Страница 70 из 99
Глава 24
Мою Аню обихаживали буквально все! И мои девчонки, и техники Петровича, и даже взвод нашей охраны.
Городок весь тщательно прошерстили насчёт детских вещей. И даже на вырост их нам тащили. Пока я уже не начала на них ругаться!
Ну вот куда ей, например, восемь кукол? Или вот больше двадцати трусиков? Ну или платье для девочки лет десяти?
Мы на пару с Алисой просто взяли перебрали все принесённые детские вещи, выбрали для сестрёнки всё необходимое с небольшим запасом, а всё остальное я сказала или убрать, или же, если кому-то надо, домой своим сёстрам или дочерям пусть отправят.
И категорически запретила закармливать Аню сладостями! Ну куда ж это годится? Каждый встречный-поперечный так и норовит её или конфетой, или же шоколадкой угостить! Уж лучше бы яблоко ей дали! Полезней бы намного было…
А вот дядя Ваня нам оформил самые настоящие документы. Теперь Анечка и официально является моей младшей сестрёнкой.
Как он там и с кем договаривался, так мне и не сказал, как всегда. Но зато теперь она и по документам Анна Иосифовна Стирлец. Уроженка Белоруссии.
Легенда же такая. Типа папа мой перед самым Освободительным походом был близко знаком с одной женщиной. Вот поэтому и родилась Аня…
Мы, кстати, даже похожи с ней немножко. Только она светленькая и глазки у неё голубые. Ну а как же? Мамы-то разные у нас…
Я написала письмо своей бабушке насчёт Ани и та сразу же затребовала ребёнка к себе. Нечего, мол, ей на войне делать… Я абсолютно с этим согласна, но вот только пока что возможности отправить сестрёнку в Саратов у меня нет, к сожалению…
Жаль конечно, что наша Мила погибла. Я думаю, что и она смогла бы забыть про свою ненависть к немцам. Или хотя бы перестать ненавидеть их всех…
Я ведь тоже многое ненавижу. Ненавижу фашистов, Гитлера ихнего ненавижу. Слишком уж много они мне горя и несчастий принесли. Да и не только мне…
Но Анечка-то здесь причём? Она ведь и сама стала жертвой этой войны, что развязал этот долбаный Гитлер…
Аня довольно быстро научилась называть меня правильно. А я теперь по вечерам рассказываю ей перед сном сказки. По-русски я их рассказываю. Вставляя в них иногда знакомые мне немецкие слова. Я ведь немецкий на уровне военного разговорника только знаю. Учить мне язык надо…
А сказки я ей и про Золушку рассказываю, которую зовут Синдерелла, и про трёх поросят, и про Мальчиша-Кибальчиша. И она уже что-то начинает понимать. И даже говорить по-русски пытается. Коряво конечно, но уже пытается…
Я наконец-то вспомнила про ту коробочку, которую тогда нашла в развалинах. Разобралась, как она открывается. Оказывается, надо было просто одновременно с двух сторон на неё нажать.
А внутри там находился красивейший гарнитур. Серебряные серьги с зелёными камешками, колье и колечко. Всё тоже из серебра и с зелёными камнями. Не знаю, может быть это даже и изумруды.
Красивые такие вещи. И похоже, что они довольно таки старинные. Наверное, себе я их заберу. А может быть и нет. Там дальше уже видно будет…
А тем временем наши войска окружили Кенигсберг и штурмом взяли Будапешт. Германская авиация уже почти полностью потеряла свои силы и теперь очень редко появлялась в воздухе.
Всех опытных лётчиков у них, считай, уже выбили, а молодежь против наших уже плохо котировалась. Да и с топливом большая напряжёнка сейчас у люфтваффе. Но всё равно потери случались. И мы тогда получали работу…
Однажды посреди ночи поднялась стрельба. В темноте лупили пулемёты и автоматы. Хлопали винтовки. Потом зажглись прожекторы и к этому веселью подключились наши 37-миллиметровые зенитные автоматы…
Всё это продлилось минут пятнадцать-двадцать. Аня тогда очень сильно испугалась, вцепилась в меня. Пока я успокоила её, пока отнесла в подвал, стрельба уже стихла. До утра потом никто не спал…
Как я по утру узнала, на окраину города вышла небольшая группа немцев, человек в пятьдесят. Там они нарвались на охрану и попытались её атаковать. Но когда подключились наши зенитки, немцы стали сдаваться…
Я так и не поняла, зачем они это сделали. Спокойно ведь могли по лесу мимо нас пройти. Но нет же, полезли зачем-то…
Я получила в своё распоряжение, как командир отдельной эскадрильи, собственный автомобиль. Джип Виллис.
И даже водителя вместе с машиной получила. Он, наверное, сразу же всё проклял. Ибо я тут же заставила его учить меня водить машину.
В прошлой жизни я то ездить умел, да и права у меня были, но вот современные машины я не знал совершенно. Только со стороны их и видел…
Их появление, то есть и машины, и водителя, у меня вообще анекдотично получилось.
Мы с Аней тогда гуляли, бегали друг за другом в догонялки, баловались короче. На мне была надета моя старая куртка без погон, а Анечка в новом комбинезоне и курточке была. Она удирала от меня, а я делала вид, что её догоняю. Визг, хохот…
И тут возле нас останавливается Виллис и его водитель, лет так тридцати, нам свистит.
— Эй, красавица, подойди-ка сюда! Дело есть.
Я не спорю с ним, просто подхожу. На мне ж не написано, кто я такая. Волосы взлохмачены, лицо покраснело всё от бега. Аня за мной следом подбежала.
— Тебя как зовут, красотка? Хочешь на машине прокатиться?
— Не-а… А чего ты хотел-то?
— Зря, зря… У тебя же Стирлец командиром?
Аня слышит слово «Стирлец» и кричит:
— Да!
— Вот! А я у него теперь водителем буду! Поняла теперь, рыжуля?
— У кого, у него? — не поняла я его.
— У командира вашего! У старшего лейтенанта Стирлеца! Где его найти-то можно?
— А зачем тебе Стирлец? — я хоть и поняла уже всё, но продолжаю изображать из себя дурочку.
— Ты чё, дурная совсем? Я же сказал, я водитель его новый! Возить его буду!
— А-а-а! Поняла теперь. Поехали.
И забираюсь на правое сиденье. Подхватываю свою Анечку и усаживаю её себе на коленки. Водитель аж глаза выпучил от моей наглости.
— А ну вылазь давай! Не захотела сначала, неча теперь…
— Это с какого такого перепуга я должна вылезать? Ты мой водитель, вот и вози давай…
— Ты чё, рыжая, совсем охренела, что-ли? А ну вали давай из машины! Хочешь, чтоб я Стирлецу про тебя сказал?
— Говори, я слушаю…
— Вали, я сказал! И девчонку свою забери! Где мне Стирлеца вашего найти?
— А чего меня искать? Вот она я…
Слышавшие нашу перепалку девчонки начинают хихикать, глядя на красное от злости лицо водителя.
— Маш, а можно он меня прокатит? Я ему за это нашего командира покажу…