Страница 27 из 116
Главный русский «джазовый» писатель — Василий Аксенов, для которого сомнительный для советских идеологов джаз был вестником демократических свобод и символом свободы личной, легкого отношения к обстоятельствам. В 1967 году он написал для журнала «Юность» репортаж о Таллинском джазовом фестивале, на котором выступали саксофонист Чарльз Ллойд и пианист Кейт Джаррет. Герои Аксенова любили джаз, модно одевались, предпочитали импортные сигареты и разительно отличались от плакатных строителей коммунизма. Сам Аксенов обожал джаз, писал с оглядкой на ритм, используя «синкопы» и неожиданные смены ритма; в его книгах «джинсово-джазовые» герои смело нарушали привычные и навязанные модели поведения, импровизируя в рамках темы своего существования. Покинувшего этот мир 6 июля 2009 года писателя провожали под звуки любимого им джаза.
Почитать
Джек Керуак. В дороге (1957)
Классический образец бибоп-литературы — книга Джека Керуака «В дороге». Этот гедонистический роман был напечатан автором на рулоне бумаги, «свитке» длиной 36,5 метра. Его герои убегают от дисгармонии современного общества к простоте и естественности, которую олицетворяет джаз. Путешествие начинается в 1947 году, в период «между «Орнитологией» Чарли Паркера и другим периодом, начинавшимся с Майлза Дэвиса». Ведя повествование в страшной спешке, наполняя его обрывками мыслей и чувств, Керуак имитирует стиль игры своего любимого саксофониста Чарли Паркера, бунтаря и святого безумца, «пацана из материнского дровяного сарая в Канзас-Сити», который «дул в свой перемотанный изолентой альт среди поленьев, тренируясь в дождливые дни». Но импровизация все-таки переходит в тему — так и герой романа Сал Парадайз не может вечно жить в условиях лихорадочной взвинченности и возвращается домой. Это компромиссное возвращение — и спасение, и поражение. Уйти от «дома» культуры и языка невозможно и в случае самого Керуака, и осознание этой невозможности звучит в романе отдельной горькой нотой.
Париж: джаз, который всегда с тобой
В лобби парижской гостиницы La Tremoille, что находится на тихой улице рядом с Елисейскими Полями, висит фотография, сделанная в 1961 году: на смежных балконах отеля стоят великие джазмены Луи Армстронг и Дюк Эллингтон, а на улице под ними в порядке дружественного соревнования играют участники их оркестров. Дюк по-королевски поднимает руку, будто приветствуя подданных, а Армстронг машет белым носовым платком, которым он прикрывал во время игры свои пальцы. К 1961 году джазменов уже многие десятилетия принимали в Париже как королевских особ: во французской столице джаз глубоко пустил корни с самого начала.
Джаз прибыл во Францию вместе с американскими войсками во время Первой мировой войны: в записях из солдатских ранцев и в музыке черных полковых оркестров. Катализатором диалога культур был военный оркестр Harlem Hellfighters Джеймса Риза Юропа. Уже тогда было заметно, что у слушателей по ту сторону Атлантики отсутствовали предрассудки по поводу цвета кожи, здешняя публика была внимательна и заинтересованна — музыканты Юропа, вернувшиеся домой, рассказывали об этой земле обетованной. Париж первым распахнул свои объятия всему, что связано с джазом, и в период между двумя мировым войнами столица Франции стала заодно европейской столицей джаза — и остается таковой до сих пор. Для каждого джазмена поездка в Париж всегда была важным и приятным событием.
Многие годы в США к джазу относились как к низкопробному развлечению. Иное дело — Европа. Черных джазменов, изгоев у себя на родине, европейцы воспринимали как серьезных художников. Некоторые музыканты и солдаты из Harlem Hellfighters, впечатлившие европейцев джазовыми концертами, остались после войны во Франции, в которой не было расистских законов, унижающих их на родине. За ними в Европу потянулись и другие. В 20-х годах небольшая, но очень активная община афроамериканских музыкантов покинула США и поселилась в Париже, создавая на новом месте своеобразную сцену и заражая любовью к своей музыке французов. Эта сцена процветала в эпицентре парижской артистической жизни, на Монмартре, на протяжении двух десятилетий, пока 18 июня 1940 года город не был оккупирован немецкими войсками.
Немцы пытались запретить «расово неполноценный» джаз и у себя на родине, и во Франции, но успеха так и не добились. К их приходу парижские музыканты играли свинг в мюзик-холлах, вальсы на аккордеонах приобрели джазовый привкус, у Парижа были даже собственные джазовые звезды — гитарист Джанго Рейнхардт, скрипач Стефан Грапелли и их The Quintette du Hot Club de France. Свое название он получил от Hot Club de France, организации, открытой в 1932 году студентами и энтузиастами джаза Югом Панасье и Шарлем Делоне ради пропаганды джаза. Эти два друга проделали огромную работу по популяризации джаза во Франции. Они неустанно писали о любимой музыке в основанном ими же в 1935 году журнале Le Jazz Hot (одно из самых ранних печатных изданий о джазе), организовывали концерты и сессии звукозаписи, привозили в Париж американских звезд, читали лекции в университетах.
Правда, после вторжения немцев Стефан Грапелли остался в Англии, но Рейнхардт был тут, прямо под носом у нацистов, с большим успехом исполняя цыганский свинг (как известная личность, чье имя пестрело на парижских афишах, он сумел избежать концентрационного лагеря). Делоне и Панасье по-прежнему возглавляли свой клуб.
Первый подался в Сопротивление, а второй использовал джазовые записи в качестве вызова оккупантам: однажды он показал немецкому цензору пластинку с песней, помеченную названием La Tristesse de St. Louis, и услужливо объяснил, что это старинная французская песня о бедном короле Людовике XIV. Цензор так и не понял, что перед ним был выпущенный Victor диск St. Louis Blues Луи Армстронга.
После войны Германия оправлялась от шока, в Великобритании действовали ограничения деятельности иностранных музыкантов, и только Париж после четырехлетней изоляции от контактов с американским джазом жаждал развлечений и свинга, который стал символом освобождения от ненавистного оккупационного режима. До этого джазом во Франции интересовался постоянный круг преданных ценителей (вроде сообщества Hot Club de France), теперь же пластинки были нарасхват, а немногочисленных местных джазменов буквально рвали на части владельцы клубов и мюзик-холлов. Свинг превратился во всеобщее увлечение, французы признали его «своим». Американские музыканты могли легко получить разрешение на работу, и их любили.
Правда, на пятки оркестровому свингу наступал бибоп с его сложными структурами, дикими по скорости ритмами и малыми составами. Американская новинка не встретила поддержки в Hot Club de France: Юг Панасье по-прежнему был верен стандартам Нового Орлеана и Луи Армстронга 30-х и считал, что с приходом Чарли Паркера джаз умер: «Когда он разработал так называемый боп, он перестал быть настоящим джазовым музыкантом». Бибоп он считал какой-то новой формой музыки, а кул-джаз не принял потому, что большинство его исполнителей были белыми. Напротив, Шарль Делоне не имел ничего против бибопа: развернулась серьезная дискуссия на тему, что же считать «настоящим джазом».
Бенни Картер и Коулмен Хокинс уплыли из Франции в США в 1939 году, чтобы избежать нацистской угрозы, но сразу после войны американские музыканты вновь рвались прочь от расистских законов США в богемный Париж, который встречал их как героев. Открытый в 1948 году ночной клуб Le Caveau de la Huchette стал основным местом работы парижских джазменов — и местных, и заезжих: за десятилетия здесь успели выступить Лайонел Хэмптон, Каунт Бейси, Арт Блейки и другие (уютный подвальчик на рю де ла Юшетт по-прежнему ждет гостей). Многие американские музыканты жили во Франции относительно долго: от Сиднея Беше до Арчи Шеппа. Некоторые, как Беше и барабанщик Кенни Кларк, оседали надолго, играли в кафе в квартале Сен-Жермен-де-Пре на левом берегу Сены, который бурлил творческой энергией в послевоенные годы.