Мракобой

Вершинин обижался на Капитанов. За что они так с нами? Зачем было превращать мужиков в озабоченных обезьян? Какая была в этом великая цель? Что они хотели доказать? Или тупо поставить на место? Мы, Капитаны, высокоорганизованные существа, в жизни которых нет вечных гонок, увёртливых самок, а есть служение неким нефизиологическим идеалам.

Если бы сам Вершинин создавал человека, то отказался бы от многих рудиментов. В первую очередь усовершенствовал бы пищеварительную систему, процесс размножения сделал бы более рациональным. Возвысил бы человека, одним словом, отдалил его потребности от потребности человекоподобной обезьяны.

Но в тот летний вечер в Ставрополе Эва возникла в его жизни как нельзя вовремя. Он находился в полном раздрае, тщетно выискивая причины жить дальше. Сашка погиб, жена ушла, единственный друг Вальжан был далеко. Других друзей и тем более подруг у Жеки Вершинина более не имелось.

Он шел по жизни невесомо, перескакивая с одного расследования на другое, особо не заботясь о друзьях и подружках, и они отвечали ему тем же.

Он не помнил имена бывших коллег и начальников. Безжалостно вычеркивая из памяти навсегда. Не помнил шумные корпоративы и где они проходили. Игнорировал упоминания о бывших коллегах.

Он никогда не возвращался в те места, где когда-то ему было хорошо. Он слишком легко расставался с друзьями, но слишком поздно понял это. Ему уже за 50. Просить прощения? На фиг кому нужно его прощение. Друзья все остались там, в прошлом. Некоторые даже не успели ими стать. Временные знакомцы. Приятели.

И вот он сидит в своем Ставрополе-городе, который так никогда и не стал ему по-настоящему родным. Один, без Сашки, без семьи и друзей. Еще один одинокий вечер в целой череде других. И думает, что вот он следователь по особо важным делам майор юстиции чего-то в этой жизни не понял, прошел мимо чего-то важного, даже не прошел, промахнул на форсаже. Что-то мигом промелькнуло мимо окна. Ау, что это? Может быть, настоящая жизнь?

И вот тогда в его жизни и появилась Эва Бертлен.

Он так и не понял, зачем он спонадобился французской разведке. Секретных дел он не вел. Подробности при желании можно было легко найти в руснете, на худой конец в «подполе».

Под жернова Пантанала он угодил случайно, и французов это заинтересовало. Но что он мог им сообщить? Как раз за разом выкарабкивается из тяжелейших передряг, так или иначе связанных с Проектом. Так он и сам не знал, как это получается.

Эва должна была это понять, если не сразу, то спустя пару недель их знакомства. Однако она не бросила его. Что касается его, то он без затей влюбился в нее. Мужик в этом возрасте очень влюбчив. Наверное, природа так распорядилась. Дала каждому стареющему индивиду свой шанс на краткий миг позднего счастья. Она не запудрила ему мозги, это было и не нужно. Он втрескался сам. Что касается ее, то он так и не решил. То ли она сошлась с ним, выполняя задание, то ли пожалела его, то ли на самом деле полюбила. Да полюбила. 50-летнего, седого и усталого. А не молодого 25-летнего курчавого. Хотя кто их поймет, этих женщин. Душа женщины — это океан, как говаривали в одном фильме.

Когда Эва Бертлен неожиданно появилась в его номере в «Шератоне», то Вершинин некоторое время безмолвно смотрел на нее. Они не сказали ни здрасте, ни как дела, стояли и смотрели. Эва стала еще красивее. На девушке плотно сидели джинсы стрейч бежевого оттенка и белый топ. Одежда не могла скрыть все прелести ее фигуры, подчеркивая длинные красивые ноги, гибкий стан и вызывающе торчащие груди.

Вершинин походя сунул пистолет Данлоппу, сделал пару шагов и заключил девушку в объятия.

Они не виделись более года с прошлой встречи в Кале, и каковы были его первые слова?

— Ты не поменяла духи. По-прежнему «Ля белль Элен»? — спросил он, ловя ее аромат.

Словно не веря себе и боясь, что она исчезнет, он крепко обнимал ее, гладил ее спину и руки, погрузился лицом в ее чудно пахнущие волосы.

— Я, пожалуй, пойду начерчу пару формул! — смущенно сказал Данлопп и ушел, но его ухода никто не заметил.

— Ты слышала песню «Настоящая любовь»? — вдруг спросил он. — Ты должна ее послушать.

Она улыбнулась.

Он включил мелодию на смартфоне и повел ее в танце, больше похожим на убаюкивание.

— Ты ведешь себя со мной как с ребенком! — шепнула она. — Почему ты ничего не спрашиваешь?

— Я не хочу ничего знать! — вырвалось у него.

— Я должна тебе рассказать! — настаивала она. — После того, как меня арестовали в Кале, меня на следующий день отвезли в Париж. Месяц я провела в тюрьме Санте в 14-м округе. Они ничего не нашли против меня и вынуждены были амнистировать. Так что здесь я на законных основаниях, представляю европейский центр научных исследований.

Он положил ей палец на губы.

— Сейчас это совершенно неважно! Сейчас все не важно! Есть только мы!

Вскоре на самом деле все стало не важно.

Вершинин, Данлопп и Эва завтракали. В это утро в ресторане «Шератона» не было человека, который бы не в той или иной степени не пялился на странную троицу.

— Вы меня компрометируете! Всем сразу ясно, что я шпион! — пенял Вершинин.

— Шпионы носят черные очки сварщика и плащи! — уверенно парировал профессор. — У вас есть плащ, месьё Жак? У вас нет плаща!

— Структуральнейший лингвист! — пробормотал Вершинин. — Куда мне с профессором университета тягаться!

— На самом деле у нас к вам деловое предложение! — посерьезнел Стэн.

— Тактико-технические характеристики самого большого миномета в мире «Тюльпан»? Или почему ВКС не разрушает структурообразующие связи в анклаве? Только предупреждаю, у меня плохая память на числа!

— В текущий момент времени нам угрожает не оружие!

— Что тогда? — насторожился Вершинин. — Давно хотел спросить, но стеснялся. Какого рожна вам надо? Мы вам давно не угрожаем. Пардон, мы вас завоевали.

Данлопп нервно провел ладонью по поверхности стола.

— Послушайте меня, Жак! И отнеситесь к моим словам серьезно. Дело в том, что опасность угрожает не только нам, но и вам, и всему миру!

После этих слов наступила пауза. Стэн решил дать русскому время на осмысление, а Вершинин потратил его на то, чтобы послать миру мысленный вопль.

— Шо, опять? Снова спасать мир? Почему именно он? За что?

— И что же угрожает миру? — спросил он спокойно, хотя больше всего ему хотелось встать и уехать далеко-далеко, сидеть на берегу тихого подернутого ряской пруда и тихо-тихо вдумчиво тренькать на балалайке.

— Саркофаг! — твердо выговорил Стэн.

— Почему-то я не удивлен! — вздохнул Вершинин. — С тех пор, как мы его нашли, в городе творится настоящая чертовщина! Удивляюсь долготерпению властей. Давно пора объявлять полную зачистку и навести породою железной рукой!

— Как ты заговорил, Жак! Раньше ты не был таким! — Эва положила ему руку на руку.

Он демонстративно ее отдернул.

— Не ведите себя как capricieux garçon[41]! — поморщился Стэн.

— Саркофаг находится под круглосуточной охраной! По моим данным никакой активности не проявляет! — сообщил Вершинин. — Чем он может быть опасен?

— Он опасен самим фактом своего существования! — сказал Стэн.

— А вы действительно лингвист? Выражаетесь как-то не по-русски!

Стэн пропустил колкость мимо ушей.

— Как вы думаете, Жак, откуда мог прибыть саркофаг?

— Он не поезд, чтобы откуда-то там прибыть! — обиженно заявил Вершинин.

У него возникла ложная уверенность, что он сейчас отобьется от этих двух недоучек и от их дурацкой шпионской миссии.

— Хорошо, не прибытие! — легко согласился Стэн. — Кто хозяева саркофага?

— Это ясно как день! Древляне-жители древнейших поселений на месте города!

Стэн отрицательно покачал головой.

— Тогда почему на саркофаге выбиты рисунки, относящиеся к культуре Мезоамерики[42]?

41

Капризный мальчишка (франц.)

42

Мезоамерика территория центральной Америки, где существовали высокоразвитые культуры и цивилизации, обладающие общими религиозными и культурными признаками в доколумбову эпоху