Демоны города масок

Волхатов называли потомками тех самых завоевателей. Лишь одному Творцу известно, не смотрела ли я сейчас на окаменевшую конечность кого-нибудь из своих предков. Если кочевники завоевали эти земли, если волхаты создали на ней целое государство – гордый и устрашающий Нарам, то нам ли трусить перед лицом империи?

– Я на большой площади в поместье, каан, – возвестил Закир.

– Это плац, а не площадь, – возразила я, представив гримасу Беркута, услышь он, как оскорбили место, где солдаты годами стаптывали подошвы ботинок и сапог.

– Куда лететь? – Похоже, слепой волхат даже не обратил внимания на мое замечание.

– Следуйте к солдатскому корпусу – он справа от дома с четырьмя башнями. На первом этаже, в общей комнате, сложен большой камин. Вечера сейчас прохладные, думаю, прислуга уже топит его.

Мне и самой хотелось верить в свои слова. Истопник ведь мог попросту разжечь расположенную в подвале печь, тепло от которой расходилось во все солдатские кубрики, но из нее нам никак не удалось бы выбраться. Нет, было еще слишком тепло, чтобы использовать большую печь. Должно же мне повезти хотя бы в такой мелочи.

Прошла еще пара минут, прежде чем сгусток огня достиг солдатского корпуса. Я провела его к комнате отдыха, мимолетом улыбнувшись от искренней похвалы Закира, впечатленного фресками на стенах холла. Это он еще мой дом не видел! Хотя нет, Амаль, дом уже тебе не принадлежит, и фрески эти достанутся следующему наместнику.

– Здесь кто-то есть, – настороженно произнес Закир. – Молодой мужчина в коричневых штанах и рубахе уснул в кресле с кипой бумаг.

Наверняка Ансар. Он и при жизни Беркута вынужденно занимался документами, ведь в цифрах Михель понимал чуть лучше своего Мора. Сейчас же бремя заботы о содержании отряда целиком легло на плечи Ансара.

– Камин почти потух, – продолжил Закир.

– Так зажгите его, – приказала я, но одернула себя и смягчилась.

Еще несколько минут потребовалось сгустку огня, чтобы разжечь камин.

Когда Закир объявил, что со своей задачей справился, и развеял огонек в языках пламени, Мансур плеснул в костер свою кровь из приготовленной заранее склянки. Огонь взметнулся в неистовой пляске, затрещал и заискрил. Мне уже приходилось видеть, как он приходит в бешенство, открывая коридор. В ночь, когда сожгли Зеленый особняк.

Мансур убедился, что мы взяли с собой все необходимое для длительного побега, коротко обнял Мауру, потрепал по макушке беззлобно фыркнувшую Иглу и в нерешительности остановился в шаге от меня.

– Обнимешь отца, Амаль?

– Надеюсь, в нашу следующую встречу я смогу назвать вас своим отцом. Тогда и обнимемся, – отрезала я и смело шагнула в огонь, напоследок прошептав Закиру: «Спасибо». На его тонких потрескавшихся губах расцвела счастливая улыбка.

– Тэле́ сэфа́р, мин кие́н[3], – донесся до меня голос Мансура. Я плохо, очень плохо знала старонарамский язык и потому не поняла ни слова. Язык павшего два века назад государства остался с нами в ругательствах, но не в словах любви. Насмешка над народом некогда великого Нарама. Почему никогда раньше меня это не волновало?

Не обернувшись, я ступила в костер. Коридор огня встретил знакомым жаром, пробрался под кожу и выступил каплями пота. Обернувшись, я убедилась, что мои спутники шли следом. Маура, как всегда величественная и гордая, Игла, дерзкая и самоуверенная, и Данир, храбрящийся, но растерянный. И я, та, кому следовало быть сильнее всех.

Пылающий коридор тянулся и тянулся под нашими ногами. Он получился куда длиннее того, по которому мы с Маурой незамеченными сбежали на городское кладбище.

Наконец вдалеке показалась черная точка. Варосса! Я ускорила шаг и почти сорвалась на бег, только бы скорее вернуться к людям, чьи жизни сейчас зависели от меня и моей скорости.

Вскоре точка разрослась до топки камина. Я вывалилась на каменный пол, содрав кожу на ладонях, и зашипела от боли. На меня упал Данир, отчего мы оба вскрикнули. Маура с Иглой чинно шагнули из камина, даже не пошатнувшись.

Спящий Ансар вздрогнул от нашей возни и проснулся. Его темные глаза в обрамлении невероятно длинных ресниц расширились, словно вот-вот лопнут от изумления.

– Амаль Кахир! Вы на свободе?! – воскликнул он, окидывая взглядом нашу неожиданную компанию.

Глаза Ансара расширились еще сильнее, стоило ему увидеть Мауру.

– Что… как… а где остальные? – пробормотал он и даже потряс головой, словно отгоняя призрак моей давно умершей матери. Однако та никуда не делась и взирала на Ансара со снисходительной ухмылкой.

– Они… – Я запнулась, но собралась с силами, чтобы ответить: – Погибли.

– Их сожгли люди нового воеводы. Если продолжим пялиться друг на друга и болтать, то все вместе последуем за ними, – перебила меня Игла.

Мой гневный взгляд не произвел на нее впечатления. Как она посмела перебить меня?!

– Погибли? – опешил Ансар.

– Да. Мы с Даниром выжили лишь чудом. Айдан отправил в Вароссу солдат, чтобы убить вас, и они уже на полпути. Я пришла, чтобы увести вас за собой.

За окном стучал осенний дождь, выбивая из меня надежду и волю. Ансар удрученно молчал, теребя в руках бумагу, с которой и заснул.

– Когда пришла весть о смерти воеводы, поместье тут же окружила дружина. Комендант – еще одна продажная псина, надо было и его утопить – словно взбесился. Усилил патрули, увеличил число привратников, приставил надзирателей к поместью. Они караулят нас, а за прислугой, которая выходит в город, следуют коршунами. Нам так просто не уйти от них.

– Значит, уйдем с боем, – процедила Игла, и я впервые с ней согласилась.

Глава 4. Вожак

Амаль

Сорок членов отряда собрались в обеденном зале, облачившись в полное обмундирование, и каждый слушал меня так внимательно, словно стремился запомнить слова наизусть. Ансар задумчиво прожигал взглядом свои ладони, но, судя по всему, не видел даже их. Я рассказала все: о нападении кадара и убийстве Беркута, о сожжении Арлана и заточении в подвале корпуса навиров, о зверстве псин Айдана и пещере волхатов, о новом Нараме, своем противоречивом отношении к плану Мансура и поспешном бегстве по коридору огня. Никогда прежде мне не приходилось так откровенничать с солдатами. Благо, Данир проводил Иглу с Маурой в мою спальню, и они в разговоре не участвовали.

Солдаты скорбели по жестоко убитым братьям, как и я. Новость о смерти командира прилетела к ним с беркутом Михеля еще четыре дня назад. Отряд сумел принять эту новость и выдвинуть Ансара на опустевшее место. Кому еще, если не ему, ближайшему соратнику и преданному помощнику, принять бразды правления? Я же принесла новость страшнее. Но сегодня мы не могли позволить себе раскиснуть и скулить побитыми псами.

– Я пойму и приму ваше решение уйти. Грядущая война моя, но не ваша. Я не буду принуждать оставаться со мной и следовать в Адрам. За воротами Вароссы каждый из вас волен покинуть меня и отправиться туда, куда зовет сердце, – закончила я, и мой взгляд помимо воли скользнул по лицам солдат в отчаянной попытке узреть их намерения в едва заметных изгибах губ или прищурах глаз.

– На спину каждого из нас навсегда нанесен символ отряда. Пусть нас уже не пятьдесят, как на рисунке, но память об убитых братьях будет жить десятилетиями. Так и останется впредь, – заявил Ансар, не посмотрев ни на кого из солдат. Он был уверен во всех до единого, и не ошибся. Каждый из оставшихся тридцати девяти мужчин с готовностью кивнул, и обеденный зал наполнился ободряющими возгласами.

– Амаль Кахир, мы всегда за вас! Вы же знаете! Беркут собрал нас, чтобы защищать вас! После его смерти мы должны продолжить общее дело! – выкрикнул коренастый мужчина по имени Наим.

3

Счастливого пути, моя кровь (перевод со старонарамского).