Страница 24 из 38
— К следователю, — сказал он дружелюбно. Сержант выкрикнул с тротуара какую-то брань по адресу констебля. Но Гарри было достаточно того, что он услышал.
«Значит, им еще неизвестно, кто я такой, — успокоенно подумал он. — Будут выяснять мою личность. Если ведут к следователю, очевидно, поведут и от следователя. Дело немного затягивается».
На углу Гарри попросил у ирландца сигарету. Сержант в эту минуту столкнулся на тротуаре с каким-то человеком в шляпе, надвинутой на лоб. Незнакомец ощерился на сержанта и вдруг, увидев лицо Гарри, освещенное спичкой, на мгновение остолбенел. Он быстро оправился и пошел своей дорогой. Однако, когда констебли с арестантом свернули за угол, незнакомец неожиданно развернулся и незаметно последовал за ними. Неподалеку от кабинета следователя незнакомец нырнул в портерную; мимо ее окна должны были провести арестанта.
Когда Гарри выводили от следователя, к сержанту подошел другой сержант и передал первому листок. Первый остановил Гарри, прочитал написанное и, сдав арестованного второму, направился, не теряя времени, в портерную. В дверях он еще раз наткнулся на незнакомца в надвинутой шляпе. На лице сержанта нарисовалось несказанное удивление. Человек со следами какой-то болезни на лице отодвинул сержанта, вышел из портерной и последовал за Гарри. Теперь пришла его очередь удивляться: сержант шел с Гарри рука об руку, а позади, весело беседуя, вышагивали два констебля.
— Скажи, Джонни, — говорил ирландец, — почему это девушки, как только выйдут на улицу, меняют имя? Я знал одну — ее звали Кэт. Как только начала работать на улице, ее уже стали звать не как-нибудь, а Глэдис. Что это значит?
— Понимаешь, — ответил Джонни, — она считает, что так пышнее будет. Да и тебе, пожалуй, приятнее будет купить за шиллинг такую Глэдис, чем какую-нибудь Кэт.
В разговор включился сержант.
— Знаете, ребята, — сказал он, — мне довелось побывать в России, так там все проститутки носят французские имена. Так оно красивее выходит. Впрочем, можете радоваться — в самых дорогих заведениях они предпочитали английские. Короче говоря, мы вошли в моду в публичных домах.
— Когда же там войдут в моду русские? — расхохотался Джонни.
— Этого, видишь ли, не будет, потому что к тому времени уже не будет публичных домов. Уже сейчас этих домов в России нет.
Сказав это, сержант снова обратился к арестованному. Они стали шептаться.
— Сейчас ты уйдешь на повороте! — прошептал сержант — это был Дюваль. — Я буду в тебя стрелять, но, к сожалению, промахнусь. Спрячь это в карман. Здесь шпалер и паспорт.
Дойдя до поворота, незнакомец увидел следующую картину.
Вдоль домов изо всех сил бежал арестант, за ним мчался сержант, стреляя из револьвера, улица гудела от непристойных возгласов. Констебли не стреляли, потому что сержант то и дело закрывал от них арестованного. Сержант был, очевидно, под хмельком, все время спотыкался и не смог догнать арестанта. Изрыгая невероятные ругательства, он повернулся к констеблям. Те застыли столбами и смиренно выслушали ливень кощунственных проклятий. Наконец сержант ткнул ирландца кулаком в грудь и сказал:
— Ты о чем-то говорил с ним, собака, по дороге к следователю. Тебе это так не пройдет. Налево! Шагом марш!
В этот миг сержант заметил, что какая-то темная фигура побежала в ту сторону, где исчез Гарри. Без долгих размышлений он выстрелил, но промазал; темная фигура погрузилась в темноту улицы.
После того, как Дюваля вывели из камеры, Джемс и Мартин сидели некоторое время молча.
— Как ты мог довериться ему? — с упреком сказал Джемс.
— Друг мой, утопающий и за соломинку хватается, — ответил Мартин. — В нашем случае Дюваль — это такая соломинка. Он сказал — и я почувствовал, что он не лжет. Однако…
И Мартин глубоко задумался.
— Я беру на себя всю ответственность, — сказал он напоследок. — Тони!
Тони проснулся и посмотрел на Мартина.
— Расскажи что-нибудь, сынок! — грустно сказал Мартин.
— Роботити, — начал Тони. — Роботити охотился однажды в лесу. Он влез на высокое дерево. Поднялся сильный ветер, ветка обломилась, Роботити упал и сломал себе ногу. Тогда он сказал: «Дерево сильнее всех на земле, оно сломало мне ногу». Но дерево ответило: «Будь я сильнее всех, ветер не вырывал бы меня с корнями. А значит, ветер сильнее всех». Ветер сказал: «Будь я самым сильным, гора не преграждала бы мне путь. Гора сильнее всех». Гора сказала: «Будь я была самой сильной, крыса не смогла бы меня прокопать. Крыса сильнее всех». Крыса сказала: «Будь я сильнее всех, кот не мог бы меня сожрать. Кот сильнее всех». Кот сказал: «Будь я самым сильным, веревка не могла бы меня связать. Веревка сильнее всех». Веревка сказала: «Будь я самой сильной, нож не сумел бы меня разрезать. Нож сильнее всех». Нож сказал: «Будь я самым сильным, огонь не смог бы меня сжечь. Огонь сильнее всех». Огонь сказал: «Будь я сильнее всех, вода не смогла бы меня потушить. Вода сильнее всех». Вода сказала: «Будь я самой сильной, мне незачем было бы носить на себе лодки. Лодка сильнее всех». Лодка сказала: «Будь я самой сильной, камень не мог бы меня проломить. Камень сильнее всех». Камень сказал: «Будь я сильнее всех, краб не смог бы меня сдвинуть. Краб сильнее всех». Краб сказал: «Будь я самым сильным, человек не смог бы меня съесть. Человек сильнее всех».
— Да! — сказал Мартин. — Человек сильнее всех. А Дюваль — настоящий человек. Я за свою жизнь научился отличать настоящего человека от никчемного, причем с первого взгляда. Не кисни, Джемс. Завтра, вероятно, нас поведут на работу. Надо выспаться. Тони побил немало клопов — может, удастся поспать.
Джемс и Тони лежали на койках. Вокруг все уже спали. Кто-то тяжело стонал во сне. Через полчаса уснул и Джемс. Тони давно уже спал. Мартин сидел, подперев голову руками.
Все давно уже спали. Если бы кто-то увидел Мартина в эту минуту, он остолбенел бы от ужаса. Из его рта вырывалось какое-то полузвериное бормотание, свист сменялся шипением, и все вместе казалось неким диким, нечеловеческим языком.
Глава 7
ОБЕЗЬЯНЬЯ ЛАПА
Дюверье окончательно теряет терпение. Деньги за увечье. Кузина императора Николая II. Бог помогает кавалергардскому ротмистру. Электрический способ кавалергардских ротмистров обрабатывать изюм, кишмиш и рахат-лукум. Белокурый матрос. Удивительное поведение вахтенного. Последнее выступление Камиллы. Снова обезьянья лапа. Появление перстня с буквой. Эдит на фабрике.
Терпение Дюверье окончательно лопнуло. Он ничего не мог понять. Винсент Поль, как он и ожидал, не явился к нему — это можно было предугадать заранее.
Винсент Поль был арестован по милости английской полиции, которая, вопреки недоразумениям между правительствами, не могла не оказать Пуанкаре эту услугу. Винсент Поль был арестован в Лондоне и сбежал в тот же день.
Правда, английская полиция триумфально заявила, что в ее руках остались все документы и бумаги Винсента Поля; но денег она не нашла ни копейки.
Дюверье проклинал себя за то, что доверился офицеру резерва французской армии. Он ведь знал, что это за публика. Он знал, чего можно ожидать от этой породы людей, которую приучают тратить деньги, но не учат, как их зарабатывать, чего можно ожидать от этих пьяниц, волокит, шулеров.
Дюверье бесновался. Правда, Винсент Поль выгодно отличался от других, но разве он не признался Дюверье, что проиграл все свои деньги в шмен-де-фер?
Креве, как оказалось, был у Камиллы, но исчез снова и на этот раз надолго. Он как будто сгинул. Проследили его след до одного отеля, но дальше он как в воду канул.
Такого, как Креве, найти было нелегко. Он мог повторять комбинацию с обезьяной четырнадцать раз за вечер: не зря же он был русским кавалергардским ротмистром.
Его заместители — их было трое — не могли похвастаться такой грацией и остроумием в обращении с обезьянами. Троим приходилось платить больше, чем одному. Обезьян было мало: одна из них на почве сифилиса, которым позаражал животных Креве, сошла с ума. Ее нужно было бы пристрелить, но у Дюверье совсем не было запасных обезьян, и он пробовал кое-как лечить ее. К ней приходил врач-гипнотизер, и после сеансов она утихала — возможно, что в конце концов она поправится.