Ветер сулит бурю

– Идете вы или нет? – кричал Питер с пустынного берега, сложив руки рупором.

– Ладно, Питер! – крикнул Томми. – Сейчас идем.

Томми умел удивительно легко перескакивать с одного предмета на другой, только сейчас его мысли занимала эта девочка с коротко остриженными волосами, падающей на лоб челкой, с правильными чертами лица и решительным подбородком; сейчас это была она со своим Джеймсом Стивенсом, а уже через минуту он весь ушел в сложную механику двадцатидвухмиллиметровки. Подходя к Питеру, он уже успел пережить выстрел во всех подробностях: представил себе все так ясно, как будто сам оттянул хорошо смазанный затвор, ощутил под пальцами маленький продолговатый патрон, вставил его в патронник, навел мушку, прицелился и услышал треск выстрела.

Девочка подняла глаза и увидела, что Мико смотрит на нее сверху вниз и улыбается.

– Питер – славный парень, – сказал Мико неизвестно зачем. – Просто ему с таким трудом удалось выпросить у отца ружье. А притащить его сюда было тоже не так-то просто! Пришлось спрятать под рубашку и пропустить в штанину, чтобы никто не заметил. А так он всегда очень вежливый.

Тогда она немного смягчилась. Вид у нее стал менее натянутый, и голос утратил надменность.

– Только смотри, чтобы он не убивал птиц, – сказала она, и видно было, что это беспокоит ее не на шутку.

– По правде говоря, – сказал Мико, – мне что-то не верится, чтобы он мог убить птицу, даже если она прямо перед ним усядется. Я заметил, что он и ружье-то держать в руках не умеет. Да и патронов у нас всего десять штук.

– Это приятно слышать, – сказала она.

– Как тебя звать? – спросил он и опять сам себе удивился. – Ты, конечно, извини, – добавил он после паузы, – что я не в свое дело лезу, только смотрю я, сидишь ты тут одна под деревом и ничуть не боишься четырех парней бандитского вида. Зачем ты сюда приходишь?

Она вытянула ноги, и книга соскользнула ей в подол.

– Да ты не извиняйся, – сказала она. – Меня зовут Джозефин Мулкэрнс. Зачем я сюда прихожу? Да так, чтобы побыть одной.

– Неудачный ты выбрала для этого день, – усмехнулся Мико.

– Это правда, – сказала она. – А ты в чудеса веришь?

– Сейчас нет, – ответил Мико, – а ночью бывает, что и верю.

– О Господи, Мико, да идешь ты? – спросил с возмущением Туаки, стоявший чуть поодаль. У Туаки на лице было написано все, что он думает о девчонках, а думал он о них не особенно-то лестно. – Ну, Мико! – продолжал он. – Ребята же все патроны расстреляют, пока ты соберешься.

И тут же, будто в подтверждение его слов, раздался треск, похожий на щелканье бича.

– Слышишь, Мико! Иди, ну!

– Иду, иду, Туаки, – сказал Мико. – Ну, пока, – сказал он, обращаясь к девочке, – так ты не обижайся, что мы тебе не дали побыть одной.

Она улыбнулась. Зубы у нее были мелкие и такие же ровные, как челка.

– Ничего, – сказала она, – против тебя я ничего не имею, а вот тот рыжий мальчишка просто несносный.

Они бегом догнали остальных, и на протяжении следующего часа никто не вспоминал о решительной девочке, сидевшей на холме с книжкой Джеймса Стивенса. На острове водились дикие утки. На них мальчики и изводили свои патроны. Остров был неровный, изрезанный небольшими овражками, в них можно было прятаться и незаметно переползать с места на место. Они нет-нет да стреляли, не целясь, то в осторожную крякву, то в юркого чирка. Занятие было хоть и бесплодное, но зато веселое. Жизнью пока что рисковал только тот, кто находился в непосредственной близости от стрелявшего. Очень скоро они израсходовали восемь патронов, по два каждый, а потом Питер выпустил девятый в черного баклана, который, давясь от жадности, пожирал пойманную рыбу. И вот тогда-то, дойдя до восточной окраины острова, они увидели на плоской черной скале далеко в море трех тюленей.

Первым их заметил Мико, он и заставил остальных опуститься на траву.

– Да тише вы! – зашептал он. – Ложитесь Бога ради, потом посмотрите.

Они лежали очень тихо, с колотящимися сердцами, а потом подняли головы. Тюлени, вероятно, только что появились, а то их давно бы распугали выстрелы. Далеко, за Аранскими островами, солнце укладывалось спать за темные облака, которые угрожающе надвигались с запада.

Начавшийся прилив пока еще чуть заметно поднимал и опускал водную гладь. Воздух казался совершенно прозрачным. Это был один из тех вечеров, когда звуки слышны далеко-далеко. Они даже различали в жужжании мошек, тучами осаждавших их, отдельные голоса и треск прятавшихся в траве кузнечиков. Горы Клэра вырисовывались совершенно отчетливо. «Это к дождю!» – подумал Мико. Видны были голые горы и груды нагроможденных на них камней, безобразные обломки гранита, казалось, за ненадобностью сброшенные сюда с неба.

А тут еще эти тюлени, гладкие и лоснящиеся, похожие на безупречно обточенные круглые прибрежные валуны. Двое из них забрались на скалу. Они лежали, вытянув шею и туловище в одну линию, неподалеку от них расположился еще один тюлень. Он поминутно соскальзывал со скалы, игриво прятал голову под воду и кувыркался, так что его спинка то и дело мелькала на поверхности. Потом он исчезал глубоко под водой и сейчас же с невероятной быстротой выныривал из воды, точь-в-точь как лосось, что иной раз в панике спасается от преследования тюленя, может быть, родича вот этого самого, и, мокрый и торжествующий, карабкался на камень. Тогда один из лежавших там тюленей приподнимался на передние ласты и издавал странный, удивительно немузыкальный звук, напоминающий гудок старинного автомобиля, и они сходились морда к морде, как будто стараясь укусить друг друга, и тот, что держался хозяином, напирал грудью на пришельца, оттеснял его назад и наконец спихивал с камня, так что он уже безо всякой грации тяжело плюхался в воду, поднимая брызги фонтаном. Удивительно интересно было наблюдать за ними. И чего это они? Казалось, они могут продолжать так до бесконечности. А один тюлень так и лежал, растянувшись, предоставляя другому расправляться с непрошеным гостем. «Интересно, самец это или самка? – думал Мико о ленивом тюлене. – Что это, две женщины дерутся из-за мужчины или, наоборот, двое мужчин – из-за женщины?»

Это было прямо настоящее представление. Каждый раз, как тюлень падал со скалы в воду, Туаки принимался хлопать в ладоши и громко хохотать, так что Мико приходилось зажимать ему рот огромной рукой.

И вот Питер положил всему этому конец. Он прицелился.

– Попробую-ка я по ним выстрелить, – сказал он, сверкая глазами.

По-видимому, в нем заговорил кровожадный инстинкт отца-охотника. Мико хотел было протестовать: «А вдруг он правда возьмет да убьет одного из этих милых зверей?» – подумал он. Вот жалость! В их игривости было что-то почти человеческое. Однако уже смеркалось, и он решил, что Питеру все равно не попасть, разве что спугнет их. Те, что лежали на скале, немного обсохли, и, хотя шкуры их все еще лоснились, стало заметно, что шерсть у них коричневато-серого цвета.

– Ладно, – сказал Мико. – Валяй!

– Если вы посмеете стрелять в тюленей, – раздался сзади возмущенный голос, – я сообщу об этом в полицию.

Все четверо испуганно подняли головы.

– О Господи! – произнес Питер. – Опять ты!

Он подставил левую руку под ружье, примостил дуло на бугорке прямо перед собой и положил палец на спусковой крючок.

– Не давай ему стрелять! – взмолилась она, обращаясь к Мико, а потом вскочила на ноги и закричала: – К-шш, к-шш! – так что голос ее разнесся далеко над водой.

Тюлени подняли испуганные морды и затем с невероятной быстротой соскользнули со скалы в море. В тот же момент раздался выстрел. Они увидели всплеск ярдах в десяти левее скалы.

– Если бы я знала, – сказала девочка ядовито, – что ты такой меткий стрелок, я бы не стала беспокоиться. – Потом повернулась и пошла прочь.

– Господи Боже! – негодовал Питер.

– Брось, Питер, – сказал Мико, положив ему руку на плечо, – ну чего ты из-за нее расстраиваешься?

Томми все о чем-то думал.