют и оптические сигналы — различные оборонительные и угрожающие позы, из которых известнее всего подъем передней части туловища и расплющивание шеи у кобр.
Однако продолжим о звуках и стрекотании. Оно похоже немного на звук, издаваемый змеей Echis (самая знаменитая из них — песчаная эфа — Echis carinatus, от яда которой якобы умерла Клеопатра) и Cerastes. Тело змеи вообще никогда не бывает скользким вопреки средневековым поверьям, оно и не гладкое, пустынные змеи на ощупь напоминают терку. По центру каждой чешуйки проходит узкий, остро выступающий «киль». Еще одна особенность пустынных змей — расположение чешуек на боках, они идут не вдоль тела, а косо вниз. Чувствуя опасность, змея собирается в полукольцо, так что отдельные чешуйки соприкасаются друг с другом. Голова поворачивается в сторону врага, а тело находится в постоянном движении (это служит дополнительным оптическим предупреждающим сигналом); при трении боковой «терки» в соприкасающихся чешуйках появляется своеобразное шипение с треском, характер которого значительно меняется при изменении скорости движения. В этом положении змея может незаметно понемногу передвигаться к укрытию.
Но вернемся на нашу столовую гору. Мы убедились в том, что крепость нашей змеи неприступна. Петр снова занялся изучением окрестности, а я не мог смириться с неудачей. Еще дома я сконструировал орудие для ловли, сбрасывания гекконов и «ковыряния» — и поковырял им в злополучной щели. Из глубины послышался приглушенный, предостерегающий звук змеи. Тут я издал свой собственный, самый громкий и настоятельный предостерегающий крик, чтобы снова привлечь внимание Петра. Щель, как ни удивительно, дальше никуда не вела, хоть и была очень глубока и частично занесена песком, так что змейка не могла увернуться от «ковырялки», которая доставала до нее. Наконец мои старания и терпение были вознаграждены: змеиный черт так разгневался, что высунул рога и двинулся в карательную экспедицию против этого назойливого провокатора. На половине пути из укрытия он в нерешительности остановился, но я еще паз «поковырял», и змея превратилась в настоящую «пробудившуюся погибель». К этому времени вызванный мною Петр подбежал к «арене» — песчаной площадке 3×4 метра между отвесными стенами скал. Змеиный черт, как ни удивительно, вовсе не собирался считаться с действующим обычно правилом — змея никогда не нападает на человека — и гонял нас в этом ограниченном пространстве из угла в угол. Наша слабая попытка представить дело так, как если бы гнали его мы, сначала выглядела малоубедительно: мы бросали на змею разные мелкие части одежды, предлагая ей таким образом «попробовать» что-либо более подходящее, чем наши голые ноги. Тут Петру наконец удалось схватить отважного воина за шею и сунуть его в мешок. Никогда ни до, ни после этого не приходилось видеть мне, чтобы полотняный мешок так неистово прыгал. Мы всунули его в сетку и несли на «ковырялке» на вытянутых руках — воспоминания о том, как и мешки могут кусаться, были еще свежи.
Здесь шла речь о «ковырялке» без подробного описания этого универсального инструмента. «Ковырялка» — характерный пример экипировки в том случае, когда все приходится нести на себе. Собираясь в такую поездку, я стараюсь брать вещей как можно меньше и только те, которые ничего не весят. Однако, сложив вещи, я обычно с ужасом обнаруживаю, что поднять их нельзя. И не остается ничего другого, как изобретать.
Если привинтить одну к другой три съемные ножки штатива ihagee, получится полутораметровая палка; а поскольку ножки выдвижные, ее можно вытянуть до трех метров. К резьбе на конце одной из ножек я прикрепил прочную, загнутую на конце проволочку, которую вкладываю, если она не нужна, в полую ножку. Собранное таким образом орудие с сачком на конце может служить для ловли пугливых ящериц на расстоянии или скидывания гекконов, сидящих высоко на стене здания и иным образом недоступных. Используется и как зонд для прошаривания укрытий, крюк для переноски ядовитых змей. Во Франции мы разбирали систему на части и делали из них крепления для палатки. Вместо проволоки к ножкам можно прикрепить петлю для ловли ядовитых змей; но сейчас мы не успели пустить ее в ход — не оставалось времени вмонтировать петлю. Лишь в исключительных случаях я использовал описанный инструмент и как штатив, например в подземелье фоггары в Аулефе-эль-Араб.
Подобно ножкам штатива, и остальные предметы в нашем багаже должны были выполнять множество необычных функций.
В этот же день на склонах «столовой» мы поймали еще двух рогатых змеиных чертиков и вернулись к нашим друзьям-«пескокопателям», измученные, но удовлетворенные. Когда мы развязали мешки и предложили им заглянуть в «ад с тремя рогатыми», они одобрительно хмыкнули и сказали, что нам повезло больше, поскольку они после целого дня копания в песке на дороге поймали всего двух песчаных рыб и одну небольшую агаму. Все это они передали нам в скромной консервной банке. У нас имелась только одна возможность отблагодарить их за любезность — сфотографировать. Это был наш универсальный способ, правда с определенным опозданием, благодарить всех наших сахарских друзей, без помощи которых наша поездка life могла бы продолжаться. Поскольку фотографирование еще не стало для жителей Сахары обычным и распространенным развлечением, хороший снимок представляет там большую ценность, чем у нас.
Последняя ночь принесла две новости. В дюнах мы, к своему величайшему удивлению, обнаружили большого широкопалого геккона Tarentola neglecta, ему надлежало бы висеть на своих лапках с прикрепительными пластинками головой вниз под каким-либо выступом скалы, а не бегать по песку. Где он скрывался днем, осталось для нас загадкой; вряд ли он мог закопаться в песок своими «пластинчатыми» лапками, а на поверхности днем его бы убила жара.
Потом мы напали на след более мелкого родственника рогатой гадюки, принадлежащего к виду Cerastes Vipera, который я должен благодарить за знакомство с гардайской больницей и продление пребывания в Алжире на неделю. Эту змею в Чехословакию еще не привозили. Вид малоизвестный, но, если помните, она является одним из героев сказки «Маленький принц» Сент-Экзюпери, так же как и сахарская лисичка — фенек, о которой речь будет дальше.
Утром предыдущего дня дул сильный ветер, из чего явствовало, что след был свежий. Мы пошли по нему и подсчитали, что с наступлением сумерек (когда она выныривает из песчаного укрытия) змейка успела «набегать», выслеживая добычу, почти два километра. Внушительная цифра для животного размером всего около 35 сантиметров; впрочем, ничего другого ей не остается, если она хочет прокормиться в пустыне. Кстати, наблюдения в террариуме показали, что змеи Cerastes охотятся постоянно; ночью выслеживают добычу, днем поджидают ее, зарывшись в песок, только глаза остаются на поверхности и просматривают все вокруг. Если мимо пробежит подходящая добыча, змея с быстротой молнии выскакивает из песка. А что она сделает, если мимо пройдет человек? Скорее всего останется в укрытии, не выдавая себя; однако, если вы остановитесь около нее и змея решит, что вы ее обнаружили, она выскочит из песка и убежит. Как только почувствует, что достаточно удалилась от опасного места, снова зароется в песок. При этом она не ввинчивается в песок, как пустынные удавчики Еrух, которые в него залезают. Змеи Cerastes просто утопают в песке без продольного движения, заерзают— и нет их. Однако на поверхности остается предательский след, который легко обнаружить.