Это всё ты

– Ладно, я пойду, – машет мне ухмыляющаяся Кира.

Игнорирую ее. К черту!

– Отойдем к буфету? Большинство болельщиков уже вернулись ко второму тайму. Там должно быть потише.

На душе теплеет, когда узнаю в этих интонациях своего уравновешенного и рассудительного Свята. Ни слова выдавить не получается, но киваю охотно – со слезами на глазах и робкой улыбкой.

– Что-нибудь выпьешь? – сухо проявляет заботу Усманов, едва добираемся до буфета.

– Нет… Спасибо, – благодарю, перенимая его нейтральный тон. – Как отец?

Свят с такой силой стискивает зубы, что белеют скулы и линия подбородка.

– Не хочу о нем говорить, – цедит, отворачиваясь.

– Понимаю… Спасибо, что пришел, несмотря на проблемы в семье… Свят… – вздыхаю, опуская взгляд. – Мне очень жаль, что так получилось. Причинять тебе боль для меня самой убийственная мука. И если бы была возможность противостоять тем чувствам, которые я испытываю к Яну, клянусь, что воспользовалась бы ею! Но я не могу! Прости, но я должна сказать тебе всю правду… Я… Боже мой… – задыхаюсь, с каждой секундой все больше опасаясь того, что попросту лишусь сознания. – Я люблю Яна с девятого класса, Свят!

Усманов закусывает губы. И смотрит на меня воспаленными глазами.

– А я тебя с первого, Юния.

– Мне жаль… – всхлипываю я. – Правда, Свят. Мне очень-очень жаль.

– Значит, ты никогда меня не любила? Никогда?

Смотрит, выжигая душу.

В моменте от этой боли хочется умереть.

– Как мужчину, нет, – признаю, теряя колоссальные силы. Он судорожно выдыхает и, прижимая ладонь ко рту, резко отворачивается. – Свят… – скулю ему в спину. – Как друг ты мне очень дорог. Я не хочу тебя терять. Но, конечно же, приму любое твое решение. Как тебе будет лучше.

– Я собирался… – с трудом проговаривает он, оборачиваясь. Сглатывая, прочищает горло. И все равно дышит очень и очень тяжело. Глядя мне в глаза, будто бы погибает внутренне. Это так страшно! Зажимаю рот рукой, чтобы не закричать. – Я собирался бросить Киев… Бросить свою мечту! Потому что ты, несомненно, важнее! Думал, переведусь в ваш универ, пойду в эту гребаную футбольную команду… Буду с тобой рядом! Чтобы отвоевать тебя, блядь, обратно!

– Прости… – все, что могу выдать я, захлебываясь слезами.

– Но после того, что мне сказала ваша с Нечаем сокурсница… Понял, что все это никакого смысла не имеет!

– Что? Кира? – лепечу, предчувствуя подступающую панику. – Что она сказала?

Но…

Свят не отвечает.

Смотрим друг на друга. Долго-долго. Добивает этот контакт хор фанатов, которые затягивают перед началом второго тайма популярную в футболе тему «Знаешь ли ты[20]…».

– Прощай, Юния, – шепчет Свят отрывисто.

Вижу, как из его переполненных влагой глаз проливаются слезы. Машинально подношу руку, чтобы стереть их, но Усманов дергается в сторону и уходит.

А я остаюсь там… Сама… Сдвинуться с меня не получается. Кажется, что земля в один миг начинает вращаться быстрее. С такой одуряющей скоростью, что голова кругом летит, и подступает тошнота.

Понимаю, что должна вернуться на трибуны. Но как это сделать, не знаю.

– Девушка… С вами все в порядке? – интересуется какой-то парень.

Именно он заставляет меня отмереть и начать двигаться. Утирая слезы, чувствую, как боль трансформируется в сокрушительную злость.

На этом топливе я и возвращаюсь на трибуны.

– Что ты ему наговорила? – схватив Киру за локоть, рывком заставляю ее подняться.

– Ты с ума сош… – пищит та растерянно и явно испуганно.

Но мне плевать. Я в бешенстве.

– Отвечай!

– Да ты охренела??? Долбанутая!

– Говори, сказала!

– Правду, идиотка! Что вы с Нечаевым трахаетесь, как минимум, с выездной игры! Все об этом знают! Ну и… Пару фоток твоему оленю показала. Давно надо было!

Что тут возразить?

Если не кривить душой, я понимаю, что в словах Киры есть истина. Пусть у нас с Яном не было секса, однако… Близость есть давно. Очень давно. И отрицать это подло.

– Ну ты и сука, Кира, – заключает вместо меня Мадина. – Слышала, что такое зашквар? Ты себя закопала. Не удивляйся, но я больше чем уверена, что после такого ни одна собака с тобой дружить не захочет. Слишком мерзко.

– Мерзко? – выпаливает Кира. – А трахаться с этим фриком тебе не мерзко? – указывает на Валика.

Сердце вновь сжимается от боли.

Как жаль, что я неспособна дать этой гадине затрещину!

– Солнышко, – протягивает Мадина с презрительной улыбкой. – Пытаясь оскорбить меня, ты только подчеркиваешь свою гнилость. И нет, мне не мерзко. Потому что этот фрик трахает меня с такой любовью, с которой ты, моя дорогая, не встречалась даже в своих фантазиях. Правда, Кексик?

Валя выглядит ошарашенным. Кажется, слово «любовь» звучит между ними впервые. Но, тем не менее, сумев взять себя в руки, он, к моему восхищению, подтверждает сказанное Мадиной.

– Правда.

– Ну и… Пошли вы! – выпаливает Кира униженно.

И убегает.

– Нечай рыскает взглядом по трибунам. Ищет тебя, – шепчет мне Мадина. – Иди, успокой его. Нам нужна победа.

Я понятия не имею, как это сделать. Но знаю, что должна.

Стискиваю кулаки, перевожу дыхание, разворачиваюсь и начинаю спускаться. Оказавшись у ограждения, где около получаса назад целовались, ловлю всполошенный взгляд Яна. Складываю пальцами сердце и улыбаюсь, чтобы заверить, будто все хорошо. Он встряхивает головой и смеется.

А затем… Раскручивает такую игру, о которой еще долго будут говорить в футбольных сообществах. На пару с Самсоновым с таким драйвом носятся по полю, откровенно кайфуя от игры и даже безбашенно подтанцовывая между удачными финтами, что я сама едва удерживаюсь на месте.

Была бы возможность, выскочила бы к ним.

Хотя бы ради того, чтобы вытрясти застывшие за грудиной комки боли.

Думаю, выбежать на поле хотела бы бо́льшая часть болельщиков. Трибуны ликуют, громоподобно поют, горланят задорные речовки и в целом очень активно дают поддержку.

Не переставая следить за игрой, пытаюсь придумать, что написать Святу, чтобы его боль стала хоть чуточку меньше.

«Мы тебя не предавали…»

«Мы не спали…»

«Мы не обманывали тебя…»

«Мы не хотели тебя ранить…»

«Я собиралась тебе все рассказать…»

Любая из этих фраз кажется еще более травмирующей и в чем-то даже лицемерной. Наверное, лучше промолчать. Не пытаться оправдаться там, где не может быть прощения. Тяжело, но я должна нести полную ответственность, не приуменьшая свою вину и рассчитывая на какие-то поблажки.

И при этом… Я должна держаться стойко, чтобы не волновать Яна.

Идут последние минуты матча, когда на мой телефон попеременно рвутся дозвониться – то мама, то папа. Я, естественно, не принимаю. Они знают, что я на игре. Этого достаточно. Терпеть очередные допросы я не обязана.

Юния Филатова: Не могу говорить. Здесь очень шумно. Все в порядке?

Отправляю сообщение на мамин номер.

Она практически сразу отписывает.

Но…

Нечто странное.

Валерия Филатова: Не надо мириться со Святославом. Ни в коем случае! Приезжай домой скорее. Папа рвет и мечет.

В полном недоумении таращусь на эти фразы, а понять, в чем дело, не могу. Вскидываю голову и вижу, как Самсонов выбивает мяч с нашей половины поля к воротам противника. Там его на грудь принимает Кравченко. Скатывает по телу к ногам и дает пас Фомину. А тот – Игнатьеву. Но успешно завершить атаку не удается. Голкипер соперников отталкивает мяч ввысь.

Разочарованный гул на трибунах. Доли секунды… Нечаев подпрыгивает, возвышаясь над другими игроками, и мощным ударом головы загоняет мяч в ворота.

Цифры на табло меняются. Сначала счет с единицы на двойку в пользу наших, а через мгновение после этого, заставляя трибуны взреветь, обнуляется таймер.

В висках стучит напоминание, что нужно ехать домой. Сердце трещит из-за Свята. Из-за всего произошедшего в общем – камень висит на душе. Но я делаю усилие над собой, отбрасываю тревожные мысли и блокирую негативные чувства. Поднимаюсь и бегу к Яну, чтобы еще раз насладиться, как Мадина сказала, своей любовью.

20

Песня поп-исполнительницы МакSим.