Страница 37 из 99
Набрали запчастей ещё на пару самолётов. Из других полков даже их привозили. Так что он ждёт меня и скучает.
А ещё Петрович привёз мне мои вещи. Форму, шинель, сапоги. Главврач госпиталя клятвенно ему пообещал, что ничего из моих вещей не пропадёт…
Всё это так сильно меня растрогало!..
А на следущий день я начала ловить на себе любопытные взгляды. Не поняла…
Пока меня не спросили прямо в лоб, правда ли, что я и есть та самая знаменитая Рыжик? Ну да, я Рыжик, но причём тут моя знаменитость?
Оказывается, я просто забыла про ту статью в «Комсомольской правде»…
Как мне потом рассказали по секрету, Петрович так орал, стращая нашего главврача, что его слова про Рыжика слышало наверное пол-госпиталя…
Новый год все встречали с большим энтузиазмом! Многие были уверенны, что в этом году мы Германию неприменно уже победим, и если и не войдём, то будем уже на самых подступах к Берлину. И даже придумывали кару для Гитлера. Предлагали даже в клетке его держать в зоопарке…
Я же уверенно шла на поправку.
В госпитале состоялся новогодний концерт самодеятельности. Всем очень понравилось. А также и праздничный ужин был.
К нам, в госпиталь, тогда приехал какой-то тип из горкома партии. Говорил вроде бы банальные вещи, но слушать его было интересно. А под конец товарищ вообще отчебучил. Он точно свой талант конферансье где-то закопал!
Начал он с того, что сейчас в госпитале находится на излечении гордость советской авиации и вообще всей Красной Армии.
Все, и я в том числе, закрутили головами. Интересно, кто это? Я только Покрышкина да Кожедуба помню. Но тем вроде как рано ещё…
Потом он рассказал, как эта отважная девушка пробиралась по тылам врага, убивая врагов целыми пачками.
Это он про меня рассказывает что-ли? Всего-то троих и убила я…
А потом эта отважная героиня проникла на аэродром и угнала оттуда вражеский самолет. И, разумеется, валя при этом врага полками и дивизиями и вгоняя его в страх и ужас!
Во врёт-то он как! Не было ж ничего такого у меня. Да и аэродром был наш, брошенный…
А недавно это героиня выманила на себя двух вражеских асов и завела их в засаду. Где им и пришёл заслуженный конец за все их злодеяния!
Правда героиня была немножко ранена и попала в наш госпиталь. Но Советская страна по достоинству оценивает заслуги её защитников, и её руководство во главе с товарищем Сталиным и, при посредничестве его, недостойного, награждает её, героиню то есть, орденом Красной звезды!
Да ну, это не меня точно. Интересно будет познакомиться с девчонкой. Почти всё, как и у меня. Только намного героичнее. Не то что у меня…
— Итак! Разрешите пригласить на сцену эту отважную девушку, настоящую героиню, старшего сержанта…
Точно не я… Кручу головой. Интересно, кто она?
— СТИРЛЕЦ МАРИЮ ИОСИФОВНУ! ЗНАМЕНИТУЮ МАШУ-РЫЖИКА!!!
Не может быть… Это он про меня что-ли? Но я ж сержант всего…
Гром аплодисментов был ему наградой!
Все оборачивались и смотрели на меня. А я сидела и боялась пошевелиться. Это неправда! Это розыгрыш, наверное! Не пойду я позориться!
— Мария Иосифовна, ну что же Вы? Мы ждём Вас!
Меня стали все пихать и всё же вытолкнули на сцену.
Я стояла в полуобморочном состоянии. Господи, за что же меня так позорить-то сейчас будут? Я ж не сделала ничего плохого…
Дядька кинулся радостно жать мне руки. Зал опять взорвался аплодисментами.
— Разрешите Вас поздравить…
— Простите, но это ошибка! Я сержант, не старший…
— Никакой ошибки! Вам присвоено звание старшего сержанта! Итак, разрешите поздравить и вручить заслуженную награду!
И суёт мне в руки коробочку и грамоту.
Точно мне…
Даже голос мой куда-то пропал…
— Служу Советскому Союзу… — прохрипела.
Всё равно не слышно ничего из-за аплодисментов…
… Наконец-то меня выписывают! И я даже прошла медкомиссию. Меня, правда, хотели списать по возрасту. Но я уговорила их кое-как. Да и то, опять газета мне помогла. Но на этот раз уже местная, правда.
Приезжали тут в госпиталь два корреспондента, которые для фотографирования заставили меня надеть форму со всеми наградами. Но я отказалась наотрез фотографироваться лохматой.
И они повезли меня к лучшему городскому мастеру. И что интересно, тоже еврею! Постриг он меня, конечно, шикарно просто! Но с меня денег за работу не взял. Может газетчики ему всё оплатили?
Короче, статья в газете вышла. Как всегда, правды в ней было мало. В основном вольное сочинение на тему… Но зато героическое…
Выписали меня, короче. Годна без ограничений я буду, но, правда, после отпуска уже. Месяц мне дали…
А поеду-ка я к бабушке! Всё равно наш полк опять на переформировании находится. Как раз я успею вернуться…
Саратов встретил меня снегом и военным патрулём.
Вижу, молоденький лейтенант хочет продолжить наше знакомство и просто тянет сейчас время. Не отдаёт мне документы.
Пришлось напомнить ему, что я вообще-то только что из госпиталя, а на улице сейчас мороз. Могу ведь простыть и заболеть. Отвязался он от меня, слава богу…
Я иду по городу, глазею по сторонам. Неплохой такой городок. Мне он нравится. Где-то здесь росла и училась Маша…
Наверняка друзья и подружки у неё есть. Я же их не помню, точнее не знаю. Машина память у меня не сохранилась.
…Вот это номер! Пришла, не думая вообще. На автопилоте. Я же просто так шла, гуляла, можно сказать. И пришла… Похоже, вот этот дом Машиной бабушки. Память тела у меня сработала, наверное. Читал я раньше про такое…
Стою теперь, думаю, как же преподнести явление Маши бабушке. Я писала ей из госпиталя, но только не сообщала, что приеду.
— Товарищ военный, вы кого-то ищете?— слышится со спины женский голос.
Я оборачиваюсь. Там стоит старушка немного пониже меня, в старинном пальто и вязанном платке. В руках у неё какая-то кошёлка.
Выражение её лица меняется с любопытного на удивлённое. Она роняет кошёлку на снег и прикрывает рот руками.
А лицо-то знакомое у неё… Папа на неё похож… Был…
— Маша! Внученька!— крик на всю улицу…
Бабушка…
Мы стоим с ней посреди улицы, обнимаемся и обе плачем.
Вокруг нас собирается толпа. И откуда набежали только? Ведь не было ж никого…
Вокруг нас щепотки:
— Машка…
— Машка Стирлецева приехала…
— Рыжик приехала…
Я поднимаю бабушкину кошёлку и мы идём с ней домой…