Страница 32 из 38
Пусть читатель не думает, что он собирался поджечь дорогу. Нет, он просто вспомнил, где впервые вытащил на улице носовой платок и, направив туда свои шаги, нашел на тротуаре ключ. Тысячи людей прошли по тротуару, и никто не поднял его. Таково было авторское счастье. Этот конкретный эпизод, надеемся, полностью убедил читателя, что автор данного романа не вымысел, а «живой человек» или «живые люди», брюнет 28-ми лет или три брюнета и два блондина.
Впрочем, не исключено, что это девушка 23-х лет, блондинка, возлюбленная «живого человека».
Но вернемся к делу. Во время описываемых (не в этой, а в предыдущих главах) событий художник Сашко служил секретарем консульства УССР в Берлине[16]. Художник Сашко — это тоже молодой человек, лет 24-х, и тоже вполне конкретный живой человек, блондин. Когда есть деньги, покупает сигареты «Нансен», а когда денег нет, стреляет сигареты «Нансен» у товарищей.
Для того, чтобы у читателя не оставалось никакого сомнения в том, что художник Сашко — это действительно живой, конкретный человек, блондин лет 24-х, приводим здесь благодарность профессора Нансена Укртабактресту (не Сашко) за сигареты.
Текст письма, полученного от Ф. Нансена
Лисакер, 26 февраля 1924 г. Рабочим, служащим и администрации Краснооктябрьской Государств. Табачн. Ф-ки и Центральн. Механич. мастерских.
Я уже письмом выразил Вам мою огромную благодарность через Русского Посла в Христиании за тот большой подарок, который Вы мне прислали.
Я хочу еще раз поблагодарить всех тех, кто подписал прекрасный адрес, и прошу их передать мою глубокую признательность всем рабочим и администрации Краснооктябрьской фабрики и Центральных мастерских за проявленную доброжелательность и любезное внимание.
Я считаю необходимым подчеркнуть, что я чрезвычайно тронут выраженными Вами добрыми мыслями. То, что я был способен сделать для Русского народа, явилось результатом необходимости облегчить тяжелые страдания и бедствия миллионов голодающих. Я тогда желал, чтобы мы могли сделать гораздо больше настолько, чтобы Русский народ мог в то время совершенно оправиться после постигшего его жестокого бедствия.
Положение в большей части Европы тогда было слишком тяжелым, и не представлялось возможным собрать ту сумму денег, которую мы хотели бы.
Я рад, несмотря на все, узнать, что положение в России улучшается, и я безусловно надеюсь, что Россия в скором времени займет вновь место одной из крупнейших промышленных стран.
Разрешите мне выразить мою бесконечную признательность за восхитительные сигареты — прекрасную русскую продукцию, которыми много наслаждаемся я лично и мои друзья.
Искренне Ваш ФРИТИОФ НАНСЕН.
«Краснооктябрьская» Гос. Табачн. ф-ка, выпуская эти папиросы самой высокой марки из отборных сортов иностранных табаков, посвящает их отважному борцу за дело спасения голодающих ПРОФЕССОРУ ФРИТИОФУ НАНСЕНУ[17].
Кстати, читатель узнает из этой благодарности, что профессор Нансен является отважным борцом за дело спасения голодающих. «Храбрость» его, очевидно, заключалась в том, что он, как и второй д-р (О’Кенан), решился поехать в Советскую страну.
Кроме того, мы видим из письма профессора Нансена, какое огромное значение имел он, профессор Нансен, в деле спасения голодающих. Действительно, что было бы с нами, если бы человеколюбивый профессор не согласился нам помочь. Страшно подумать.
Но, чтобы мы не думали, что профессор Нансен хоть немного благосклонно относится к нашей власти, он добавляет, что «необходимость облегчить тяжелые страдания и бедствия миллионов голодающих» была единственной причиной его великодушной помощи.
Оригинал этого письма нам посчастливилось достать из коробки, которую Сашко купил за собственные деньги в день получки. Сашко выкурил сигареты, а мы воспользовались литературной частью коробки.
Сегодня утром Сашко шел в не слишком хорошем настроении домой. К нему в комнату, где он масляными красками писал натурщиков, приходил фашист.
Было это так… Но перед этим нужно рассказать сон художника Сашко.
Увлеченный новыми изобретениями в области летания в воздухе, Сашко начал размышлять, как бы использовать эти штуки. Оказалось, что при чрезвычайном напряжении всех нервов человека, когда кажется, что все вокруг вот-вот закипит и превратится в пену, что при таком напряжении нервов и мышц нужно уловить какой-то момент; если его пропустить, — все снова становится обычным, обыденным и дебелым.
Но Сашко удалось поймать этот момент, и он плавно и легко поднялся в воздух. Полетав с три минуты по комнате, Сашко вылетел в окно на улицу. Поднялся шум, люди сбились в кучу, подбежал шуцман и вытащил револьвер. Сашко решил, что с револьвером нечего шутить, и порхнул над домами. Он летел теперь выше самой высокой колокольни. Берлин расстилался под ним, как план, по плану города ползали, как букашки, лошади, проползали с едва слышным жужжанием жуки-автомобили, трамвай карабкался в гору, поблескивало ледяное зеркало Шпрее.
Сашко подумал с секунду и полетел на восток.
Еще рано, он еще успеет вернуться в консульство. Он не заметил, как пролетел панскую Польшу и оказался над Москвой. У Кремля, на Красной площади, он спустился до двух-трех метров и начал парить над площадью.
Собрались люди, вызвали специалистов, и Сашко продемонстрировал свой способ. Он летал боком, ногами вперед, делал в воздухе мертвые петли, летел животом вперед, стоя, летел вниз головой, так что штанины немного спускались и москвичи рассматривали его берлинские носки в полоску. Около трех часов художник Сашко кружил в воздухе, словно ястреб над двором. Наконец он решил спуститься и подробно рассказать специалистам о своем методе. Спускаясь, он задел ногой цилиндр какого-то человека, ехавшего на извозчике.
Читатель уже догадался, что это был мистер О’Кенан, так трагически погибший в предыдущей главе этого романа. Споткнувшись о цилиндр, Сашко потерял равновесие и упал на пальто, которое мгновенно подстелил ему один из зрителей. На пальто Сашко пролежал с полминуты. Рядом стояла кровать, очевидно, он уже прилетел домой. Для пробы Сашко хотел было сняться с пальто и сделать несколько кругов по комнате, но не сдвинулся с места. Очевидно, он не поймал момента. В эту минуту постучали в дверь. Сашко встал на ноги, решив полетать чуть позже.
В комнату вошел человек в цилиндре… Не снимая его, он подошел к Сашко. На Сашко пахнуло пивным духом. Затем человек с блестящим красным носом и мутными глазами спросил:
— Sie sind russischer Kommunist? (Вы русский коммунист)?
— Нет, — коротко ответил Сашко.
— Простите. Кто же вы такой? — снова спросил пивной человек.
— Я художник, — ответил Сашко. — Я украинский коммунист, член партии КП(б)У.
Пивной человек захлопал глазами и уставился на Сашко. Тот уже совсем проснулся и, оглядываясь вокруг, искал какой-нибудь метательный инструмент. Глаза Сашко не выражали никакой благосклонности к посетителю пивных.
Посетитель немного подумал. — Нет ли у вас российских почтовых марок? — изменил он на всякий случай тактику.
Но вместо российских почтовых марок Сашко одарил гостя сакраментальной русской трехчленной формулой.
Формула, очевидно, была знакома посетителю. Он проворчал что-то угрожающее и, покачиваясь, вышел из комнаты. Сашко оделся, повязал галстук и сунул в карман браунинг.
Сегодня или завтра его могут подкараулить на улице и хорошенько избить. Застрелить его, вероятно, не застрелят, потому что это вызовет всякие осложнения государственного свойства, но избить могут.
С немного испорченным настроением, не вспоминая даже о своем изобретении, Сашко пошел в консульство.
Сегодня консула не было, и Сашко его заменял.
16
Прототип этого персонажа — кинорежиссер А. П. Довженко (1894–1956); в романе использованы реальные факты его биографии, от дипломатической службы до работы газетным иллюстратором и карикатуристом под псевдонимом «Сашко». Выше читатель, разумеется, заметил намек на театрального режиссера-новатора Л. Курбаса (1887–1937)
17
Тексты письма и объявления даны в оригинале на русском языке