Мракобой

Население спешило удалиться от опасного места. Из-под эстакады тянулся поток пеших с чемоданами на колесах. Один из мужчин запыхался и остановился перекурить рядом со стоящим Пестелем. Вообще он чувствовал себя отщепенцем и чужеродным элементом. Все бегут, спасаются, а он один никуда не спешит и даже, вот дурак, идет в обратную сторону.

— Тут не пройти! — размышлял он.

— Офигительно вдарили! — сказал остановившийся мужчина. — Точно в яблочко и нет правительства!

Он говорил с неуместным воодушевлением, но Пестель не стал делать ему замечание. Мало ли что за тип. Опять же стресс. Все-таки война началась. Запсихует, да и сунет нож под ребра. Или просто побьет. Пестелю нечего противопоставить с его «музыкальными» пальцами.

— Мне никогда наш министр не нравился! — признался мужчина. — Голова как крутое яйцо, похож на пид… а. Когда говорил, шлёпал губами как старая лошадь!

Пестель пытался вспомнить, о ком это, но он политикой никогда не увлекался. Лежал на любимом матрасе, смотрел фильмы из интернета.

А теперь политика пришла за ним.

— Теперь эта сука там, под пятном, а наши бабки тю-тю: в американском банке! — зло сказал мужик.

А потом повернулся к Пестелю:

— Что там у тебя?

— Где? — не понял тот.

— Дуркуешь? — неодобрительно процедил мужик. — Ну-ка дай сюды!

Он вырвал сумку из рук Пестеля и вывалил содержимое на асфальт. Труселя и майки его не заинтересовали. Зато заводную бритву он забрал, а найденный бутерброд сразу стал есть.

Все это время Пестель стоял и смотрел как его грабят.

— Молоток! Не убежал! — одобрительно заметил мужик, обыскал его, выудил кошелек, открыл. — Что-то ты совсем вшивота!

Вытряс из кошелька всю мелочь, швырнул пустой на землю-и пошёл катить свою сумку на колесах дальше.

Даже не попрощался!

Прошло всего несколько часов с начала войны, а его уже 2 раза ограбили. Быстро смывается культурный слой, подумал он.

Он решил идти по набережной Тараса Шевченко до моста Багратион, а там перейти на ту сторону, на Пресненскую набережную. Мост был крытый, с расположенными внутри магазинами. Он там был пару раз до войны, батарейки покупал.

Как мы быстро стали привыкать считать войну неким мерилом. До войны. После. Это как женщины считают события до родов старшего, или после родов младшего. Это для них знаковое событие, мерило. У мужиков такого не было, теперь будет. Это было до войны! Звучит?

Он постарался быстрее миновать место напротив пепелища. Интересно, большая там радиация? Подставлял ладони. Где-то вычитал, что от сильного излучения руки начинает жечь. Ерунда все это!

Ничего не пекло, не жгло, но внутренний голос криком кричал «Убирайся оттуда!»

Он шел не один, а в толпе таких же торопящихся людей с колясками, чемоданами на колесах и баулами на колесах. Стоял сплошной скрип нагруженных подшипников. Параллельно по дороге ехали сплошняком машины, среди которых попадались даже фуры. В некоторых задние борта были распахнуты, и в кузовах тоже сидели люди.

— Боже, как во время войны! — вырвалось у кого-то.

Тотчас кто-то залился истерическим смехом. Где-то вспыхнула драка. Кто-то гортанно кричал.

Сумасшествие, от этого надо бежать, подумал Пестель.

На противоположном берегу, по Пресненской набережной тоже двигались толпы людей и машин. Над ними всеми висело синее марево выхлопных газов.

Откуда в Москве столько народу, недоумевал Пестель. Где они скрывались все это время.

Вход на мост находился в многоэтажном полуконусе с синими панорамными окнами. Над множеством карусельных дверей красовалась надпись: «Багратион. Торгово-пешеходный мост».

Очередной шедевр гениев от купи-продай, саркастически подумал Пестель. Новый тип моста. Не хватает торгово-железнодорожного моста.

В двери медленно выдавливалась бесконечная колбаса людской массы, и Пестель ни за что бы ее пересилил и не вошел, если бы не тип дверей. Они беспрестанно вращались, ему достаточно было шагнуть, чтобы они втянули его и выплюнули уже внутри.

Эскалаторы не работали, лестницы были также забиты людьми, двигаться против общего встречного потока было тяжело, но можно. Находящиеся наверху бутики были разгромлены вдрызг. Под ногами хрустело битое стекло. Валялись манекены, оборванные тряпки. Так впервые Пестель увидел последствия действия мародеров. Люди чрезвычайно быстро превращались в неорганизованное стало.

Пестель вышел на Пресненскую набережную аккурат перед небоскребами Новой Москвы, которые его отнюдь не заинтересовали, и устало побрел в сторону родного Мукомольного проезда.

Дом по реновации выглядел бестолковым и беспомощным. Возможно именно таким и был задумал Босяниным и его любимыми аффилированными фирмами. Железные двери подъездов были обесточены и распахнуты. По пустынному двору ветерок нес всякий мусор. Помнится, какие были драки за парковочные места! Теперь вон их сколько, никому не нужны.

Хоть и идти надо было на 17-й этаж, Пестель чувствовал легкость на душе. Он вернулся домой. В брошенный, без света и воды, но дом.

Он поднимался по лестнице, когда на одном из этажей услышал шум. Вот опять. Хлопнула дверь. Шаги.

Пестель кожей чуял, надо тихо убираться отсюда. Милиции здесь нет и еще долго не будет. Надеяться на взаимопонимание с мародерами глупо и недальновидно. Его при свидетелях 2 раза ограбили, а что будет без свидетелей? Ограбят, зарежут и еще поимеют пока тепленький!

Он сам удивился своим циничным мыслям, но поспешил тихо убраться подальше от опасного места.

И вот он напротив родной квартиры. Показалось или нет, но повеяло теплом и запахом пищи.

Какой пищи? Он и в мирное время редко готовил.

Дверь не имела повреждений. Да и зачем ее ломать, ведь он специально оставил ее открытой.

Пестель теперь радовался своей дальновидности. Не надо думать о людях плохо и ждать от них лишь одних мерзостей, благодушно подумал он, толкнул дверь и вошел.

В прихожей было грязно и стояли прислоненные к стене метлы и алюминиевые лопаты. Из самой квартиры доносились невнятные голоса.

Мародеры!

Он хотел сразу сбежать, но тут из кухни с керосинкой в руке показался Равшан.

Вообще то его звали не Равшан, и Пестель даже знал, как его зовут правильно, но забыл. Равшан работал дворником в их доме. Был он узбеком по национальности, но родом из Таджикистана. Имел высшее педагогическое образование. Добрейшей души человек. Пестель не чурался с ним поболтать, чувствуя себя по крайней мере меценатом и благодетелем. Многие жители даже не замечали доброго узбека, а иногда демонстративно отворачивались. Но Пестель не из таких. В каждом из мигрантов он уважал человека и личность.

— Салам аллейкам! — радостно поздоровался Пестель. — А я уже испугался, что чужаки в доме!

«Равшан» повел себя странно. Не ответил на приветствие, а раньше при встречах руку к сердцу прижимал, и Пестель испытывал гордость за свое великодушие к маленьком узбеку.

Буркнул лишь «Аллейкам!» да и замолк, напряжённо ожидая продолжения.

— На улице такая толкотня! — продолжил Пестель.

На лице Равшана отразилось полное равнодушие к толкотне на улице.

Эффект неожиданности схлынул, и до Пестеля начало доходить, что чего-то тут не так. Этакий небольшой дискомфорт.

— А чего вы делаете в моей квартире? — дошло до него.

Равшан пробормотал смущенно.

— Что? — не понял Пестель.

От неловкого движения Равшана дверь в единственную комнатенку приоткрылась, и стал виден один из сыновей Равшана, лежащий в обуви на его постели. Он развлекался тем, что доставал из конвертов грампластинки и пускал их планировать по комнате. У Пестеля была обширная коллекция.

Мир разом обрушился на Пестеля. До него донесся запах жареной пищи из кухни. Оттуда же сильно пахло керосином.

В ванной кто-то пытался разобрать сантехнику.

— Как же так? — вырвалось у потрясённого Пестеля.