Это всё ты

– Мама, – толкает он возмущенно и сам же хохочет.

– А что мама? Что мама? Как из этих кирпичей сделать изящную закуску?

– Ну, ма-ам!

Смеются все, а располовинивать куски все равно приходится Егору самому.

– Давай, давай… – поддерживает добрым словом Милана Андреевна. – Сам исправишь, запомнишь навсегда.

– Боже… – протягивает парень, но не отлынивает.

Филигранно пилит хлеб.

Наблюдая за ними, незаметно справляюсь со своей работой. Ян подходит, когда я уже целый кусок в расход пускаю.

– Ну что, забыла пострессовать над вопросом: тереть ли весь или не весь? – дразнит с улыбкой.

И быстро щипает меня за ягодицу.

Я охаю и краснею. Он смеется и забирает у меня сыр, чтобы закончить приготовление спагетти.

К тому времени, когда мы садимся за стол, я реально испытываю волчий голод. Даже смущение на второй план отходит. А стоит понаблюдать за расслабленными Нечаевыми, и вовсе на третий.

Они не задают мне вопросов, как это сделали бы, окажись у нас кто-то в гостях, мои родственники. Не сосредотачивают все внимание на мне. Непринужденно разговаривают между собой, втягивая в обсуждения совсем ненавязчиво.

– Паста – это лучшее, что придумало человечество, – выдает Илья, прежде чем стянуть с вилки свежую порцию спагетти.

– Поддерживаю, – бубнит с набитым ртом Егор.

– Ага, – толкает следом за братьями Богдан.

Милана Андреевна возносит руки к потолку.

– Господи, какое счастье, что вы все так думаете! – восклицает и сразу же смеется. Глядя на нее, невозможно не сделать того же. – Пятеро мужчин в доме, – поясняет она мне, говоря так, словно Роман Константинович до сих пор с ними. Сердце сжимается, когда осознаю это. Едва получается удержать улыбку на лице. – Они едят, как миниферма, понимаешь?

– Мама! – выдают парни хором.

Но хохочут при этом не менее заливисто, чем сама Милана Андреевна.

– Слава макаронам! – выдает она.

И сыновья все, как один, ее поддерживают.

Я так смеюсь, что приходится прикрыть рот ладонью.

– Очень вкусные бутеры, – осмеливаюсь похвалить Егора, когда хохот стихает. – Здесь вареная свекла, да?

Он краснеет так же бурно, как и я.

– Угу.

– Сельдь, дижонская горчица, руккола, оливки, – перечисляю я, сосредотачивая взгляд на своем кусочке. – А что на основе?

– Сливочный сыр.

– В свеклу добавляешь майонез?

– Сметана с горчицей.

– Супер! Мне очень нравится!

– Эм… Спасибо, но это мамин рецепт, и заготовки ее. Я просто намазал хлеб и наскирдовал.

– Все равно… Ты молодец.

– Ага… – он так стремительно мечется взглядом, словно только и думает о том, как перевести тему. И, в конце концов, находит решение: – Ты так выглядишь, словно Ян тебя из какой-то игрухи скачал.

– Почему? – теряюсь я, пока остальные розовеют и посмеиваются.

– Молчи! – умоляют мать и братья в один голос.

Но четырнадцатилетний Егор не прислушивается.

– Ну… – протягивает он и обозначает перед своей грудью два больших шара. Не сразу понимаю… А когда понимаю, то едва сдерживаюсь, чтобы не нырнуть под стол. – И остальное… – теперь он рисует в воздухе талию и бедра.

– Господи! Егор, свинюка ты такая! – восклицает раскрасневшаяся Милана Андреевна.

– Как ты себя ведешь, животное? – толкает Ян, привставая и, потянувшись за моей спиной, отвешивая брату подзатыльник.

Это выводит меня из ступора.

– Не надо, – ловлю своего Нечаева за руку. – Ничего страшного он не сказал. Ты же сам говорил… – напоминаю о его словах про свою красоту, сомневаюсь, что сердце останется целым. – Все нормально, Ян.

– Егор, когда стесняется, начинает вести себя как дурачок, – проговаривает Милана Андреевна извиняющимся тоном, глядя при этом с укором на сына.

– Ниче я не стесняюсь! Ха! Я вам что – девчонка?

Эта реакция лично мне так знакома от Яна, что я окончательно таю и забываю о своей неловкости.

– Да все нормально. Правда! Я не из игры, Егор, – отвечаю на полном серьезе. – Я… – а вот тут задумываюсь. – Я обычный человек.

– Ничего обычного… Ты девчонка, – фыркает Богдан. Чувствую, как у меня выступают мурашки, когда вспоминаю характеристики, которые ему выписал самый старший брат. – Надеюсь, ты не собираешься переезжать к нам? Если что… Я против. Нам в команду девчонки не нужны.

– Богдан, – одергивает Ян таким тоном, что мне самой страшно становится.

– Извиняюсь, – выплевывает мальчик грубовато.

И тем не менее, придерживая своего Нечаева за руку, задушенно выпаливаю:

– Ничего страшного… Ты же меня предупреждал про свои три версии. Точно! Ты был таким же! Даже жутко сейчас от этой схожести!

Не сказав ни слова, Ян вдруг сгребает меня в объятия. Притягивает к себе, едва не отрывая от стула.

– Прости, – горячо толкает мне в ухо.

И снова у меня по коже летит дрожь. Притом такая крупная, что сохранять неподвижность невозможно. Дергаюсь и сжимаю его предплечья.

– Ерунда, Ян.

– Нет, не ерунда, – настаивает он. А мне и до одури приятно от этих слов, и дико неловко. Ведь, кажется, что слушают все. Наверное, удивляются такому поведению Яна. – Я так вел себя, потому что боялся признать, что ты мне нравишься. Не понимал тогда, что это за странные чувства…

– Когда в груди тарахтит, а в животе щекочет? – посмеивается Илья, разряжая обстановку.

– Нет, – отрицает Ян неожиданно. – Когда все внутри горит, стартуя от «солнышка».

Вспоминаю собственные ощущения в районе солнечного сплетения. Да, там всегда было скопление. Целая плеяда звезд.

И как же они жгли! Как же они закручивали!

– Кто-то из вас уже явно был влюблен… – проговаривает Милана Андреевна с улыбкой.

– Интересно, кто, – толкает грубовато Илья.

Выпрямляясь, вижу, что смотрит он на нас с Яном, словно… Боже, словно тот самый шестнадцатилетний Ян, который, как сейчас оказалось, ревновал меня к Святу.

С презрением. С неприязнью. С агрессией.

Что это значит???

– Откуда же начинается любовь… – посмеивается Милана Андреевна.

– Из груди? Из живота? Или из солнечного сплетения? – подхватывает ее размышления Егор. – Все это… Глупо! Любовь должна начинаться из головы!

– Ой, не всегда, сынок… Не всегда.

– Давайте, что ли, ужинать… – бубнит Богдан. – Положите мне добавки!

Расхохотавшись, Нечаевы возвращаются к еде.

Я и сама, кроме двух бутербродов, с огромным удовольствием съедаю по порции пасты и салата.

– Ну что, полернем пирогом и какао? – наклоняется ко мне Ян.

Положив ладонь на колено, то сжимает, то разжимает пальцы. И эти действия у меня вдруг вызывают безумное волнение, которое ко всему прочему несет в себе и сексуальное возбуждение.

– Давай, – шепчу несмело.

Ян кивает и, опалив мое и без того пунцовое лицо напряженным взглядом, переключает внимание на Милану Андреевну.

– В гостиной, ма?

– Да… Давайте с какао, как обычно, в гостиную. Если, конечно, наша Ю не против?

«Наша Ю…» – повторяю я мысленно.

И так тепло на душе становится, словно меня обняли.

– Нет… Не против, – отзываюсь с некоторым опозданием, не сразу осознавая, что все ждут моего решения.

Наполнив кружки ароматным напитком, перебираемся в гостиную, где все усаживаются перед телевизором прямо на пол и принимаются за сборку конструктора.

– Лего? – удивляюсь я.

– Это коллекционное издание! На восемь тысяч элементов! – оповещает меня Богдан. – Мы будем строить крепость. А ты… Не мешай нам!

– Бодя, – шикает на него Милана Андреевна. – Ну вот как так можно, поросенок ты такой?!

Но это не производит на насупленного мальчишку ни малейшего эффекта. Скрестив руки на груди, он смотрит на меня с таким сердитым видом, что оставаться равнодушной нереально. Пробирает до костей.

– Ладно, – проговаривает Ян, сплетая у себя на колене наши руки. – Если ты против того, чтобы с нами играла Ю, мне тоже придется уйти. Я теперь не могу без нее.

И снова я задыхаюсь. Снова мои щеки загораются.