Страница 50 из 55
Исламская государственность
В первую очередь это ислам — ислам как религия, как цивилизация, как новая модель государственности. Будучи наиболее поздней из великих религий Востока, ислам вобрал в себя достаточно многое из религиозно-культурного наследия прошлого. Он преодолел религиозную рыхлость ближневосточной религиозно-культурной традиции древности и противопоставил ей стройность, даже жесткость догматической доктрины с ее пятью символами веры (исповедание, молитва, пост, милостыня и хадж) и полной безоговорочной покорностью воле Аллаха, а также олицетворяющего его на земле пророка либо его заместителя (халифа). Религиозная жесткость придала исламу нетерпимость к инакомыслящим (неверным), вплоть до религиозной войны с ними (джихад, газават), а также создала почву для укрепления невидимыми, но неразрывными узами мусульманской общины. Эта религиозная специфика сформировала и основные параметры исламской цивилизации с ее очевидной ориентацией на покорность обезличенной личности высшей силе и представляющей ее земной власти. Практически это нашло отражение в свойственной исламу и исламской цивилизации неразрывной слитности религии и политики, религии и власти.
Нечто похожее было и в Китае, где конфуцианская империя оказалась сильна и нерушима именно потому, что фундаментом ее было почитаемое в стране и игравшее роль главной официальной религии конфуцианство. Но в Китае конфуцианство не было никогда ни единственной, ни исключительной идеологической религиозной доктриной. Ислам же был именно исключительной религией, нетерпимой к любой другой. Поэтому исламская государственность, фундаментом которой были ислам как религия и ислам как цивилизация, оказалась наиболее сильной и воинственной, хотя и уступала во внутренней крепости и устойчивости той же китайской.
Именно она, исламская государственность, сыграла решающую роль в объединении всех столь различавшихся между собой в древности в этническом, культурном, историческом и цивилизационном плане стран и народов в нечто монолитное, цельное, внутренне спаянное и религиозно единое. Даже несмотря на то, что халифат оказался не слишком жизнеспособным, исламская государственность устояла и восторжествовала, а на территории халифата и после его крушения, за редкими исключениями вроде Испании, сохранилась именно исламская государственность, дожившая в этом своем качестве до наших дней и не собирающаяся сдавать позиции и сейчас. К тому же исламская государственность в силу своей внутренней установки на непримиримость к инаковерию и воинственность на протяжении всей второй половины Средневековья, то есть после своего становления и достижения первых впечатляющих результатов (создание халифата), продолжала расширять сферы своего влияния. Именно воины ислама принесли в политически рыхлую и аморфную Индию все ту же исламскую государственность. Именно ислам, пусть на сей раз не в ходе войн, а в результате транзитных торговых контактов оказал воздействие на формирование государственности (исламской!) в Тропической Африке и Юго-Восточной Азии. Наконец, ислам в конце Средневековья сумел вновь создать сильную империю (Османскую), которая вернула под свой контроль почти все земли халифата и в глазах просвещенных европейцев XVIII–XIX веков стала своего рода эталоном классической восточной деспотии.
Исламская государственность внутренне сильна не только неразрывной слитностью религиозного и политического начал, но и чрезвычайной простотой ее административной организации. Это обстоятельство тоже сыграло свою роль, способствуя формированию государственных образований у отставших в своем развитии этнических общностей. Племенные государства, приняв форму султанатов, эмиратов или ханств, оказывались тем самым внутренне значительно более устойчивыми именно за счет подкрепления власти религией. Это видно также на примере Африки (с той непременной оговоркой, что даже ислам здесь не всегда помогал сделать внутреннюю структуру молодого государственного образования достаточно прочной — впрочем, это обычно было связано и с тем, что ислам воспринимался не целиком, не всеми, к тому же достаточно поверхностно), и Юго-Восточной Азии, и Центральной Азии (особенно у кочевников). Именно за счет распространения исламской государственности были в Средние века значительно расширены границы ойкумены, а в зону цивилизационного развития оказались вовлечены многие новые этнические общности, которые до того находились в своем развитии на уровне первобытности.
Наконец, сила исламской государственности была и в том, что, несмотря на огромную роль религии как таковой, на истовую религиозность мусульман, собственно религиозные обязательства подавляющего большинства населения (кроме ученых улемов) были не только до предела просты (молитва, пост, милостыня, хадж), доведены до элементарного обрядового автоматизма, но и всегда ориентированы на социально-политический стандарт. Иными словами, правоверные прежде всего обязаны быть лояльными членами общества, послушными подданными и в качестве таковых верными воинами ислама. Воинами в прямом и переносном смысле: если ты мусульманин, ты должен быть всегда готов к битве с неверными. Религиозная идеология на службе политике — это норма для стран ислама.
Транзитная торговля и кочевники
Обратим теперь внимание на другой существенный феномен восточного Средневековья — транзитную торговлю. Ее роль была необычайно большой уже в древности: именно благодаря транзитной торговле возвысились и расцвели финикийские города, она же способствовала расцвету и многих других торговых центров начиная с Вавилона. Торговые связи по Великому шелковому пути или по трансаравийской дороге вдоль моря соединяли европейские страны с Индией и Китаем и способствовали не только торговым, то есть товарным, контактам, не только обмену вещами и раритетами, что само по себе очень важно, но и обмену достижениями культуры, идеями, нововведениями, открытиями.
Далеко не всегда, вопреки принятым формулам, этот обмен был равновеликим, эквивалентным. Как раз наоборот, чаще всего влияли одни, а воспринимали чуждое влияние другие; но это не мешало тому, что в конечном счете свою выгоду от обмена имели все стороны. Именно это и поддерживало всегда транзитную торговлю, побуждало тех, кто в нее вовлечен, включая многочисленных посредников, активизировать свою деятельность и решительно преодолевать все препятствия, коль скоро они возникали. Торговля и дороги, пересекавшие страны и континенты, были животворной кровеносной системой в масштабах всей ойкумены.
Однако этим роль транзитной торговли не ограничивается. Уже упоминалось, что благодаря торговле в отдаленные регионы проникали не только сами по себе идеи, в том числе религиозно-культурные, в частности исламские, но и живые носители этих идей, ревностно пропагандировавшие их и энергично способствовавшие их распространению и практическому воплощению. Ведь именно следствием транзитной торговли как таковой было создание в Юго-Восточной Азии городов и портов, становившихся анклавами ислама. А так как ислам воинствен и прозелитичен, то естественным и логичным было стремление выйти за пределы анклавов. Этому, впрочем, способствовала и слабость политической власти в юго-восточно-азиатских странах.
Еще одна важная функция транзитной торговли — влияние ее на отсталые этнические общности, на племена и народы, только-только вступившие на путь формирования государственности, только начавшие воспринимать цивилизованный образ жизни. Уже заходила речь о том, что Средние века отмечены приобщением новых территорий и целых регионов с населяющими их многочисленными племенами к цивилизации и государственности. Включение их в сферу торговых путей, в обслуживание торговых операций как раз и становилось толчком для ускорения упомянутого процесса. Это хорошо видно на примере арабов.
Трансарабская торговля создала благоприятные условия как для приобщения к ней бедуинов, которые со своими верблюдами служили посредниками при перемещении товаров, так и для обогащения шейхов бедуинских племен, уже вставших на путь формирования протогосударственных образований. Одновременно с этим она способствовала возникновению и расцвету ряда арабских городов, таких как Мекка, которые стали в середине I тысячелетия крупными торговыми центрами и быстрыми темпами шли по пути формирования протогосударственных структур.