За грехи отцов

– Все хорошо, мам, – сказала сестра. – Начинаем?

– Я так волнуюсь…

Почему мама говорит таким странным тоном? Вообще на себя не похожа. Он ее не узнавал. Она проводила с ним еще меньше времени, чем обычно. Раньше ее занимала только работа – и он был рад помочь. Но уже давно она на работу не ходила. Или ходила, да не на ту. В любом случае, Альберт все чаще оставался дома один. Или с сестрой.

– Все будет хорошо. – Лили улыбаясь маме. – Ты будешь самой счастливой.

Мама вышла из комнатки полностью, и мальчик увидел, что на ней длинное белое платье. Очень красивое. Он замер. Мама была похожа на богиню. Такая невинная. Такая… такая красивая, такая… идеальная. Он даже потянулся к ней, но вовремя остановился. Белое. Он не может трогать белое платье. Она говорила, что нельзя.

– И вы тоже, родные мои, – сквозь слезы улыбнулась мама. – Он хороший человек. Он любит меня и любит вас.

Кто там кого любит, Альберт не знал. Он знал только, что сегодня у него появился папа. Не понимал, почему для этого нужен отдельный день, белое платье и церковь. Он и так все чаще появлялся у них, хотя мама сказала, что после этого дня – она называла его странным словом «свадьба» – они оставят свою маленькую квартиру и переедут к пирату. Куда и зачем, он не понимал. Но это звучало как захватывающее приключение. «Мы начнем новую жизнь», – говорила мама. А он ей верил. Он всегда ей верил.

– Пора, – вмешался коротышка. – Дети, помните, что нужно делать?

– Я не ребенок, – огрызнулась Лили.

Старичок отмахнулся от нее, как от назойливой мухи.

– Помните или нет?

– Помним! – радостно сообщил Альберт.

– Тогда пошли! Проводите свою маму к мужчине, который станет ей мужем, а вам – отцом.

20. Марк

5 октября, вечер

Спальные районы, Новый Треверберг

Карлин мелко барабанил подушечками пальцев по обтянутому алькантарой рулю автомобиля. Ему нравилась некоторая громоздкость конструкции, то, как соседи-немцы выверяли каждый миллиметр своих творений, то, какие эмоции ему дарил недавно купленный седан «Ауди». Но сейчас в движениях его рук преобладала нервозность. Мгновение назад он припарковался напротив дома, где жила Кейра, и тишина в салоне из напряженной превратилась в гнетущую. Девушка не сказала ни слова после предложения отвезти ее домой. Что творилось у нее в голове, Карлин не знал и не хотел бы знать, пока не разберется со своими мыслями и чувствами.

Раньше он не потакал своим желаниям. Но холодность жены, которая постепенно трансформировалась в пренебрежение, толкала его на необдуманные поступки. Приближала к тому, чтобы посмотреть в зеркало и честно признаться себе в том, что ты еще молод, полон сил и имеешь право на слабости. Имеешь, что бы там ни говорило общество.

Ему было ровным счетом плевать на то, какие отношения связывали его с Кейрой сейчас. Он не был влюблен, боже упаси. Она ему нравилась. Она привлекала его физически. Ему нравились ее кудрявые красно-каштановые волосы, тонкая кожа и пронзительные, полные затаенной боли глаза травмированной души, которая так и тянется к аду. Которая нашла свою бездну в нем. Он прекрасно понимал, что движет девушкой. И им. И хотел пойти на поводу у невроза только лишь для того, чтобы перевести дух.

Даже если это жестоко.

Даже если это жестоко по отношению к ним обоим.

Карлин повернул голову и посмотрел на Кейру. Удивился, встретившись взглядом с ее глазами.

– Простите меня, – чуть слышно пробормотала девушка. – Я не должна была. Это все лишнее. Просто это дело сводит меня с ума. Это первое дело. И сразу такое.

– Ты хочешь поговорить о том, что с тобой происходит?

– У меня есть психоаналитик.

– Просто поговорить.

– Я поговорю с психоаналитиком.

– Кейра, я…

– Я поцеловала вас! – перебила девушка, нахмурившись. – А вы ответили… или мне показалось, что ответили? Я так хотела, чтобы вы ответили. И теперь не знаю, что с этим делать. Я не хочу выходить из машины и не хочу идти домой. Видеть соседку, думать о том, что она будет трещать про учебу, а я должна завтра утром ехать к Перлзу и казаться взрослым и серьезным полицейским. Я просто хочу отвлечься. Почувствовать себя счастливой хотя бы немного. Хотя бы изредка.

– Кейра.

Она опустила взгляд на свои руки. На мгновение Марку показалось, что она расплачется, но нет. Когда она подняла лицо, на него смотрела молодая собранная женщина, которая вполне контролировала свои эмоции.

– Это тоже было лишним, – спокойно сказала она. – Не повторится, доктор Карлин. Надеюсь, произошедшее не скажется на совместной работе.

Он снял правую руку с руля и протянул ей. Коллинс после продолжительного промедления, видимо побледнев, наконец пожала ее. Через силу улыбнулась.

– До Перлза я доберусь сама. Увидимся там?

– До встречи.

Она выскочила из машины, аккуратно (спасибо!) закрыла за собой дверцу и скрылась в подъезде, не оглядываясь. Марк набрал воздуха в грудь, задержал дыхание, считая до десяти. Медленно и с наслаждением выдохнул, повторил это упражнение. А потом еще раз. Сердце успокоилось, в голове прояснилось. Карлин аккуратно вырулил с парковки и вернулся в вереницу спешащих по домам жителей города. Его автомобиль на дороге уважали, пропускали, стоило ему включить поворотник, под колеса не бросались. Карлин радовался хотя бы этому. Вождение почти перестало генерить стресс.

Ехать до дома предстояло больше полутора часов, и он включил радио, чтобы отвлечься. Играла музыка, какие-то популярные композиции. Ведущие шутили насчет аномально холодной и мокрой осени. Карлин провалился в размышления, с трудом удерживая внимание на размазанных из-за дождя габаритах стоящего перед ним автомобиля, то и дело выныривая, чтобы вслушаться в очередную шутку или анекдот. Он смеялся. Но смех получался безрадостный. Натянутый. Вынужденный. Вечернюю передачу прервал выпуск новостей, который упомянул дело инквизитора (господи, как быстро пресса превращает любое убийство в спектакль) и пообещал спецвыпуск с автором криминальной хроники Ангелой Сарс. Самым известным журналистом Треверберга, который уже несколько лет освещал убийства в городе. Она не любила наркотики, не интересовалась терроризмом. Но влезала в любое дело с участием Грина, ведь он последние пять лет занимался исключительно психически неуравновешенными убийцами и маньяками. Исключительно тем, что вызывало жгучий интерес. О чем шушукались в кулуарах, на кухнях и в профессиональных кругах.

Года три назад Ангела пыталась добиться от Грина интервью, караулила его около участка, даже отправилась домой. Ей чуть не вынесли судебный запрет на приближение к детективу, но в итоге историю замяли. Сейчас же она писала для «Треверберг таймс», вела колонку на городском новостном сайте и, как выяснилось, стала ведущей рубрики на радио.

Дружила с его женой. Урсулла Лотти-Карлин работала на телевидении. Где-то как-то пересеклись. Мягко говоря, Марк удивился, когда через пару месяцев после свадьбы обнаружил у себя на кухне жену с ненавистной журналисткой. Они пили вино и обсуждали мужчин. При виде Карлина Ангела расцвела, видимо, надеялась на откровенный разговор по делу, которое они тогда расследовали. Конечно, разговора не случилось, но Марк уяснил, что теперь его дом – не совсем его дом. Теперь это семейный очаг, в котором могли завестись мыши.

Ехать домой не хотелось. Пробка обещала затянуться. Обычно он возвращался позднее, но сегодня после сумасшедшего вчерашнего дня он закончил все быстрее. Он искренне сомневался, продолжить ли вечер с Кейрой или отправиться наряду с тысячами других постоять под дождем. Но девушка замкнулась, а пробивать ее защиту он не хотел. Все должно происходить естественно или не происходить вовсе.

Карлин выкрутил приемник, прибавляя звук, и откинулся на спинку кресла, в очередной раз радуясь правильному выбору автомобиля. Кресла у «Ауди» были превосходные. Эргономичные. У него не болела спина. Он смог настроить сиденье так, что за рулем почти не напрягался. Больше отдыхал.