Катализатор

— Красотка! — шепотом похвалил ее я, усаживая на левое заднее сидение внедорожника. Потом обошел машину и сел на правое заднее. Не забыв «автоматически» поправить пиджак, под которым прятал кобуру с «Глоком».

— Красотк-И! — уточнила Росянка, забравшись в водительское кресло и начав подстраивать его под себя.

Оспаривать это утверждение было чревато боком, и я мило улыбнулся:

— Прости, засмотрелся на комплект фантастических сисек, который в тот момент маячил перед глазами.

— Компенсируешь. Позже… — с легкой угрозой в голосе мурлыкнула эта оторва, вбила в навигатор название отеля, выбрала самый проработанный из четырех предложенных маршрутов, завела движок, тронула «Форд» с места и включилась в игру, рассчитанную на наличие необнаруженных сюрпризов: — Итак, мы в Париже. Сейчас выберемся за пределы аэропорта, проедем сорок три метра по Rue d’Helsinki и окажемся на Avenuede l’Europe…

Кстати, подготовилась на славу: рассказывала «незрячей» Мадонне забавные истории, связанные с достопримечательностями, мимо которых мы проезжали, описывала внешний вид зданий, привлекающих взгляд какой-либо необычностью, изредка хаяла наряды горожан и так далее. В результате час, который потребовался для того, чтобы добраться по пробкам до улицы де Риволи, прошел достаточно быстро и интересно. Впрочем, слово «быстро» больше подошло бы к процессу вселения в номера «LeMeurice»: не успели мы подойти к ресепшену и положить на него пластиковые идентификаторы с земным шаром, зависшим над ладонью, как персонал отеля встал на уши и переключился в турборежим. В общем, полюбоваться интерьерами заведения, принимающего гостей с тысячу восемьсот тридцать пятого года, не удалось, ибо нас со всем возможным пиететом подняли на нужный этаж и завели в навороченный «Люкс» с чуть тяжеловатой и архаичной, но красивой мебелью, камином и кучей зеркал.

Там из моей руки сама собой испарилась монетка в два евро, потом негромко щелкнул замок на входной двери, и я озвучил еще одну реплику из заранее подготовленного сценария:

— Ну что, отдыхаем или отправляемся гулять по городу?

— Гулять, конечно! — хором воскликнули дамы, и Ростовцева расчетливо воспользовалась аргументом, лишающим меня возможности отыграть назад: — Я как раз захватила с собой парики, бородку, надувное накладное пузо и комплект шмотья а-ля папик на прогулке…

…Багаж, который поднял Костя, раскурочили без моего участия. Зато потом от души поиздевались, превращая меня в пожилого пузана с жутко самодовольной физиономией. Да, досталось и Росянке, но в конечном итоге она преобразилась в сексуальную брюнетку лет восемнадцати-двадцати с чуть пониженной социальной ответственностью, что не шло ни в какое сравнение с уродством моего образа.

Закончив со сборами, вышли из отеля, посмотрели через дорогу на сад Тюильри, решили, что шарахаться по нему не так интересно, как по городу, и медленно поплелись фотографироваться на фоне Вандомской колонны. После этой фотосессии Ростовцева заикнулась было о шопинге, но я напомнил, что меня вытаскивали из номера гулять по городу, а не по магазинам, и ломанулся дальше, в сторону авеню де л’Опера.

Любовница, роль которой невероятно талантливо изображала Аня, еще не раз и не два пыталась затащить меня в какой-нибудь магазин или кафе, но я держался. Правда, после каждого приступа нытья раздраженно менял маршрут и пер, куда глаза глядят, зато прошел по всем точкам, оговоренным в беседе с Еремеевым. При этом, конечно же, не позволял телохранителям, старательно изображавшим обычных прохожих, пинать пристававших к нам уличных бизнесменов — художника-араба, танцора-афроамериканца, гадалку-китаянку и курда, пытавшегося впарить «краденые часы».

Кстати, качество отыгрыша ролей этой четверкой оперативников было выше всяких похвал: каждый «актер» с холодной головой, горячим сердцем и чистыми руками[1] жил выбранной профессией, но в то же время запросто мог подрабатывать и щипачом. Почему? Да потому, что после этого этапа вроде как обычной вечерней прогулки в боковом кармане моего безразмерного льняного пиджака обнаружилось четыре крошечные флешки.

«Главное, чтобы не перестарались с незаметностью…» — подумал я, перекладывая пустышки во внутренний карман рубашки. Потом решил, что абы кого к нам бы не подослали, и снова расслабился. То есть, свернул с проспекта Бурдоне на проспект Джозефа Бувара и привел своих спутниц на Марсово поле. Правда, там любовница «начала тупить», но требовательный шлепок по упругой заднице быстро вернул ей правильное настроение, и Люда получила возможность услышать описание и этой достопримечательности Парижа.

Обратно шли мимо штаб-квартиры Юнеско, церкви Нотр-дам дю-бон Консей, по проспекту Бретейль, бульвару Инвалидов и так далее. Любовница продолжала отрабатывать свои деньги, описывая моей «слепой дочурке» все, что попадалось на пути, и периодически пыталась затянуть нас в какое-нибудь злачное заведение, но я был неумолим. В смысле, усиленно изображал усталость и одышку, жаловался, что двужильная молодежь меня загоняла, и мечтал добраться до номера, чтобы рухнуть в какое-нибудь кресло, вытянуть ноги и посмаковать бокал хорошего коньяка.

По саду Тюильри практически ковылял, то и дело поминая неуемный нрав современных девиц, а внутри отеля перестал валять дурака, приветливо улыбнулся девушке на ресепшене и на хорошей скорости ломанулся к лифтам.

Последнюю часть Марлезонского балета отыгрывали уже в спальне. Аня ушла в туалет, а я, не дожидаясь начала инструментальной проверки, набрал девчонок. С планшета. А когда на экране появились лица Татьяны и Лерки, довольно усмехнулся:

— Ну все, треть работы, считайте, уже сделал. Да, не самую сложную, но…

— Денис, выруби, нафиг, свою балалайку и дай мне время вычистить этот гадюшник от жучков! — влетев в спальню, рявкнула «обозленная фурия» и съязвила: — Хотя зачем напрягаться? Ты ж у нас нафиг никому не нужен…

— Извини, зарапортовался! — обрывая связь, «по инерции» буркнул я, а потом «включился в тему» и «подобрался»: — Что-то нашла? В смысле, уже⁈

— Ага! Две микрокамеры, направленные на ванну, и одну — встроенную во внутренний фен биде!

Судя по эмофону, она не шутила, и я загрузился по полной программе. Ведь все сегодняшние телодвижения были рассчитаны на профессионалов, способных получить доступ к архивам уличных видеокамер, «отмотать» этот наш день в обратном направлении и разобраться, чем мы занимались. Но для их включения в игру было слишком рано, ведь мы еще не привлекли к себе внимание. Следовательно, микрокамеры, обнаруженные Ростовцевой, были установлены доморощенными папарацци, жаждущими заработать на записях, за которые особо упертые фанаты заплатят любые деньги. Впрочем, были и другие, в разы менее приятные варианты — какой-нибудь тест, проводимый особо инициативными сотрудниками новой ССО, или… слив информации из этой же конторы!

Все эти мысли промелькнули в голове буквально за мгновение, поэтому чертовски интересную последовательность чувств, сменивших друг друга в эмофоне Мадонны, я не пропустил. И понял, почему после презрения и досады появились прозрение и злое веселье: первой и единственной задачей, стоящей перед нашей командой, являлось привлечение внимания к своему появлению в Париже. А привлекать внимание можно было по-разному!

— Миш, мне нужен владелец, управляющий, начальник охраны или тот, кто в данный момент рулит этой богадельней! — рявкнул я в тактический канал, ощутил веселое нетерпение обеих женщин и добавил: — Будут что-то тявкать, можешь сообщить, что мы съезжаем к чертовой матери! У тебя десять минут на это дело, а потом заберешь наши шмотки и спустишь в машину.

— Эх, а я надеялась пожить в отеле с такой солидной историей… — криво усмехнулась Ростовцева, фоня хищным предвкушением.

— Все когда-нибудь заканчивается… — философски заметила «слепая». — Римская Империя просуществовала полтора тысячелетия, а потом погрязла в междоусобицах и разврате, ослабла и пала под натиском варваров. А отель «Le Meurice» продержался двести восемь лет, но Чума вот-вот поставит крест на его будущем.