Головолом

Оставшись одна, Клара поняла, что пора двигаться дальше. Светлая полоса в жизни подходила к концу, а дальнейшие раскраски полос целиком и полностью зависели только от нее.

Заварив синтетический кофе, Клара гоняла по сети запросы на тему трудоустройства, профориентации, ценой прослушивания рекламы запускала бесплатные модели, сулившие баснословные богатства и спокойную старость. С задачей подсказать человеку жизненный путь, сеть справлялась на редкость отвратительно.

Устав от демонстрируемой безысходности Клара переключилась на новостные каналы, но там — в промежутке между рекламными блоками — лишь трепали зрителям нервы угрозами конфликта между несколькими корпорациями, местными и магрибинскими, из-за какой-то находки, которую сделали на свалке.

Ближе к утру разговоры сменились ужесточением условий комендантского часа, а также картой, боевых зон, для посещения которых рекомендовалось обзавестись пропуском и страховкой.

На окраинах города что-то активно громыхало. Пластиковые щиты на окнах, установленные в самом конце Новой Реконкисты, то и дело вздрагивали, когда небоскреб встречал взрывную волну. К счастью, активная стрельба шла не с той стороны, куда выходили окна Карлсона, а установленные на крыше камеры записали контент, который Клара оперативно загнала какому-то обозревателю.

Именно эта сделка вспомнилась девушке, когда аудиодатчики передали в ее расширенное пространство звуки шагов на лестнице.

Камер по пути от “Аквариуса” до жилья Карлсон то ли не ставил, то ли они успели выйти из строя раньше. Вот и оставались Кларе только приближающиеся шаги.

Двое или трое, определила девушка, прогнав звуки через бесплатный анализатор.

В то, что поднимались именно к Карлу, она не сомневалась. Помимо головолома тут обитали только безобидные старики и с десяток сектантов, балующихся оккультизмом и психоактивными веществами.

Оружия в доме у Карлсона не оказалось. Клара сначала удивилась, а затем наивно подумала, что головолом владеет какими-нибудь тайными техниками бесконтактной борьбы, с помощью которых можно одной командой по лучу уронить на пол целый отряд.

Камера у Карла была только одна, и то черно-белая, со смешным разрешением. Головолом выбрал ее именно по причине возраста. Чтобы взломать это старье нападавшим пришлось бы долго копаться в архивах, да и к радиоэлектронным гранатам она была несколько устойчивее современных моделей, которые мог себе позволить человек, не работающий ни на одну из корпораций.

А что, если Карл мертв, с ужасом подумала Клара, связав быстрый уход головолома с горячими массальскими новостями. Приступ надвигающейся истерики подавил мягкий внутренний голос, должно быть оставшийся от каких-то недоломанных корпоративных программ по предотвращению выгорания.

Смерти нет, сказал Кларе голос. Есть лишь путь, от памяти к памяти, каждая из которых хоть в чем-то, но вечная. От того, что доносил до нее голос, Клара сразу успокоилась и пошла открывать дверь. Голос сносил внутренние барьеры, оставляя после себя ощущение необычайной свободы.

Это не было взломом прошивки, локальным хаком или нейропрограммированием. Кларе словно добралась до большого и бесконечно родного моря, спокойного и надежного, как не до конца обезличенное материнское начало для ребенка.

Да, я в чем-то еще молода и неопытна, признала Клара, задерживая дыхание в ожидании, когда гости пройдут по коридору. Но вместе с тем, я опытнее и старше многих из ныне живущих.

Интуиция, или ее аналог, не подвели Клару. Хлопнула дверь и в дальнем конце коридора появились трое.

Один из них, который был выше и чуть массивнее, выглядел как уроженец Аяччо, вылитый корсиканец невесть в каком поколении.

Второй, идущий с противоположного края, тяжело дышал и обливался потом, убрать который не получалось даже при содействии чипа. От потеющего пахло какой-то из разновидностей мутировавшего табака — эта вредная привычка, почти исчезнувшая в годы Великой Депопуляции, вернулась в мир вместе с неокатоликами-реконкистадорами.

В середине, поддерживаемый по бокам, двигался на автопилоте Карл Карлсон.

Клара отметила многочисленные порезы на его костюме, пятна и белые полосы на брюках, ритмично помигивающий то желтым, то зеленым индикаторами криво пристроенный армейский медпакет на бедре.

— Неужели добрались? — выдохнул потевший, не поднимая головы. — Это было незабываемое приключение, но мне через четыре с половиной часа в смену.

— Доброго утра, — вежливо поздоровался с Кларой тот, кого она мысленно назвала корсиканцем. — Это же тут обычно живет головолом?

На миг Клара почувствовала себя в роли старинной, успевшей повидать жизнь супруги мужа-алкоголика. Но Карл был жив, страхи ушли прочь, а все остальное казалось несущественным.

— Заносите, — выдохнула она, отходя в сторону. Трое мужчин ухитрялись создавать тесноту даже в некогда просторном коридоре.

От Карла пахло смесью дешевых дезодорантов, мутировавшим орлеанским табаком, какими-то незнакомыми медикаментами.

— Вот, возьмите, — корсиканец протянул Кларе аптечку. — У него наблюдается серьезный перерасход нейромедиаторов, злоупотребление стимуляторами. Интоксикацию и переутомление придется лечить несколько дней, но аппарат полностью заправлен и готов к работе.

— Что с ним? — поинтересовалась Клара, успокаивая себя тем, что ни один из красных индикаторов медпакета не выглядел активным.

— Очень много крайне непростых событий, — Корсиканец выглядел не менее усталым чем Карлсон, но у него в кровеносной системе еще крутились стимуляторы. — Мы сами почти ничего не знаем. Подобрали его возле Подмостков, запросили адрес, подвезли на такси, как только закончился комендантский час. Когда он придет в себя, спросите его лично.

— Сколько я вам должна? — спохватилась Клара, увидев, что мужчины собираются уходить.

— Ни единого евроцента, — отмахнулся потеющий. — Хорошие люди должны помогать другим хорошим людям. Без этого мир рухнет и всем хорошим людям будет плохо.

Автопилот провел Карла внутрь квартиры, довел до любимого головоломом места в углу и мягко опустил его в кучу одеял, ковров и подушек.

Клара любовалась его неуклюжей, но чертовски милой моторикой, а когда спохватилась, доставившие Карлсона мужчины уже тихо ушли.

Аудиокамеры, подключенные к расширенному пространству Клары зафиксировали их спуск и фрагмент диалога, который они отчего-то вели голосом.

— Ты видел, как девушка на тебя смотрела? Это все потому, что от тебя воняет. Я не прошу бросить курить, но хотя бы не пачку за ночь. Они же денег стоят и всех вокруг раздражают!

— Давай назовем мое курение разновидностью эскапизма, — отвечал корсиканцу напарник. — Я выставляю между собой и окружающим миром дымовую завесу, раз уж баррикады не разрешают строить.

— Сейчас ты начнешь говорить о том, что мир — это иллюзия, а потому подобное следует лечить подобным.

— Дерьмо это, а не иллюзия, — выругался потливый. — Некоторые утешают себя тем, что вокруг только иллюзия дерьма, но она уж слишком убедительно пахнет…

— Совсем как ты, — перебил собеседника корсиканец.

— А отчего тогда хорошие люди предпочитают жить так высоко?

Кларе Найтингейл, которая с интересом слушала диалог мужчин, показалось, что потливый сопроводил реплику активной жестикуляцией или пакетом данных по лучу.

— Андеграунд мертв! Катакомбы Массалии когда-то спасали христиан, но сейчас подземелья выглядят очередной корпорацией, разве что не уплачивающей налоги в бюджет. О представительстве в парламенте молчу, уверен, там все давно схвачено.

— Допустим ты прав, — корсиканец был вежлив и спокоен, как человек, тщательно оценивающий каждый свой шаг, поскольку запаса оставшихся сил может не хватить до конца пути.

— Я прав! — тут же встрял потливый.

— Допустим, но куда двигаться нам. Не строить же свою корпорацию. Какова, по-твоему, альтернатива?

— Дерьмо превращается в перегной, перегной в почву. А на хорошей почве лучше растет трава.