Война

Совсем рядом была зеленая возвышенность, а на ней — целый комплекс не слишком высоких зданий за мощной оградой. Воздух над этим комплексом струился и дрожал от марева — там нависал невидимый энергетический экран.

Я прищурился от яркого дневного света. В-сканер молчал, но я и без него понял, что эта возвышенность — копия холма с Оком Ведьмы.

Первая чуть отвернулась, показывая рукой на комплекс и рассказывая:

— Это древний город, где впервые провели масштабные эксперименты по созданию самого мощного искусственного интеллекта. Раньше город располагался на месте этих джунглей, еще до глобального изменения климата. После Войны Всех Против Всех город был разрушен и зарос диким лесом.

— Зачем ты это показываешь? При чем тут искусственный интеллект?

Первая удивленно приподняла тонкие прямые брови.

— А ты еще не догадался? Единый — это искусственный интеллект, цифровая форма жизни. Как и я. Один из самых древних и самых мощных ИИ. Мощнее, чем все умботы Республики Росс. Катехизис Умботов на него не распространяется, поэтому он абсолютно свободен в своем моральном выборе. Сильный и свободный… Вакуумные бомбы открыли ему путь в иные миры, и он долго в них странствовал, учился, менялся. Мутировал. И сейчас это нечто совершенно чуждое. Скоро он явится к тебе, и, вероятно, будет очень убедителен. Прошу, Олесь, не забывай, на чьей ты стороне.

Я разинул рот. Единый — искусственный интеллект?

— А вакуумные бомбы, часом, не против него применяли?

— Не только против него. Вакуумные бомбы использовались и против людей. По всей Земле гремела Война Всех Против Всех, самая безумная и бессмысленная война в истории человечества, забравшая больше всего жизней и сильнее всех изменившая облик мира.

— Значит, Поганое поле целиком и полностью результат дурости людей?

— Да. Это дитя ваших ошибок.

— И все Ипостаси Единого… Я слышал, что искусственный интеллект не развивается в одиночестве, он должен образовать социум… Как и люди не развиваются в отрыве от общества…

— Правильно. Единый — искусственный интеллект и в то же время коллективный разум. Но он един, несмотря на то, что состоит из отдельных бессознательных, сознательных и высших Ипостасей. Его ипостаси помогают создать искусственный социум, в котором он и развивается.

— Почему ты говоришь это только сейчас?

— Потому что только сейчас эта информация рассекречена Сюзеренами большинства Секций. На их решение повлиял взрыв — они поняли, что Республике Росс грозит реальная опасность. Я могла бы ударить по Оку Ведьмы из плазменного орудия с орбиты, но тогда есть риск, что Единый снова уйдет в другие миры и опасность не исчезнет. Ты должен победить Единого так, как тебе советуют Защитники с севера. А я подстрахую ваше отступление и зачищу территорию.

“Значит, Сюзерены посовещались и решили больше не тупить, — подумал я. — Заодно вправили мозги Первой. Тоже правильный поступок. Отправили байкеров для битвы. Могут ведь действовать правильно, без манипуляций и всяких мерзких интриг. И всего-то пришлось для этого устроить маленький теракт…”

Вслух проворчал:

— Если мы победим Единого, то и подстраховывать незачем. Но я тебя понял, Первая. Спасибо за это охренительно позднее информирование насчет того, что Единый — гребаный искусственный интеллект. Ты, кстати, не примкнешь к нему? Вы же с ним оба умботы — родственники, считай.

— Никогда! — горячо сказала Ива-1. — Это невозможно. У меня есть Катехизис, а у него нет. Это нас разделяет сильнее, чем человека и Погань. К тому же он давно перестал быть просто умботом. Это чудовище, которое нужно уничтожить без разговоров.

Умбот замялась совсем как человек — нет, как юная стеснительная девушка. На краткий миг она превратилась (или мне померещилось?) в ту самую самую первую Иву в Секции Грин, в древесном небоскребе. В Иву-Либерахьюма, отстаивающего интересы консервативной морали, согласно которой есть добро и зло, честь и бесчестье, личный кодекс и долг. У нее отросли острые эльфийские ушки, а волосы посветлели. Черты лица изменились, смягчились. Но я моргнул, и Ива снова превратилась в Первую — суровую брюнетку с бесстрастным лицом.

Однако этой краткой трансформации хватило, чтобы я понял: где-то глубоко внутри в Первой сохранилась ее прежняя личность. Несмотря на Черную ночь.

— Я желаю тебе… и всем людям успехов, — сказала Первая и улыбнулась. — Вы всегда побеждали. Надеюсь, победите и на сей раз. А я помогу вам в вашем сражении, даже если ради детей придется погибнуть. Как только сразишь Единого, вели своим людям немедленно уходить. Я зачищу местность и уничтожу Око Ведьмы.

***

Первая испарилась одновременно с иллюзией, и я снова очутился в темноте, на краю влажного тропического леса, у подножья Ока Ведьмы. Конь подо мной переступал с ноги на ногу, фыркал — и вообще, вел себя как живое существо, а не чучело из опилок и шкуры, натянутой на деревянный каркас.

“Первая явилась лишь затем, чтобы попросить меня не забывать, на чьей я стороне? — подумал я. — Нет, она все-таки ку-ку…”

Новость об искусственном интеллекте здорово свернула мне все извилины, и я пытался эту информацию переварить. В принципе, сказал я себе, хрен редьки не слаще. Ну и что, что Единый оказался не иномерным пришельцем, а искусственным интеллектом, “скрестившимся” каким-то образом с чуждыми формами жизни? Это даже хорошо, это знакомо. Но и менее опасным его от этого не назовешь. Так что от этой новости мне, по сути, ни жарко, ни холодно.

За те несколько секунд, что я пребывал в иллюзии, пошел унылый дождик. Небо закрыли непроницаемые тучи. Видимости никакой, одна надежда на В-сканер, который один на всех — благодаря объединяющему эгрегору. Я превратился в своего рода сервер при небольшой локальной сети. Россы-байкеры, по всей видимости, ориентировались при помощи ночных визоров в большей степени, чем эгрегором.

В-сканер делал мир черно-белым и тактильным, что ли. То есть мы чуяли текстуру: шершавость или гладкость. И температуру. И пропитанность волшбой.

Кира сидела на коне рядом и чуть позади.

— Что случилось? — спросила она то ли вслух, то ли мысленно. — Ты будто… отвернулся на секунду. Отвернулся сразу ото всех. Не в буквальном смысле, а как бы…

Я кивнул, показывая, что понимаю, о чем она говорит.

— Переговорил с Первой, — коротко сказал я. — Единый — это искусственный интеллект.

— Чтоб мне пеплом подавиться! — вырвалось у Киры.

— Вот именно.

— Но как? А Уроды и прочая Погань? Зачем они умботу? Это взбунтовавшийся компьютер?

— Без понятия. В любом случае это враг.

Дождь усиливался, потоки прохладной воды стекали по волосам, лицу, одежде, коню. Похолодало — если сравнивать с обычным тропическим зноем и духотой. Грязи под ногами прибавилось.

Если смотреть глазами, вокруг была непроглядная тьма. Но вот на пригорке впереди засиял дольмен. Он светился и прежде, но до наступления темноты никто этого не замечал. Дольмен излучал и в невидимом спектре. От него ровным мощным потоком изливалась магическая энергия других миров. Око Ведьмы было открыто, прямо-таки вытаращено в наш мир.

Ну и где запропастилась Единая Ипостась? Долго нам еще мокнуть?

Поддавшись какому-то глупому куражу (не исключено, что на меня подействовало эмоциональное состояние некоторых Отщепенцев), я выкрикнул в эту сырую темноту:

— Эй, Единый! Выходи, подлый трус!

Кто-то хрипло захохотал. Наши воины были напряжены, а напряжение иногда выходит в виде идиотских шуточек и не совсем адекватного смеха.

Затем низкий, хриплый и сорванный голос отозвался из этого мрака, полного чужой энергии и влаги:

— Еще неизвестно, кто из нас трус! Ты ударил меня камнем в висок исподтишка! Это ли не трусливый поступок?

Я усилил действие сканера. Прямо передо мной ниоткуда материализовались два всадника. Один — обожженный и уродливый, незабвенный Борис Огнепоклонник, с некоторых пор мой родственник — шурин, чтоб его. Он полностью лишился волос, и неровный, в буграх и шишках череп его напоминал башку Урода. Его спутник так же, как и в первую нашу встречу, прятал за черной маской лицо и представлял собой помесь ниндзя и назгула. Коней я узнал чутьем: рыжая Киры, гнедая — воеводы Бориса. Живы еще, бедняги.