Страница 3 из 4
— «Что наша жизнь? Игра!» — пропел знакомый баритон у нее над ухом.
— Прекратите ко мне подкрадываться! — рассердилась Татьяна. — Что за дешевый маскарад у вас происходит?
— Почему дешевый? — обиделся Константин.
— Потому что Пушкин у вас в женском жакете. Могли бы и на сюртук раскошелиться, для Достоевского вы же фрака не пожалели.
— С реквизитом у нас беда! Пушкину все сюртуки широки, а на Крылове ничего не застегивается.
— Крылов? Тот толстяк в халате, да? А сухопарый старик — это кто?
— Державин Гаврила Романыч. «И, в гроб сходя, благословил», помните?
— А рядом с ним? С козлиной бородкой?
— Сударыня, неужто вы Некрасова не узнали?! Ему, между прочим, игра больше дохода приносила, чем сочинительство.
— Почему у вас Маяковский сидит, как приклеенный?
— С Маяковским у нас неувязочка, он только с лица похож, а если встанет, то ниже Пушкина будет.
— Суровая проза жизни… И часто вы так туристов развлекаете?
— Развлекаю не я, — поправил Константин. — Развлекают артисты, а я — развлекаюсь. Каждую неделю, не реже, а то гости нашего города скучать начинают.
— Ах, вот оно что. Ну, спасибо за спектакль. Спокойной ночи.
Утро она снова решила провести в садике.
«Раз уж приходится выбирать между сомнительной гробницей и фальшивыми духами, — сказала она себе, — выберу свежий воздух!»
Воздух оказался не таким уж и свежим: судя по струйке дыма, недавно возле гробницы кто-то бросил непогашенный окурок.
«Сейчас навоняет, как в курилке», — поморщилась Татьяна. Она взяла забытую официантом картонку меню и замахала, как веером. Но дым не рассеялся, а наоборот — сгустился и принял форму человеческого тела. К Татьяне склонилось тонкое горбоносое лицо, и она невольно взвизгнула.
— Доброе утро, сударыня!
От неожиданного приветствия Татьяна, не успевшая взять себя в руки, снова завизжала.
— Не хотел вас пугать, — развел руками Константин, — вижу, что наш дорогой дух уже это сделал. Позволите вас представить?
— Это действительно дух Тоцци? — слабым голосом спросила Татьяна.
Убедительность парящей в воздухе белесой фигуры слегка подрывала ее недоверие к Константину.
Он что-то произнес в сторону духа, и тот, не отводя глаз от Татьяны, ответил длинной непонятной фразой.
— Что он сказал?
— Что приносит вам свои извинения.
— На каком языке? — Она вежливо кивнула духу. — На итальянском?
— На староитальянском.
— Так это же, наверное, одно и то же! — Старательно выговаривая каждое слово, она произнесла: — Италия ми пьяче мольте!
Во Флоренции эта фраза выручала ее всякий раз, когда русско-итальянский разговорник заводил ее
в лингвистический тупик.
— Боюсь, что он вас не понял, — покачал головой Константин.
— В самом деле, — сообразила Татьяна, — какая может быть Италия в четырнадцатом веке.
— Вы бы еще жителю Московского царства рассказали про Российскую Федерацию!
Константин хохотал так заразительно, что Татьяна тоже рассмеялась. Дух Тоцци принял их веселье на свой счет и с возмущенным возгласом рассеялся.
— Я не хотела вас обидеть! — крикнула вдогонку Татьяна.
— Пообижается и вернется, — успокоил ее Константин, — деваться-то ему некуда.
— А как же новая гробница? Или он не хочет возвращаться во Флоренцию?
— Очень хочет, но не может. Он даже объяснял мне почему, но я недостаточно хорошо знаю тосканское наречие, чтобы понять, то ли он привязан именно к этой гробнице, то ли просто к ней привязался.
— Тосканское наречие? Вы что, там жили? Да?! Как же я вам завидую! По работе?
— Скорее, ради забавы.
— Мне бы так позабавиться, — вздохнула Татьяна. — Но скажите, зачем же вы перевезли сюда его гробницу?
— Просто так, для смеха. Подумайте только, прах Тоцци теперь покоится в местах, о которых он разве что у Плиния Старшего читал!
— Ну и шуточки у вас!
— Какие есть. А теперь вы мне скажите, что именно вы хотели найти в архиве?
Татьяна помолчала. Рассказать или нет? Зинаида Платоновна казалась заслуживающей доверия, а толку-то… А этот? Врун, болтун и хохотун! Хотя про Тоцци не обманул, и про архив тоже… Допустим, расскажет она ему про своих предков. В лучшем случае он посоветует, к кому обратиться, в худшем — ничем не поможет. А что будет, если она скажет, что это его не касается? Ни-че-го. Так что глупо упускать возможность, какой бы призрачной она ни была.
— Дело в том, — начала она, — что все мужчины в нашей семье были пожарными. Дед служил пожарным, в сорок первом ушел на фронт и дошел до Берлина. Сколько раз мог погибнуть, но все пережил. Его не стало через год после войны, когда он тушил дом, вспыхнувший от самодельной керосинки. Бабушка болела, и мой отец с сестрой росли при пожарной части как дети полка. Мальчишки в то время искали в лесу оставшиеся с войны патроны, гранаты, снаряды и взрывали их. Кого-то убило насмерть, кто-то потерял руки-ноги, а отец ни разу не пострадал. Вырос, пошел по стопам деда и погиб в горящей типографии, когда мне было пятнадцать. Сын его сестры — мой двоюродный брат — тоже был пожарным. Он пропал без вести, когда горели торфяники…
Продолжать было трудно, и Константин ей помог.
— У вас тоже есть сын?
Она кивнула.
— И он тоже собирается стать пожарным?
— Кем Мишка еще может стать, — взорвалась Татьяна, — если и моя бабка, и его бабка — моя мать, ему все уши прожужжали, что это единственная судьба, достойная настоящего мужчины! А по-моему, это не судьба, а проклятье какое-то!
— Проклятье? — приподнял он бровь.
— Как бы это ни называлось, я хочу знать, откуда, с какого времени это пошло! Понимаете, бабушка всю жизнь боготворила деда, его благородную профессию и самопожертвование. И отца с сестрой вырастила в таком же почтении. Разбирая документы после ее смерти, я обнаружила, что они с дедом в молодости жили в Ерике. Почему они уехали? Почему она никогда не рассказывала ни про своих родителей, ни про родителей деда? Один раз обмолвилась, что и дедовы братья, и их отец, ее свекор, все были пожарными — и больше ни слова.
— Вы надеетесь раскрыть эту семейную тайну?
— Надеялась… Но архив сгорел, причем с вашей помощью, как уверяет бывшая заведующая. Вы действительно получили страховку за пожар? Она сказала, что про это даже в газете написали.
— Увы, сударыня, у меня нет и никогда не было страховки.
— У вас есть гостиница и нет страховки? Вы рискуете!
— Именно этим я всю жизнь и занимаюсь! — Константин захохотал, но тут же осекся. — Слушайте, газета!..
— Что — «газета»?
— Про ваших прадедов могли написать в газете! Когда не хватает скандалов и сплетен, редакция вспоминает славное прошлое нашего города. Потомственные ткачи и врачи тоже их выручают.
— Думаете, они могли напечатать про династию пожарных?
— Если напечатали про династию карманников, значит, могли напечатать что угодно и про кого угодно.
— Какое неуместное сравнение! Где она находится, эта редакция? Куда мне идти?
Автор краеведческих очерков выглядел занятым и усталым, но услышал от Татьяны слово «пожарные» — и забыл обо всем.
— Это наша гордость! Да знаете ли вы, что первое добровольческое пожарное общество появилось не в Петербурге и не в Москве, нет! У нас оно появилось!
— Вы, наверное, со старыми документами много работаете? То есть работали? Вы ведь работали в архиве?
— В архиве?! Это вы меня спрашиваете?! Да знаете ли вы, сколько времени я там провел?! Я, можно сказать, жил там! А теперь он сгорел! Да понимаете ли вы, что для нас значит эта утрата! Для любого другого города, Петербурга или Москвы, это было бы просто несчастье, но для нас! Мы же колыбель пожарной охраны, для нас это позор!
— Все действительно пропало? — с отчаяньем спросила Татьяна. — Какое горе! Вы даже не представляете, какая это для меня беда!
— Ну да, трагедия. Но не будем драматизировать, — неожиданно сказал он. — Я же не зря там работал!