Танец теней

Они перешли на другое поле, прочь от белых цветов. Теперь перемещение показалось Аластору сущим пустяком, они едва сделали шаг, вот только этот шаг вдруг отдался старой хорошо знакомой болью в ноге.

– Я опять хромаю? Разве так возможно? Я же мёртв. – удивился Аластор.

– Раны проходят. Шрамы остаются. – Равнодушно изрекла Персефона. – Ты вспомнил себя, значит и вспомнил свою боль.

Здесь не было холмов, прямо перед ними лежали две дороги, расщепленные в противоположные стороны и ускользающие за горизонт.

– Я создала этот мир для них. – Сказала Персефона, наконец, сменив свой озлобленный тон на нейтральный. Её голос плыл мелодично в неподвижном воздухе. – Аид. – Гордо произнесла она. – Раньше, когда мир живых был проще и примитивнее, люди делились на чёрных и белых. Чёрные – те, чьи сердца грязны, шли в Тартар, – она кивнула на дорогу слева. – Это те, что совершали при жизни убийства и не знали любви. Их судьба была плачевна. В Тартаре они навсегда теряли самих себя, растворялись в бесконечной пустоте с подобными им. Белые, те, что совершали подвиги во имя близких, шли правой дорогой – попадали в Элизий – страну вечного счастья. Но со временем я поняла, что двух дорог стало недостаточно. – Сказала она поникшим голосом. – Души людей перестали быть чёрными и белыми, таких становилось всё меньше. Большинство – серые, всё заполняли и заполняли моё царство. Не хорошие и не злые, их было нельзя судить, и идти им было некуда. Они испытывали жажду и пили из Леты – реки забвения. Те, что находили покой и беспамятство в её берегах, желая поскорее забыть о том, что совершали – были достойны лишь Тартара, потому что нет греха более тяжкого – чем забвение. Другим я старалась помочь вспомнить, кто они, и давала шанс искупить их вину. Если им это удавалось – их ждал Элизий. Но со временем серых душ становилось всё больше и больше. Меня огорчало то, что многие предпочитали воды Леты. А затем кое-что переменилось в устройстве моего мира.

Она вдруг отвела Аластора в другое место, и увиденное потрясло его. Посреди пейзажа находилась трещина, рассекавшая его пополам. К ней никли тени, одна за другой проскальзывая, протискиваясь сквозь отверстие куда-то в пустоту.

– Между мирами возникла брешь. – Произнесла она внезапно дрогнувшим голосом. – Спираль мироздания треснула, и из переполненного Аида тени стали просачиваться в мир живых. Не знаю, на что они надеялись. Может, считали, что так могут вернуться к жизни. Тени оказывались лишь призраками среди людей. Одинокие, не помнящие себя, они стремились к живому и вскоре стали вселяться в людей. Это стало губительным для обоих миров. Правила изменились раз и навсегда. Постепенно, если им это удавалось, они вытесняли старую душу, крали у неё все воспоминания и чувства, и подменяли собой. Первая душа уходила, а тень получала ещё один шанс. Только будучи серыми, они не умели им распоряжаться и снова возвращались на Асфоделевы поля в моё царство.

Вместо того чтобы отвести Аластора в новое место, Персефона вдруг показала ему спираль. Аластор не понял, как ей это удалось, но было похоже на то, что она отправила этот образ прямо ему в голову.

– Всё вращается по спирали, – сказала она. – Миры создаются и постепенно вырождаются. Для всех вселенных иногда нужна чистка – перезапуск. Тогда в новом витке спирали возникает новый мир. Беда в том, что каждый раз спираль становится всё уже и уже. – Она насупилась. – Конец света уже был, но тени всё ещё на свободе, и их становится всё больше. Это последний виток спирали – Океания. Если тени проберутся и туда, они отравят её. Ещё одного перелома спираль не выдержит. Тогда будет конец.

Она убрала спираль. Они оказались возле реки, теперь он знал название – Лета. Мирные воды вечного забвения. Как сладки они были для несчастных скитальцев, теней.

– Ты всё вспомнил, – согласилась она. – Но ожить ты не сможешь никак, а пройти через трещину я не позволю. Я предоставляю тебе выбор. Либо Тартар, либо Элизий. Тартар ты можешь получить прямо сейчас – зайди в воду с головой и пей. Волны Леты унесут тебя сами. Там будет забвение. Глубокое и бескрайнее.

– Я не согласен на это, – сказал Аластор. – Я нужен Вестании и Теренее. Моё место с ними.

В её взгляде вновь появился праведный гнев.

– Ты ошибаешься, если считаешь, что заслужил спасение своим поступком. – Заявила Персефона. – Ты сделал худшее из того, что можно было совершить – ты отдал себя тени, накормил её. Поэтому ты и смог меня найти, твоя гибель была иной, не такой, как у остальных.

– У меня не было выбора…

– Считаешь, что совершил великий поступок, пожертвовав собой ради девочки? – брови изящно приподнялись. – Думаешь, одним этим можно смыть все грехи? Ты забыл, скольких ты убил? Детей, бродяг, сумасшедших, их мать? Ты был убийцей, и ты так и остался им. Может, эти две девочки и поверили тебе, разглядели твою светлую сторону, но я вижу правду, меня ты не обманешь. Твой поступок ничего не изменил, ты так и остался серым, и в твоём случае дорога в Элизий будет слишком тяжёлой. Я предлагаю Тартар.

– Я не хочу их забывать. – Сказал Аластор. – Ни за что на свете я не откажусь от воспоминаний.

Персефона стояла и смотрела на него с оценивающим видом.

– Значит, Элизий, – в конце концов, заключила она. – На что ты готов пойти?

– Я не знаю… – признался Аластор. Он бы отдал всё, чтобы вернуться в мир живых, но смерть не позволит ему. – Я готов искупить свои грехи. Расплатиться за тех, кого убивал.

– Тебе нужна индульгенция, а не Элизий, – сказала Персефона, ещё раз изучив его взглядом. – Цена будет очень велика.

– Я согласен. – Он говорил искренне. Терять всё равно было нечего.

– Ты не знаешь, на что соглашаешься. – Напомнила Персефона. – Тебе придётся пережить смерть. Раз за разом, пережить смерть тех, кого ты убил. Тогда я заберу их с твоего счета. Эти убийства станут моими, а я имею святое право на убийство.

– Я согласен. – Повторил Аластор.

– Ну что ж, – её губы впервые тронула улыбка. – Тогда крепче держи меня за руку.

***

Встреча с Вестанией и Теренеей почти смогла отвлечь Нику от скорбных событий последних недель. Она вспомнила, как приятно ей было заботиться о маленькой Торне, когда они также летели в кабине дирижабля на поиски легендарного Ууракулиса, Блуждающего города. Ника никогда не хотела детей и прекрасно понимала, что у неё их не будет. Её отталкивали младенцы, она испытывала только брезгливость и страх при виде них. Но вот с подростками ей на удивление нравилось общаться. Может, в их неуверенности и неказистости она находила что-то знакомое и похожее на неё саму? Оттого ей хотелось помочь им, словно так Ника могла спасти саму себя, вот только и она прекрасно понимала – в целой вселенной никто никого спасти не сможет, особенно теперь, когда мир обречён на конец.

И всё же она получала слабое утешение от того, как показывала Теренее, как играть на арфе. Её трогала та сестринская любовь, которую она видела в общении между Вестанией и младшей. А ещё на борту «Икара» теперь была собака – единственная из выживших, её звали Сказка. Если поначалу она просто лежала и тихонько скулила, то сегодня впервые стала вставать, даже поела немного варёной курицы. Позднее Теренее даже удалось с ней немного поиграть, пусть она ещё и оставалась слишком слабой. Ничего, самоеды – крепкие собаки, а значит, она скоро совсем отойдёт.

Ника рассказала сёстрам их с Эльпис историю любви с самого начала – как они встретились в Академии, обнаружили фантастическое внешнее сходство друг с другом. Как решили всерьёз заняться музыкой и выступать вместе, потом о знакомстве с Пигмалионом и о контракте с «Оморфией». О жизни в Харибде, о попытке их побега в Океанию. Только вот Ника умолчала о том, почему именно он не состоялся.

– Зато в этот раз всё получится. Я уверена. – Сказала она, отведя взгляд от сестёр на заснеженный полуостров Пацифида, что лежал далеко под ними.