Принц мафии

Меня скрутило, сжало и завело так сильно, что я слишком близок к тому, чтобы снова сорваться.

ГЛАВА 15

МЕЙВ

Наверное, мне стоило бы кричать, плакать или биться в истерике, но ничего такого я не делаю. Прямо сейчас все, что я чувствую, ― одна сплошная злость. Не хочу ни рыдать, ни лечиться, ни вообще делать что-то, что там полагается в таких случаях.

Я просто уставилась в окно, пока мое тело вопит от боли. Болит все. Потуже запахиваю пиджак, пока не вспоминаю, кому тот принадлежит. Я отпускаю его полы, но не снимаю. Моя полуобнаженность ― это напоминание о том, что случилось, что могло бы случиться, если бы не появился Джек.

Мясник оправдал свою кличку. Он разорвал мой топ в клочья, будто это всего лишь лист бумаги. Он жадно лапал своими ручищами мою грудь, больно царапая мне кожу ногтями. Моей спине больше всего досталось от его издевательств. Повреждений становилось все больше с каждым разом, когда он опрокидывал меня на пол. Наверное, он пытался меня вырубить, пока я сражалась с ним за то, чтобы не дать ему снять с меня джинсы. В тот момент, когда он спустил вниз свои, мой режим полета переключился обратно на борьбу. Если бы в этот момент не вошел Джек, не думаю, что мне удалось бы долго оставаться в сознании. Мясник рано или поздно одолел бы меня.

Подтягиваю ноги на сиденье и прижимаю их к груди. Смотрю на свое отражение в стекле, задаваясь вопросом, куда же делись слезы, потому что не чувствую никакого жжения в горле или носу ― обычных признаков того, что я вот-вот заплачу. Джип продолжает движение, и я чувствую Джека рядом с собой. Он слишком близко, и мне хочется, чтобы он сел с другой стороны, но сказать ему об этом ― значит признать его присутствие.

Подъезжаем к воротам его дома, и желудок у меня сжимается. Не знаю, чего ожидала: возможно, того, что меня подбросят до дома? Или отвезут в больницу?

Джип медленно останавливается у входной двери, и Джек придвигается ближе ко мне. Я поворачиваюсь, когда замечаю, что он тянется ко мне.

― Не трогай меня!

Его бесчеловечность, с которой он оставил моего брата умирать, разъедает все хорошие мысли о нем. Я встречаюсь со взглядом его холодных голубых глаз. Опять у меня возникает желание наброситься на него. Как он мог? Он продолжает смотреть на меня.

― Я хочу поговорить с Кианом, ― по крайней мере, у него есть сердце.

Джек не отвечает. Стискивает зубы, отодвигается от меня и выбирается из джипа.

― Ответь мне, ― кричу я ему вслед, но он закрывает дверцу.

Когда дверь закрывается, я делаю глубокий вдох, пытаясь успокоиться, но швы, которые сдерживали меня всю мою жизнь, истончились и начали постепенно разрываться. Слышу, как кто-то хмыкает, и вспоминаю про водителя. Он мне не нравится. Кажется, он все время ухмыляется. Он О’Риган, в этом нет сомнений. Все они такие самодовольные, и этот не исключение.

― Ты останешься сзади? Лапочка? ― у него сильный североирландский акцент, и то, как он говорит «лапочка», звучит как оскорбление. Я не успеваю ответить, так как дверь открывается прежде, чем я дотрагиваюсь до ручки. Джек открывает ее медленно, чтобы не напугать меня, и отходит в сторону, чтобы я вышла.

― Мне надо поговорить в Кианом, ― повторяю я, но мой голос слаб.

― Потом, ― лишь одно слово цедит он сквозь стиснутые зубы, и пока что я довольствуюсь и этим. Это лучше, чем его сердитое молчание.

Выходя из джипа, удивляюсь, что могу держаться на ногах. Крепко вцепившись в пиджак, захожу в дом и молча поднимаюсь по лестнице. Двигаюсь с трудом, спину пронзает боль. Останавливаюсь на полпути, чтобы попытаться отдышаться. За спиной слышу его тяжелые шаги и взлетаю в воздух, когда Джек подхватывает меня на руки. Его объятия удивительно нежны, но я ничего не хочу от него.

― Опусти меня на пол, ― мой голос звучит странно даже для моих собственных ушей.

Джек не смотрит на меня и не выпускает из рук, пока мы не оказываемся в его спальне, где он опускает меня на кровать. Я отползаю от него подальше; он вызывает во мне только злость и отвращение.

― Доктор Коффи тебя осмотрит, ― говорит он, внимательно меня разглядывая.

От боли такой силы, словно по животу прошлись острием гвоздя, мое зрение затуманивается.

― Чтобы что? Хочешь удостовериться, что я осталась чиста? ― мои слова взлетают ввысь и хлещут его, как кнут.

Он молча подходит к двойным дверям, выходящим на балкон. Я остаюсь сидеть на кровати, размышляя о том, что случилось со мной. Меня пытались изнасиловать. Моего брата подвесили к потолку. Такие вещи происходят в кино, а не с такими как мы, обычными людьми. Деклан не заслужил такой участи. Он просто связался не с теми людьми.

Звук шагов на лестнице заставляет меня переключить внимание на дверь спальни. В комнату заходит женщина с короткими каштановыми волосами и очками в белой оправе. Она держит в руках черную сумку и тепло улыбается мне. Ей около шестидесяти, и в ней чувствуется материнская теплота.

― Я доктор Коффи, ― она высокая, и ее белый шерстяной свитер под горло кажется колючим.

― Я хочу, чтобы вы ее осмотрели, ― не поворачиваясь, произносит Джек.

Горечь наполняет мой рот.

― Он хочет, чтобы вы удостоверились, что я осталась чиста, ― говорю я доктору Коффи.

Она смотрит на Джека и достает из сумки инструменты, словно не слышала моих слов. Скольких людей она залатала для него? В скольких ситуациях она дарила свою теплую материнскую улыбку? Это сделало ее почти такой же испорченной, каким является он.

― Не беспокойся. Он меня не изнасиловал, ― говорю я Джеку. То, что он сделал, гораздо хуже. Моя грудь болит от его грубых рук. Страх перед тем, что должно было произойти, заставляет меня чувствовать, будто это уже случилось. Как будто Мясник забрал часть меня, на которую у него не было права.

Джек поворачивается к доктору Коффи:

― Мне нужен полный отчет.

― Конечно, мистер О’Риган.

Они оба игнорируют меня, как чашку со сколами, которую нужно оценить. Стоит ли склеивать меня заново или уже нет смысла?

Я уже недостаточно хороша, чтобы со мной разговаривать?

Джек направляется к выходу, и страх сжимает мое горло и заставляет вскочить с кровати.

― Посмотри на меня, ― громче произношу я, и он останавливается в дверях, но не поворачивается. Он застывает, вцепившись в дверной косяк.

― Что такое, Джек? Тебе не нравится делиться своими игрушками? ― подстрекая его, я хочу, чтобы он набросился на меня, чтобы я могла дать сдачи.

― Мейв, позволь доктору тебя осмотреть, ― хрипло и тихо говорит он.

Я подхожу ближе к нему. Его спина вздымается.

― Я видела это в твоих глазах, ― мое зрение затуманивается, а горло обжигает. ― Ты убил Мясника не потому, что он делал мне больно. Ты убил его, потому что наслаждался собственной властью, ― Джек открывает дверь, и я жду, что он уйдет, но он оборачивается и смотрит мимом моего плеча.

― Дайте нам минутку, ― обращается он к доктору и отходит в сторону, выпуская ее из комнаты. Она не останавливается, проходя мимо меня. Джек приближается ко мне, и я делаю шаг назад. Мой режим выживания включается, и я затыкаюсь. Он свернул шею Мяснику. Не думаю, что когда-нибудь смогу забыть выражение безумия в глазах Джека в тот момент, даже когда буду делать свой последний вздох.

― Я наслаждался. Получал удовольствие от каждой секунды, ― глаза Джека сверкают как расплавленная сталь, и я делаю еще один шажок назад. ― Все, чего мне хотелось ― растянуть время, чтобы пролить как можно больше крови этого животного.

По моей коже бегут мурашки. Дверь все еще открыта, и я уверена, что врач слышит его слова. Сколько секретов она унесет с собой в могилу?

― Я бы сделал это снова, ― слова Джека звучат резко, и он протягивает руку, касаясь моей шеи. Его пальцы похожи на крылья бабочки, мягкие и нежные, но они как будто проникают мне под кожу, и я закрываю глаза, позволяя слезам пролиться.

Мы застыли в этом мгновении. Я могу ненадолго остаться здесь, где плоть Джека согревает меня, где его прикосновения дарят ощущения безопасности, где воздух наполнен его дыханием. Да, я не против остаться здесь.