Ручей

— Как долго мне здесь оставаться? — спросила она Алексея после первого, пробного боя Серого.

— Я потерял двоих людей, — доброжелательно пояснил тот. — Пока найду замену, подготовлю, пройдёт время, значит ты покроешь убыток. Один, положим, одиноким был и жил в колыбе, а у второго старуха-мать осталась, висит у меня на шее, надо денег, чтоб оформить её в приличный пансионат.

Лана вздохнула.

— Смотрим дальше, — продолжал Шульга доверительным тоном. — Тебе документы новые справить да твоей дочурке, хорошая ксива стоит недёшево, сама понимаешь, надо чтоб комар носа не подточил. Затем, билеты наподальше, да вам двоим финансовую подушку на первое время. Посмотрим, как дело пойдёт. Месяцок-другой перебудешь, потрудится твоя скотинка, отработает, реклама пойдёт завтра.

Лана снова вздохнула.

Во дворе Алексей построил сараи и склады, где складывали, сортировали и разбирали съедобную добычу — огромных рогачей да ксенобыков с лохматой гривой и длинными, изогнутыми рогами. Даже мини-цех по разделке туш держали — натуральное мясо пользовалось большим спросом и стоило денег на чёрном рынке. В другом цеху снимали и обрабатывали кожи с ярких рептилий, привозимых с болот, и могучих хищников, саблезубов и ксенопантер. Полированные огромные черепа на складе лежали горой, ожидая покупателей, а в лесу за вырубкой, на стихийной свалке, гнили отходы с туш, приманивая хищников покрупнее Грея, похожих на лис и волков. Этих Шульга отлавливал для боёв. В отдельных железных клетках на передержках, случалось, сидели звери, заказанные ублюдками вроде Павора для домашних забав.

Лана докатилась — добровольно привела ребёнка в натуральный притон. Теперь, когда служба опеки осталась где-то далеко за лесом, просекой и замершими, как комар в янтаре, приисками, а жить приходилось невесть с кем, стало понятно, что она ужасно ошиблась. Порой накатывало такое отчаяние, что жить не хотелось, вытаскивала мысль, что если Лана умрёт, то между Капелькой и Вечностью никого не останется, а это было недопустимо. И Серый, неизменно приходивший к хозяйке и что-то объяснявший на своём наречии: к-к-ке, да к-к-к-к-к-ке.

К её огромному удивлению, довольно скоро и она сама, и Капелька обвыклись, дочка перезнакомилась со всеми обитателями колыбы, с какими-то даже подружилась. Один вырезал из дерева чрезвычайно натуралистичные фигурки зверей, и нарезал целый ящик, другой обучал её стрелять, а одна из шлюх оказалась мастерицей плести косички и каждый день, если не бывала в хлам упоротой, делала новую плетёную причёску той сложности, на которую у Ланы ни за что не хватило бы сноровки. Дочка всем подряд интересовалась, приходилось следить, чтоб она не мешала людям, не лезла в разделочные и не подходила слишком близко к зверью.

Тем временем букмекерское дело и в самом деле двинулось. Серый оказался не просто бойцом, а находкой. Она сама не ожидала, что не только привыкнет к отвратительному и жестокому зрелищу, но и научится разбираться, что у чему.

«Если бы я знала какой он, — порой думала, глядя на Серого, — когда подбирала, то оставила ли бы за забором? Нет, тогда лишилась бы дочки…»

Судьба послала Светлане всех и всё не просто так, если высшие силы существуют, они требуют измениться. Или хотя бы функционировать согласно обстоятельствам.

— Бойца надо подбадривать, — сказал ей Шульга на третьем, уже ставочном бою, ради которого через нулевую точку мебельной фабрики прибыли пока немногочисленные гости, в основном, мужчины, пара-другая со своими женщинами.

— Кричи, хлопай в ладоши, он должен слышать твой голос и знать, что ты бьёшься вместе с ним. Презанятная у тебя скотинка, мать, мне б такую, я бы даже не женился!

— С ним бы трахался?

— Смелому человеку всё вагиной может быть.

И захохотал, довольный собой и своим юмором. Лана тоже ухмыльнулась.

На арене, за сеткой, её зверь согласно своей природе расправлялся с годовалым ксеноволком, пойманном намедни в ловушку. Тот бился без азарта, но довольно ловко уходил от захвата, а Серый с арией (кажется, он брал верхнее ля) его изматывал, то взлетая на сетку и цепляясь хвостом, то прыгая длинными прыжками.

— Мозгоед — огнище. Продай!

— Нет.

— Ну, на нет и суда нет, тогда веди себя с ним как положено.

— Это как? — Лана поморщилась.

— Я заметил, у него ритуал. Всякий раз он первым делом выжирает печень, затем трётся о тушу шкурой, затем идёт к тебе и показывает, какой охуенный, потому что он охуенный. А ты корчишь ебач, словно не видишь, что ему одобрение надо. Да похуй, в чём там он пришёл, хоть в говне, ты должна его погладить и похвалить. Сам хотел, так он скалится. Я для него — чужак, ты — семья.

Она поступила согласно совету Алексея. И когда Серый загонял и заел ксеноволка размером в три мозгоеда, погладила окровавленную морду и уши, потрепала отростки и почесала шею. Тот заюлил всем своим длинным тонким телом, затрещал: к-к-к-ке! Бой был лёгким, зверь остался энергичным.

— Пошли перетрём, надо обсудить, — сказал Шульга, отловив её на следующий день, и повёл в свой кабинет.

Лана несмело вошла, ожидая, что увидит копию офиса Павора, либо что-то вычурное, сродни янтарям в ушах и на пальцах Шульги, но кабинет оказался самым простым, без роскоши и атрибутов его торговли, без единой шкуры или черепа, единственное, что говорило о роде занятий хозяина — шкаф с бережно расставленными на полках дорогими, очевидно, ружьями, и другой — набитый более дешёвым, небрежно сложенным оружием.

В углу стояло стандартное станционное оборудование с рубильником подачи энергии и пультом управления входом/входом — новейшим, автоматическим; не самый длинный стол с хорошим компьютером, поперечный столик рядом, поменьше, четыре мягких стула кроме его собственного кресла и диванчик.

— Промочим горло? — спросил Шульга, доставая из стола бутылку с чем-то явно крепче пива.

«Что тебе, собаке, надо?» — подумала Лана и кивнула.

Шульга налил янтарной жидкости в два стакана, скольнулись, Лана пригубила, оказалось — скотч. На закуску он открыл коробочку с вяленым мясом.

— О-о-о, это вещь! — рекомендовал с доверительной улыбкой. — Натурпродукт, собственное производство, ни малейшей химии, никакой синтетики.

Мясо было солёным и жёстким, в большей степени — пивная закуска. Лана пережёвывала его, ожидая, когда хозяин колыбы пояснит, зачем позвал.

— Пора нам выходить на новый уровень и повышать ставки, — наконец сказал Алексей.

— Каким образом?

— Я приглашу людей с другими бойцами. Бойцы со своей аудиторией, прибудет больше народу, срубим больше бабла.

Лана чуть не подавилась жёсткими мясными волокнами.

— Кто-то держит бойцовых ксенозверей?

— Ёбу дала, мать? — фыркнул Шульга. — Конечно держат. Ты же не одна такая шустрая. Много кто поймал либо заказал щенка или ящерку.

Лана помолчала.

— Во-первых, я тебе не мать, — сказала она холодно, — Во-вторых, я не вижу никаких причин говорить со мной в подобном тоне. Мы договорились, что поможем друг другу. Я тебе — вернуть якобы потерянные деньги, сомневаюсь, что ты много потерял на обустройстве осиротелой старушки, но понимаю правила игры и не спорю, мой зверь сейчас дерётся в твой карман. А ты нам с дочерью сделаешь новые документы, паспорт и свидетельство, в котором отец записан со слов матери. Надеюсь, они уже делаются?

Шульга со смехом развёл руками, вышел из-за своего стола и уселся на стульчик по соседству, в самой дружеской близости.

— Какая ты обидчивая, прошу меня простить и быть снисходительной, ну что взять с мужлана? Ты погляди, с кем я коротаю дни. Пацыки мои — они наивные и простые, как заготовки под мебель. Конечно, ты из совсем другого теста.

— Ну а ты сам деликатная и тонкая натура, — кивнула Лана.

— Творческая. Я стихи пишу, — Шульга, не спрашивая, обновил скотч в её и своём стакане. — Вот к примеру…

— Алексей, пожалуйста, давай вернёмся к боям, — умоляюще сказала Лана. — Чего ты водишь меня кругами, как Серый ксеноволка?