Демоны города масок

А после молва о мальчишке-лихоморе дошла и до навиров, которые выследили меня по дороге к новому дому и вызвали на разговор. Трое статных мужчин в зеленых мундирах с красными воротами показались мне величественными, будто небожители. Навиры не угрожали и не тащили с собой волоком. Они предложили мне стать одним из них, и этих простых слов хватило, чтобы мальчишечье сердце, жаждущее славы и почета, зашлось от волнения. Конечно же, я согласился. Тогда они велели рассказать, как меня угораздило очутиться на улице. Я и рассказал.

Посовещавшись, они решили все же заплатить за меня отступные. Изумленные глаза отца с матерью и испуганный писк Дании я не забуду даже на смертном одре. Родители поначалу решили, будто я натворил нечто настолько невообразимое, что особые солдаты императора возьмут под стражу и их тоже. Когда же один из навиров признался, что меня забирают для обучения в кадетском корпусе, отец и вовсе не поверил. Никто не собирался спрашивать разрешения на то, чтобы забрать меня в Белояров, но триста золотых легер родителям снисходительно отдали. Вернее, бросили, будто подаяние, которого они не заслужили. При виде денег глаза матери и отца зажглись алчностью, отчего я сердито отвернулся, поспешив скрыть навернувшиеся слезы обиды и горечи. Это были последние слезы, пролитые мною в этой жизни.

Сегодня же ноги вели меня по знакомым местам, а сердце трепыхалось обезумевшей птицей, бьющейся в клетке. Когда впереди замаячили обугленные развалины дома, где прошло мое несчастное детство, оно и вовсе остервенело заметалось. Родительский дом сгорел! Судя по сорнякам, заполонившим некогда ухоженный огородик, здесь уже много лет никто не обитал. Куда делись родители? Остались ли в живых или погибли в огне? Я соврал бы, сказав, что переживал о них или о Дании. Семья Таян уже пятнадцать лет не имела ко мне никакого отношения. Правда, щемящее сердце не желало этого признавать.

Обойдя пепелище по кругу, я в последний раз взглянул на останки своего прошлого и ушел, чтобы больше никогда не возвращаться в детство. Только напиться захотелось еще сильнее.

Трактир «Сокровище провинции» встретил нас шумом людских голосов и веселой музыкой. Играли на нарамской скрипке и гармошке. Между деревянными столиками сновали соблазнительные подавальщицы с ломящимися от выпивки подносами. На каждой красовался черный камзол длиною чуть выше колен, отороченный золотистой вышивкой. И если приличным девушкам полагалось носить нижнюю рубаху до пят, то местные завлекали мужчин голыми ногами, обутыми в коротенькие парчовые сапожки.

Дан кивнул на пробегавшую мимо подавальщицу, и та при виде нас кокетливо хихикнула.

– Я же говорил, таких веселых мест в вашей скучной Мирее нет и никогда не будет, – перекрикивая музыку, напомнил он.

– Почему это Мирея наша? Ты уже забыл о родине? – фыркнул я.

– Это родина обо мне забыла.

Получив уклончивый ответ, я не стал расспрашивать. Наверняка у Дана имелись причины бросить все и запросить перевод в провинцию, куда никто из навиров в здравом уме отправляться не желал. Конечно же, его прошение удовлетворили.

Дан воодушевленно потащил меня в отдаленный уголок, где за кадушкой с раскидистой пальмой притаился небольшой круглый столик. Он по-хозяйски плюхнулся на жалобно скрипнувший стул и махнул одной из подавальщиц. Призывно покачивая бедрами, та приблизилась к нам, очаровательно улыбнулась Дану и пробежала по мне изучающим взглядом. Ее улыбка растеряла почти все очарование, сделавшись натянуто-обходительной. На мне болтались ненужные вещи одного из бойцов Дана, отчего выглядел я, мягко скажем, не героем девичьих грез. Плечистый детина отдал мне их даром, и я был рад даже этому. Не ходить же днями и ночами в форме навиров, а денег у меня после пробуждения на центральной площади Даира не осталось ни легеры.

Вскоре подавальщица водрузила на стол бутылку с зеленоватой настойкой, две хрустальные рюмки и несколько тарелок с мясом, овощами и соленьями. Дан явно собрался пить всю ночь. Я был не против.

Когда в нас сидели уже четыре рюмки нарамской настойки на травах, а в груди разлилось приятное томление, он осторожно осведомился:

– Где ты пропадал до вечера? Следил за Амаль?

Фыркнув, я ответил:

– Если хотел расспросить о ней, необязательно было закатывать пир и тратить столько денег.

– Так вот, значит, какого мнения ты о втором после командира, Амир? – оскорбленно воскликнул Дан, но в глубинах его глаз цвета морской волны плясали бесы. – Решив от чистого сердца угостить тебя, я заслужил лишь глупые подозрения!

– Не разыгрывай драму, второй после командира, – с усмешкой буркнул я.

– Ладно, сдаюсь. Я видел, как тебя гложет что-то неподвластное тебе самому. Навир, поглощенный страстями, – плохой навир. По себе знаю. Вот я и рассудил, что нам обоим нужен вечер в дружеской компании.

Недаром Дан казался мне на редкость проницательным. Он с легкостью нашел подход к каждому солдату нашего взвода, став для нас не просто заместителем командира, а понимающим приятелем. Дан играючи сходился с людьми, завоевывал симпатии и покорял сердца, но при всей своей открытости никогда не пускал в душу посторонних. Он выслушивал сослуживцев, давал советы, но ни разу не раскрыл, что за демоны притаились в его собственном сердце. А я никогда не поверю, что у такого человека, как Дан, их не было. В конце концов, без демонов он не смог бы столько лет называть лучшим другом Иссура Ак-Сарина. С младшим братом Тира водила дружбу разве что нечисть… и Дан. Да и тот рассорился с Иссуром еще два года назад – как раз когда Тир занял место покойного воеводы. Тогда же и подал прошение о переводе.

– Давай еще выпьем? – предложил я и поднял рюмку, чтобы не отвечать на расспросы.

Правда, всего три рюмки спустя, растроганный душевной мелодией, я признался:

– Ты спрашивал, где я пропадал весь день? Сегодня я видел сгоревшие руины отчего дома. Не знаю, жива ли моя семья, но от родных стен остались одни головешки да дурные воспоминания.

– У тебя возникло желание повидаться с родителями? – икнув, спросил Дан, которому была известна печальная история моего детства.

– Нет, не возникло, – отрезал я. – Ни разу за пятнадцать лет.

Дан покачал головой и протянул мне рюмку.

– Я был уверен, что ты следишь за Амаль Кахир.

– Я следил, – тяжело вздохнул я.

Ну вот, обаяние Дана вновь победило! Захмелев от настойки, я оказался не в силах противостоять соблазну поведать хотя бы малую толику того, что рвало меня на части три бесконечных дня.

– Куда же она направилась?

– Я уверен, что Амаль в Зеленом особняке, но мне так и не удалось ее увидеть.

– Может, оно и к лучшему. Думаю, при встрече тебе несдобровать, – ухмыльнулся Дан. Он попытался спрятать усмешку, уткнувшись носом в рюмку, но не преуспел.

– Что б ты понимал!

– Ты прав, я мало что понимаю в вашей истории. – Дан примирительно вскинул руки. – Ты же не рассказываешь, как вышло, что тот, кто должен был неусыпно беречь Амаль Кахир, завел шашни и с ней, и с ее служанкой.

– Нет у меня ничего с ее служанкой.

– А с Амаль, значит, есть.

Я бессильно хлопнул рукой по лбу и поднял следующую рюмку.

– Она – невеста воеводы. Зачем ты влез в дела правящих особ? – не отставал Дан.

– Все гораздо хуже, второй после командира. Я сам почти что вошел в эти правящие круги.

– Неужели решил жениться на Амаль вместо Тира Ак-Сарина? – ахнул Дан, на что я лишь печально усмехнулся.

– Нет. Моя невеста – двоюродная сестра Тира, Лира Ак-Эрин.

Услышав это, Дан поперхнулся куском мяса.

– Давненько меня не было в Мирее, – прохрипел он, откашлявшись и вытерев слезы. – Как оказалось, жизнь там бурлит. Ты не думал, что Амаль может в отместку тебе рассказать Лире о вашей… интрижке? Тогда свадьбе не бывать.

– Она расторгла помолвку и теперь уж точно не поедет в Мирею.

– Неудивительно. Тир Ак-Сарин заслал к ней в дом лжеца, пусть и сделал это с добрыми намерениями. Если уж он всерьез решил жениться на Амаль Кахир, то должен был разузнать об ее нраве. Эта стерва не моргнув глазом сведет в могилу всех врагов до единого. Ты слышал, что в тринадцать лет она сожгла человека и за это отец выслал ее из столицы? Похоже, надеялся, что Нечистый лес поглотит проблемное дитятко.