Страница 11 из 12
Гулкий и очень плохо освещенный коридор с рядом закрытых дверей, как две капли воды похожих на ту, которая минуту назад закрылась за нашими спинами, закончился почти внезапно. В полутьме резко вырисовался поворот направо, и как только мы повернули, перед самым моим носом распахнулась входная дверь, выпуская нас в сгущающиеся сумерки. Я даже споткнулась: это уже столько прошло времени?! Мы с Чадом покидали дом еще до полудня, а сейчас уже вечер. Значит, отец уже или пришел домой из офиса, или вот-вот придет. Обнаружит мою пропажу и…
– За мной! – глухим и хриплым, до неузнаваемости изменившимся голосом скомандовал мне Диллон, сбивая с полета мысли. – И под ноги смотри! Расквасишь нос, заляпаешь кровью тряпки и привлечешь тем самым к нам внимание законников! А я в тюрягу из-за тебя, дурака, не хочу! Понял?
Откуда-то сбоку в ответ на эту тираду раздался хриплый и мерзкий смешок. Мне стало страшно. За нами наблюдают? Это случайность и можно не бояться, или?.. Вместо ответа, ссутулилась еще сильнее и ускорила шаг, старательно шаркая растоптанными кроссовками и не забывая пнуть подвернувшиеся под ноги случайные камешки. Пусть думают, что я – пацан. Именно в этом, судя по словам Диллона, он и хотел убедить окружающих. Кажется, игра началась…
Кахелия, поглощенная мегаполисом, давным-давно уже обзавелась искусственным климатом. В городе никогда не было слишком холодно или слишком жарко, слишком сыро или слишком засушливо. Умные искины тщательно регулировали громоздкие климатические установки, расположенные глубоко под городом, исходя из среднеарифметического потребностей жителей планеты. То есть, большинству проживающих на Кахелии всегда было комфортно, я знала об этом потому, что мой жених, лин Монтриалли, вернее, его корпорация, была одной из тех, кто отвечал за беспроблемную и бесперебойную работу искинов и установок. Но вот именно сейчас мне почему-то показалось, что они сломались…
Успевать за широким и целеустремленным шагом Диллона, да еще и изображать при этом парнишку, не желающего идти туда, куда его ведут, было и без того сложно. В меня годами вбивалось, что нужно плечи держать развернутыми, а спину – прямой, что ходить нужно, не шаркая, поднимая ноги. А тут сутулься и не поднимай головы. И это в то время, когда любопытство буквально ест поедом, требуя осмотреться и понять, куда меня занесло. А еще постоянно мерещится, что кто-то очень любопытный уставился в спину и пристально наблюдает за моим малейшим движением. В общем, волны озноба ритмично прокатывались у меня по коже, заставляя усомниться в крепости собственного здоровья или правильности работы климатических установок. И это не добавляло спокойствия. Понять, куда мы направляемся, было совершенно невозможно. А задать вопрос я откровенно боялась.
У меня не было привычки доверять своей интуиции. То ли жизнь не приучила, то ли у меня это вообще не было развито, но сейчас я старалась отгородиться от своих не особо приятных ощущений. Вместо того чтобы к ним прислушиваться. Боялась, что если Диллон обратит внимание на то, что я без конца дергаюсь, то психанет и действительно бросит меня посреди незнакомого района и без средств связи. Но уже буквально через пару минут я сильно пожалела, что не заострила внимания своего невольного телохранителя на том, что мне постоянно кажется, будто я чувствую на себе чужой взгляд.
Мы прошли не более пары десятков шагов, когда с неба слева от нас камнем упал какой-то странный транспорт: похожий на доску скейта, но ведь аэроскейты в состоянии взлетать не выше, чем на метр от дороги! Я едва не завизжала от испуга и шарахнулась в сторону, толкнув Диллона. И похоже, именно это и спасло нам жизни…
В тот момент, когда я всем телом врезалась в Диллона, испуганно отшатнувшись от резкого падения воздушного транспорта, раздался пронзительный, бьющий по ушам свист. В воздухе остро и едко запахло раскаленным металлом. А грузная женщина с тяжелой сумкой в руке неуклюже отпрыгнула в сторону от нас и от сумасшедшего, управлявшего необычным транспортом. Раздумывать, что это было, времени точно не было.
Столкновение привело к тому, что я всем телом ощутила, как дернулся Диллон. На краткий миг застыл, словно оцепенел. А потом, сцедив сквозь зубы длинную свистящую фразу, очень похожую на ругательство на незнакомом мне языке, резко развернулся, ухватил меня за шкирку и повалил на выщербленное и неровное бетонное покрытие тротуара…
Все случилось слишком уж неожиданно. Я не успевала ни вывернуться из рук сбрендившего окончательно Диллона, ни как-то затормозить свое падение, ни предупредить удар. От столкновения с допотопным дорожным покрытием у меня не то что воздух вышибло из легких, а от резкой боли потемнело в глазах. На какое-то время я ослепла и оглохла, потерявшись в болевых ощущениях. А потом сверху на меня упало тело Диллона и стало еще хуже.
По телу пробежала новая волна дрожи, когда серые глаза, так пугавшие меня еще несколько минут назад, вдруг оказались близко, очень-очень близко от моих собственных. Так близко, что я хорошо видела, как нервно пульсирует темная звездочка зрачка посреди серой зеркальной глади. Эта пульсация почему-то неимоверно притягивала и завораживала меня.
– Испугалась? – вдруг хрипловато и как-то по-доброму шепнул парень, и не думая скатываться с меня.
– Нет, – слишком ошарашенная произошедшим чтобы соврать, шепнула бездумно. – Кажется, просто не успела.
Диллон криво усмехнулся одним уголком рта:
– Ничего, сейчас тебе представится повторный шанс ужаснуться происходящему. Соберись. Я сейчас собью этого гада с доски, и мы ее ненадолго позаимствуем…
У меня как-то непроизвольно округлились глаза. На кончике языка вертелся вопрос: «Что значит, позаимствуем?» Первая часть фразы как-то вообще прошла мимо моего сознания. Вот только задавать этот вопрос было некому. Раздался новый отвратительный свист, заставляющий меня кривиться как от зубной боли, и Диллон резко вскочил. В тот же миг сверху на меня посыпалось нечто мелкое и очень колючее, причиняющее крайне болезненные ощущения не защищенным одеждой участкам лица и шеи.
События развивались с такой скоростью, что я уже перестала вообще хоть что-нибудь понимать. Перекатившись на бок и пытаясь избавиться от того, что просыпалось на меня сверху, и от чего кожа горела, будто по ней прошлись теркой, я услышала короткий возмущенный вопль. Крик оборвался мгновенно. Будто кричавший задохнулся или ему резко заткнули чем-то рот. А в поле зрения возникла уже знакомая рука Диллона:
– Хватайся! Быстрее! Эта мразь, скорее всего, здесь не одна! Нам нужно побыстрее отсюда выбираться!
Слишком ошеломленная, чтобы вникать в смысл сказанного, я машинально ухватилась за протянутую ладонь, как за единственный островок незыблемости в окружающем меня хаосе. И едва не завизжала, в последний миг прикусив кончик языка. Диллон вздернул меня с тротуара с такой силой, что меня будто пружиной подбросило!
Опомнилась я уже на стремительно набирающей высоту доске, в сильных руках Диллона.
– Замри и не дергайся! – прокричал он мне в ухо. – Этой пакостью чрезвычайно сложно управлять, а на падение у нас права нету!
Доска поднималась так быстро, что от ветра у меня слезились глаза, а окружающие здания размазались как на некачественном снимке. Снизу доносились какие-то невнятные звуки, но я боялась даже голову повернуть, что уж говорить о том, чтобы наклониться и рассмотреть происходящее внизу!
– Что происходит? – прокричала, давясь тугими воздушными струями, забивавшимися в открытый рот. – И куда мы направляемся?
Доска в этот момент прекратила набор высоты, плавно повернулась на сто восемьдесят градусов и рванула вперед с такой скоростью, что, если бы не руки Диллона, клещами сжимавшие мою талию, я бы полетела вниз, как сорванный ветром с ветки осенний листок.
Ветер сорвал слишком широкий капюшон худи с головы, и я забеспокоилась, чтобы не потерять еще и бейсболку, которая единственная сейчас оберегала мои волосы от злых порывов ветра. Диллон подбородком отодвинул в сторону мешающий ему капюшон и крикнул мне в ухо: