За грехи отцов

Дженкинс потушил сигарету и выпрямился в кресле, подавшись вперед. Его глаза заблестели. Если бы не особое холодное выражение, ей бы понравился этот блеск. К щекам прилила кровь. Кейра хотела улыбнуться, чтобы снять напряжение, но не смогла. Она смотрела на коллегу серьезно, почти строго. А он на нее. И за бесцветным стеклом его глаз, равнодушно отражающим действительность, она впервые за эти дни почувствовала бездну и живой интерес. Возможно, он привыкает к ней и к работе. Возможно, чувствует себя неуютно из-за возраста. Как так вышло, что он старше? Второе образование? Вынужденный перерыв? Но почему?

– Правда? – хрипло спросил он.

– Я думала, это нормально – интересоваться страшными сказками. И представлять, как тебя кто-нибудь спасет.

Или не спасет, и ты сгоришь в священном пламени, потому что тебя испортили и ты недостойна жить. Сколько лет они с аналитиком прорабатывали это? Сколько лет терапии прошло, прежде чем она вообще осознала эту установку?

Их взгляды снова встретились, и Кейра подумала, что его лицо совсем не кажется простоватым. Оно было строгим. И в нем угадывалось редкое благородство, которое маскировалось за отчужденностью. Он хорошо одевался, следил за собой, приятно пах и был умен. Кейра заблокировала поток мыслей.

В ней говорит невроз.

От необходимости отвечать Дженкинса избавил короткий стук в дверь.

– Войдите, – произнесла Коллинс с облегчением.

Карлин заглянул в кабинет. Он выглядел уставшим, но улыбался.

– Это не Вонг, – сказал он. – Это Джим Преттингс.

– Да ладно, – выдохнул Тим. – То есть, мы ошиблись в личности, но угадали сценарий?

– Не мы. И не угадали. Дженкинс, иди к Трессу. Он запустил поиск дел. Возможно, это не первое убийство, ему явно нужна помощь.

– Что в дневниках? – спросила Кейра.

– Мне тоже интересно, – нахмурился Тим.

Карлин вошел в кабинет, закрыл за собой дверь и сел на свободный стул. Кратко пересказал содержание дневников. Про любовные отношения с Вонгом и насилие со стороны Преттингса. Кейру мелко трясло. Она старалась сдерживать эмоции, ругая себя за слабость, но ничего не могла сделать. Только не при них. Как это вообще может быть? Девочка. Лолита. Соблазнила одного. Он испугался и убежал. Хотя имел ее несколько лет. А когда осталась с разбитым сердцем, получила садиста, который просто брал то, что хочет.

Как и ее отчим.

– Ужас, – резюмировал Дженкинс, когда Карлин закончил. – А можно будет их прочесть?

– Грин отдаст их завтра Трессу. Их скопируют, изучат. Я думаю, Артур предоставит тебе копию.

– Окей, – кивнул Тим, поднимаясь с места. – Оставлю вас. Хорошо?

Кейра кивнула. Карлин обходил острые углы при пересказе. Но ей не нужны были подробности, чтобы мгновенно утонуть в своем личном аду. Она не слышала, как вышел стажер, не слышала, как Марк передвинул стул. И дернулась, когда он прикоснулся к ее лицу. Она что, слезу пустила?

– Кейра, что с тобой? – чуть слышно спросил Карлин.

Вынырнув из бездны так же быстро, как туда провалилась, девушка посмотрела на него и опешила от его близости. Марк сидел на стуле, наклонившись к ней и протянув руку, касаясь большим пальцем скулы. Их взгляды встретились, и время остановилось. Коллинс даже приоткрыла губы, не вполне отдавая себе отчет в том, что делает. Медово-карие глаза профайлера внимательно изучали ее лицо. В них сквозило беспокойство. Не это она хотела там увидеть! Не такой реакции. Не так…

Кейра выпрямилась, перехватила руку Марка и сжала ее в своих.

– Все хорошо.

– На тебе лица нет, – возразил он.

– А как я могу реагировать на то, что вы рассказали, доктор Карлин? Это ужасно! Сначала она стала игрушкой мужчин, а потом ее убили. Никому не пожелаешь такой судьбы. Все, что у нее было, – это танец.

– Все, что есть у тебя, – это работа?

– Не надо меня анализировать!

– Уверена?

Она сжала губы, но с ответом не нашлась. Карлин не отстранился. Он смотрел на нее теперь насмешливо, а она не знала, куда деться от изнуряющего желания податься вперед еще чуть-чуть и поцеловать его. Мог кто угодно зайти. Карлин мог разозлиться, он ее начальник и преподаватель. Она может потерять работу. Поставить крест на карьере. Она снова ощупала его лицо взглядом. Дыхание перехватило. Да черт с ней, с полицией, она вернется в психологию.

Она прекрасно понимала, что с ней происходит. И почему он. Недоступный во всех отношениях мужчина. Но она видела, что он балансирует на краю. И хотела спихнуть Карлина в бездну. Девушка продолжала сжимать его руку в своих. Чуть-чуть качнулась вперед, проверяя реакцию. Мужчина не отстранился. Она выпустила его ладонь, подняла правую руку и прикоснулась к его скуле. В карих глазах профайлера скользнула молния.

– Кейра, – приглушенно, предупреждающе скорее выдохнул, чем сказал, он.

Он не задавал глупых вопросов в духе «что ты делаешь». И он не встал. Не отшатнулся. Он вообще не пошевелился, следя за ней. Будто ждал следующего шага. На что она еще решится. После всего, что произошло в ее жизни, она не боялась. И ни на что не рассчитывала. Она жила инстинктами. Потому что только так чувствовала себя живой. Подняла вторую руку. Подалась вперед и прикоснулась к его губам своими. Поцеловала. Почувствовала его дыхание, жар, который охватил обоих. Карлин положил руки поверх ее ладоней и осторожно убрал их со своего лица, опустил на колени. В свою очередь прикоснулся к ее скулам. Поцеловал сам, и она почувствовала, как отключается от реальности. Поцелуй был невесомым, таким нежным, таким желанным.

Долгожданным.

Внутри что-то взорвалось. Когда Марк не без труда (для нее это отчуждение было подобно пытке) отстранился, Кейра открыла глаза. Она ждала смущения или торжества, но вместо этого увидела скупую, почти серьезную улыбку.

– Пойдем, – сказал он. – Я отвезу тебя домой.

19. Альберт. 1979

Весна 1979

Треверберг

Мальчик с задумчивым видом посмотрел в плетеную корзинку с лепестками роз. Лили стояла рядом. Она была похожа на такую же розу в своем пышном платье. И прическа какая-то странная. Как и у мамы. Мальчик не любил, когда мать с сестрой рисовали лица, и не любил, когда они собирали волосы в сложные конструкции. Ему намного больше нравились коса или хвост. Но если распущенные – чистое наслаждение. Ему очень нравились длинные волосы. Он решил, что когда женится, то выберет женщину с длинными-длинными, как у Лили, волосами. И вот она их собрала. Как-то зализала, превратив в дурацкий блестящий шар. Она называла это «пучок». Также звучали непонятные Альберту слова про «последний писк моды», которые он мог объяснить по отдельности, но вместе вообще не получалось.

– Когда я подам сигнал, – говорил мужик-коротышка, которого мама называла распорядителем, – вы должны пройти по коридору до самого алтаря, идя на два шага перед вашими родителями, и выбрасывать лепестки на пол и на них. Все понятно?

– А зачем это надо? – спросил Альберт, невинно хлопая глазками.

– Ты же не хочешь расстроить маму? – спросил коротышка.

Перед мысленным взором мгновенно встали темный чулан и узкая полоска света, соединяющая его с миром живых, и Альберт лихорадочно замотал головой. Он сделает что угодно, лишь бы не расстроить маму.

Лили рассмеялась.

– Маму сегодня ничего не расстроит. Ты рад, что у тебя появится папа, Альберт?

Мальчик недоуменно посмотрел на сестру.

– У нас.

Лили усмехнулась.

– Мне не нужен папа, мне и так хорошо. А вот ты хотел. Даже просил его. И теперь у нас он есть. Будет.

– Пират, – улыбнулся мальчик. – Настоящий грозный капитан.

– Ой, никакой он не капитан. Просто владелец карусели.

– Нет! – крикнул Альберт. – Он капитан!

– Что за шум?

Из соседней комнатки показалась мама. Накрашенное лицо было очень красивым и очень чужим. Лили, кажется, смутилась и отвела глаза.