Головолом

75

Причиной смерти Бобби стала красота. Вот-вот должно было высунуться из-за горизонта солнце.

После длинных подземных коридоров, состоящих будто из нескольких сортов овеществленной темноты, его появление могло стать достойным контрастом для той мистики и хтони, в которую Бобби встрял с головой.

Смерть приревновала к красоте и настигла своего поклонника за миг до рассвета. Пескаторе не разбирался в армейской технике, но никто кроме вояк не мог позволить себе нацепить активную маскировку на любой объект таких размеров. Только армия не считалась с расходами из-за чего армейцев не любили все крупные налогоплательщики.

Для этого приземистого боевого робота, чьи расплывчатые, подернутые муаром маскировки черты напоминали испарения чего-то токсичного, свалка была не самым удобным типом местности.

С одной стороны, слегка похожий на краба робот обретал тут преимущество, за счёт возможности зарыться в один из мусорных холмов и тем самым спрятаться от патрульных дронов. За счёт данного обстоятельства этот робот сумел уцелеть и не попасть под атаки Корпола.

Но, с другой стороны, свалка отличалась разнородностью окружающей среды. Она таила сотни тысяч разнородных предметов, часть из которых к тому же утратила свою форму, прочность и так далее.

Встроенной в робота экспертной системе приходилось тратить большую часть своих вычислительных мощностей на моделирование свалки, а не противника.

В естественных условиях, когда за действиями боевой машины приглядывал оператор или тактический интеллект, такой перекос в распределении мощностей давно бы поправили. Но для этой серии боевых комплексов армия пожалела автономных мозгов. Без тактической поддержки, списанный и частично демилитаризованный робот стал действовать медленно и неэффективно.

Когда он стоял на вооружении Массалии, на уничтожение группы из четырех диверсантов было бы потрачено около полутора секунд. Но половина внутренних устройств робота до сих пор запрашивала команды руководства, а память другой половины на девяносто девять процентов забилась моделированием свойств свалки.

Наверное, если бы судьба позволила бы выжить, боевик описал бы свое состояние как некое откровение.

Хватило доли секунды, чтобы взвесить все за и против, оценить вероятность выживания для каждого в группе, отделить обреченных от имеющих призрачный шанс.

То, что он сам такого шанса не имел, в этот миг казалось досадным недоразумением, пренебрежимо малой погрешностью в грандиозном вселенском плане, где смерть творила красоту, а красота приводила к смерти.

Мгновение, чтобы суметь сделать хоть что-то, задержка в исполнении приговора. Бобби уцепился в неё, полюбил этот миг и мысленно поблагодарил бы богов за драгоценный дар, если бы не выбор в пользу действия.

Для того, чтобы машина сочла его более приоритетной целью, пришлось выстрелить по ней из карабина.

Радиоэлектронная граната еще летела к своей цели, когда бронированный и неуязвимый для ручного оружия робот дал очередь по Флоре. Несмотря на то, что боевик приказал девушке бежать, шансов спастись у нее не имелось. Бегство требовалось Бобби для задержки робота. Даже выстрел из карабина был сделан лишь ради того, чтобы из двух людей с карабинами в качестве следующей жертвы машина выбрала его, а не Сильвера.

Бобби выигрывал доли секунды для своего козыря — радиоэлектронной гранаты.

Скорость реакции у автоматики превышала человеческую, Бобби не сумел бы выстрелить дважды, даже если бы тренировался всю жизнь.

Гонку с механической смертью выиграл не человек, а солнце — оно успело дотронуться до Роберта Пескаторе, прежде чем тот перестал быть живым.

Но со своей задачей Бобби справился. Граната, которую робот счёл безвредной, не повредила армейскому комплексу. Но ее взрыв привлек внимание Корпола к этому месту, на секунду снял активную маскировку и превратил робота в мишень высокого приоритета.

Управляемый крупнокалиберный гиперзвуковой снаряд, запущенный из расположения военных, покончил с некогда списанной техникой меньше, чем через три секунды после восхода.

76

— Что это было? — спросил Карлсон у пространства. Сначала его оглушило и протащило пару метров по какой-то битой керамике. Потом одно из окон расширенной реальности выкатило предупреждение о скором прекращении действия стимуляторов.

Пространство не ответило, сочтя статичный образ металлического чудовища в зависшем окне исчерпывающим ответом.

Карл лежал, укрытый ворохом ярких пластиковых лент с брендом давно не существующих компаний. Чтобы выбраться из этой западни, пришлось изрядно поработать руками и головой. Вне всякого сомнения, этот пластик спас головолома от серьезных повреждений, когда взрыв хаотически перемешал сотню с лишним кубометров выкинутого подальше прошлого.

— Есть кто живой?

Сигнал пришлось транслировать, поскольку горло саднило. От неведомой свалочной химии слезились глаза. Трясущимися руками Карл нащупал ноутбук, запустил автоматическую проверку состояния.

— Где ты?

Голос был хриплым, мужским, дрожащим от внутреннего напряжения.

Карл попробовал вспомнить, кто говорил так же, только более спокойно. Бобби отпадал, методом исключения выходило, что спрашивал Сильвер. Точнее даже Малколм, поскольку без Веры-Флоры рядом активное присутствие Соловьева в голове у аналитика становилось невозможным.

Вот и поговорили, с грустью подумал Карлсон, откладывая список вопросов к гениальному изобретателю в дальнюю директорию.

Ноутбук передал на чип отчет о своем состоянии, доложив, что вышел из строя голографический монитор и сканер отпечатков пальцев. Запасной монитор для старой модели означал две недели ожидания и потерю уймы денег, которые придется отдать умельцам из метро.

При мысли о подземельях Массалии Карла начало мутить. Кажется, он обзавелся то ли отвращением ко всему подземному, то ли сотрясением мозга.

— Где ты? — повторил голос аналитика, теперь уже ближе.

Пришлось снять не пережившие взрыва адреалиновые очки и проморгаться.

— Где Хаухет?

Малколм дотронулся до плеча Карла, вопросительно посмотрел ему в лицо.

— Вера, — поправил бывшего аналитика “Карфаген Индастрис” Карлсон. — Хаухет, только рабочий псевдоним Веры Колевой.

— Спасибо, — выдохнул Малколм и пошел куда-то в сторону, машинально удерживая в правой руке тяжелый карабин.

Чтобы догнать бывшего аналитика не было и речи, но зато, встав на четвереньки Карлсон смог нащупать его лучом.

— Мы двигались в сторону от центра свалки, к окраинам. Она была чуть впереди. А затем ты оттолкнул меня и прогремел взрыв.

Говорить по лучу без очков было неудобно. Для набора сообщения, которое озвучивал автоматический спикер, требовалось видеть виртуальные буквы, плоды раздражения зрительных центров мозга.

После набора длинной фразы Карл открыл глаза. Малколм сменил направление движения, вновь приближаясь к головолому.

— Потом, Карл, позже, — отмахнулся бывший аналитик, роняя неподалеку от головолома оружие, которым тот немедленно воспользовался как палкой. Чип подтвердил отсутствие переломов, но напомнил о ранении, а также выкатил длинный список ушибов и дефицита сложных органических соединений в организме.

Для костыля карабин оказался слишком коротким. Карлсон сделал с ним чуть менее десятка шагов, после чего уронил оружие в скопление деформированных коробок с чернокожим Сантой и нечитаемой арабской вязью.

Если бы Малколм не ходил из стороны в сторону, он бы давно вышел из той области, в которой Карл мог бы поддерживать с ним связь по лучу. Оба мужчины находились на краю области блокировки: тут время от времени уже проскальзывали разрозненные пакеты сети, но до устойчивого соединения было еще далеко.

— Я забыл, зачем все это было, — неожиданно признался Малколм. — Совсем еще недавно четко знал, даже немного гордился собой и всеми нами. Какие-то планы на будущее составлял. А теперь все ушло, остались только смутные воспоминания, без деталей и смысла. И надежда на то, что все пережитое было не зря.