Страница 20 из 67
Император шагнул вперед, не слушая хварга который что-то невнятно хрипел. Какая разница, о чём пытается сказать тот, кто через секунду умрёт? Меч, развернутый рукоятью вверх, взлетел в последнем добивающем ударе, который должен был пригвоздить умирающего врага к земле…
Хруст, тяжёлый вздох полный боли, фиолетовая вспышка магии… Окруженные горами трупов посреди битвы неподвижно замерли на мгновение две фигуры — император так и не успевший нанести свой удар, и Либрисса Дэарт сбросившая с себя заклятье невидимости.
Искажённое злобой, на половину обожженное лицо Либриссы несло на себе отпечаток триумфа. Наконечник её копья на треть вошел в подмышку императора, туда, где было одно из самых слабых мест в его доспехе. Воин пошатнулся, Дроу усилила натиск, со скрежетом преодолевая сопротивление защитной магии и зачарованного металла. Рука в тяжёлой латной перчатке опустилась на древко копья и сжалась, не давая убийце закончить начатое.
— Жалкое, трусливое создание. Под стать своему племени. — Голос императора прозвучал глухо из-под забрала. Меч ударил вниз добивая хварга, в то время как второй рукой Утер вытаскивал из себя жало копья, несмотря на то что Либрисса давила изо всех сил.
Триумф на лице воительницы сменился ужасом, когда она поняла, что не сможет убить императора. У неё не хватало силы, чтобы вдавить копьё глубже или вырвать его из раны, дабы нанести повторный удар. Отпустив оружие, эльфийка бросилась в сторону, на ходу активируя заклятье сокрытия, фигура её смазалась и растворилась росчерком мрака.
Понимая, что убийца так просто его не отпустит, император вырвал копьё из раны и встал в боевую стойку. Кровь жарким потоком обагрила его доспех, но практически сразу успокоилась. Несмотря на магию исцеления которая была щедро вплетена в его доспех, он не чувствовал того что исцелён. Наоборот где-то в глубине его тела поселилась ядовитая червоточина тёмного заклятья, пожирающая его здоровье и силы.
Бросив взгляд назад в сторону Баруты, он пытался понять, почему никто не приходит к нему на помощь. Ведь там позади, остался быстроногий резерв пехотинцев, остались лекари, что встречали выходящих из боя раненых, лучники, обрушивающие на тёмных залпы своих стрел. Но вместо своих отрядов он увидел лишь надвигающуюся стену снега, а в его лицо ударил новый мощный поток ледяного ветра.
Будь на месте императора кто-то другой, он возможно бы и не понял что происходит. Но его шлем помимо многих других качеств позволял владельцу узреть истинную картину мира. И там где все остальные видели лишь снежную бурю, император видел море надвигающейся тьмы, которая уже пожрала тылы его армии и через считанные секунды с первыми хлопьями снега добралась и до него…
Тем временем в самом центре снежной бури, пошатываясь, шагал тот, кто был её сердцем. Некогда это существо было тёмным эльфом, но энергия
Наяна ошиблась, Исси’Лир не превратился в Лича. У лича есть душа, тёмная, осквернённая, но она есть. Лич ограничен своей силой, его перенасыщенная тьмой душа боится дневного света, и не может далеко уходить от места смерти своего тела. У лича есть разум и имя. А у того кто шагал по снежной пустоши не было мыслей или разума. Он стал стихией, якорем тьмы, что на языке древних назывался — танатос.
Танатос был подобен ветру, вот только дул он лишь в ту сторону, где в воздухе висели боль и смерть. Ему не было дела до живых, именно поэтому гномы в подземье выжили. Жалкая каменная стена не остановила бы бурю
Ледяной ветер, сдирающий снег с песчаных пустошей Асарака был насыщен отпечатками душ. Танатос прошёл по подземью, и теперь внутри бури можно было разглядеть хваргов и Дроу, гоблинов и кобольдов. Как только он ступил на поверхность, его привлекла Барута, с её гибнущими под завалами жителями. Так внутри бури появились призраки полуразрушенных домов и стонущие израненные люди. Собрав всю боль, страх и смерть с разрушенного города, и навсегда привязав к буре отпечатки их страданий, он превратил ураган в дикую пляску призрачных фигур и видений.
За его спиной не поднималась нежить, мёртвые оставались лежать неподвижно, промороженные ледяной стихией. Живые, попавшие в бурю, гибли, но чтобы избежать смерти, достаточно было убраться с пути снежного урагана и держаться подальше от мест насыщенных смертью. Танатос не был злом в прямом смысле этого слова. Он был своего рода магнитом, что тянулся к смерти и был готов бесконечно её поглощать, поддерживая буйство стихии.
Привлечённый «запахом» бойни, который распространялся в стороны от сражения, он направил свои стопы к сражающимся армиям. Первыми погибли целители и резервы армии императора. Не было в их рядах сильных магов способных почуять надвигающуюся тьму. Следом ледяными статуями обратились и все остальные, а танатос продолжал идти дальше, туда, где в ущелье били барабаны орков, а разумные гибли, насыщая воздух страданием…