Страница 10 из 12
Не дожидаясь моей реакции на его слова, Диллон тремя широкими шагами пересек небольшое пространство и открыл незамеченную мною ранее, хорошо замаскированную дверь, за которой мелькнуло темное, плохо освещенное пространство. Дождавшись, пока за парнем закроется дверь, я поплелась на кровать. Больше здесь заниматься было нечем. В голове был такой сумбур, что я даже не пыталась разобраться в своих мыслях и чувствах. Отец – преступник? Или мошенник? И попросил помощи у преступников? Но… Почему? Ведь мы всегда, сколько я себя помню, жили на широкую ногу. Деньги у нас точно были. Неужели это жадность, а я совершенно не знаю собственного родителя?
Устроившись на краю кровати, на боку, и свернувшись в позу зародыша, я попыталась вспомнить, когда и при каких условиях меня знакомили с Диллоном. И как так получилось, что я совершенно не запомнила его? У меня была довольно хорошая память на лица и имена, я специально ее тренировала. Это началось еще тогда, когда у меня была еще жива надежда стать помощницей своему отцу в бизнесе, но я не забросила тренировки, даже когда поняла, что дальше кухни и дома отец, а потом и будущий муж меня не допустят. И вот теперь какой-то подозрительный тип говорит, что нас знакомили, и мой отец даже имел виды на него, как на моего будущего мужа, а я совершенно не помню его? Странно. Впрочем, как и вся эта история.
Отчаявшись откопать в недрах памяти знакомство с Диллоном, я попыталась вспомнить конкурентов отца. Здесь уже было сложнее. Так как в детстве я подобными вопросами не интересовалась, да и интересы отца было довольно разносторонними. В отличие от моего жениха. А сейчас при мне вообще деловые разговоры не велись, так как отец считал, что женщинам вопросы бизнеса доверять нельзя.
Внезапно и с грохотом распахнувшаяся входная дверь заставила меня подпрыгнуть на месте, едва не свалившись на пол. Схватившись за сердце и сев на кровати, я испуганно уставилась на ворвавшегося в комнату Диллона. Тот с каменным лицом через всю комнату швырнул мне какой-то серый сверток и ледяным тоном отчеканил:
– Одевай! Немедленно! И бейсболку тоже! А потом поверх капюшон! Мы немедленно отсюда уходим! – И зловеще прищурившись прошипел: – Только попробуй выкинуть какой-то финт, и я тебя вырублю! Поняла?
Швырялся предметами Диллон метко. Сверток, как и моя сумочка, попал мне четко в центр груди, на пару секунд выбив из меня весь дух. Но под сверкающим от ярости серым взглядом я не рискнула жаловаться или возмущаться. Развернула сверток и выудила из него штаны, футболку, толстовку, бейсболку и нечто настолько растоптанное, что уже потеряло не только цвет, но и форму, и назвать это нечто кроссовками язык не поворачивался. А еще от тряпок и обуви шел стойкий и неприятный душок. Где бы Диллон это ни добыл, чистой одежда не была…
– Ты что, на помойке это взял? – вырвалось у меня прежде, чем я подумала, а стоит ли вообще открывать рот.
Диллон мгновенно рассвирепел:
– Послушай, принцесса, если тебя что-то не устраивает, и ты желаешь сдохнуть ради того, чтобы твоего неумного папашу наконец смогли заставить отдать все, что у него есть, то так и скажи! Я не стану трать свое время, силы и здоровье, чтобы вытащить тебя из этой заварушки! – У меня непроизвольно вытянулось лицо от услышанного, а этот… экземпляр фыркнул: – Прониклась? Тогда шевелись! Боевики синдиката в двух кварталах отсюда и методично все прочесывают. Желательно, чтобы и духу нашего здесь не было, когда они сюда доберутся, будет свинством подставить приютивших нас людей под криминальные разборки!
Все происходящее казалось дурным сном. Кошмаром. Вот сейчас я проснусь, открою глаза и увижу, что лежу в собственной постели, в своей комнате, а на первом этаже отец отдает домашним дроидам распоряжения. Вот только проснуться почему-то не получалось, а кошмар все тянулся и тянулся.
Превозмогая отвращение, разложила отвратительное тряпье на кровати, встала и потянулась к застежкам блузки на груди. Но, опомнившись, сухо скомандовала:
– Отвернись, извращенец!
Губы Диллона немедленно скривились в отвратительной, издевательской ухмылке:
– Мне неинтересны пустоголовые дурочки с гладильной доской вместо фигуры! А ты не тяни время! Иначе уйду без тебя!
«Гладильная доска» была обиднее всего, ибо фигура у меня была шикарная, я это точно знала. Аккуратная грудь третьего общегалактического размера, тонкая талия и плавные изгибы бедер заставляли моего жениха, лина Монтриалли, в последнее время раздевать меня глазами всякий раз, как мы оказывались в одном помещении. Однажды я даже случайно услышала, как отец сделал ему замечание, что, мол, лин Монтриалли мог бы хотя бы при нем не… заниматься со мной сексом в своих мечтах. Отец тогда выразился гораздо жестче. Так, что у меня, стоящей за дверью, вспыхнуло не только лицо и уши, но и все тело загорелось от стыда.
Сердито рванув застежку, я ядовито процедила, глядя прямо в серые, лихорадочно блестевшие глаза:
– Что ж ты тогда отвести от меня взгляд не можешь, раз гладильные доски тебе неинтересны?
Едкий выпад подействовал. Одновременно с тем, как с моих плеч упала блузка от костюма, Диллон повернулся ко мне спиной.
Стараясь не задумываться над тем, кто носил до меня эти вонючие тряпки, я избавилась от юбки и влезла в не по размеру огромные штаны, к счастью, снабженные веревкой в качестве пояса. Иначе при малейшем движении для меня существовала реальная угроза потерять их даже в застегнутом виде. Нырнула в пропахшую чужим потом футболку с длинными, обтрепанными на обшлагах рукавами, кое-как затолкала волосы под бейсболку и, наконец, надела и застегнула на себе худи.
– Я готова, – сдержанно проинформировала, стараясь не дышать теми миазмами, которые источала «новая» одежда. – Сейчас возьму сумочку…
Я направилась к «столу», стоящему в стороне от кроватей, но в спину вдруг прилетел сухой приказ:
– Сумочку, как и твои тряпки, выбрасываем в утилизатор. Я не проверял ее на наличие маячков и прочей следящей дряни, а потому рисковать не намерен! И там все равно нет ничего важного!
Меня будто пригвоздили к месту. Будто ударили по голове и полностью дезориентировали. Да что здесь происходит?! Какие, к грахху, маячки? Я что, промышленный шпион? Мата Хари, или как ее там правильно звали? Зачем в мою сумочку совать какую-то там следящую дрянь, как Диллон изволил выразиться? Особенно, с учетом того, что сумочек у меня было около двух десятков, и я сама никогда заранее не знала, с какой из них выйду из дому!
Решение принялось мгновенно. Одним прыжком покрыв оставшееся расстояние, я схватила сумочку, бросилась назад к кровати, вытряхнула из нее все содержимое на постель, швырнула саму сумочку поверх лежащего кучей измятого синего костюма, а начинку принялась рассовывать по карманам.
– Доволен? – едко поинтересовалась у безразлично наблюдавшего за мной типа.
Вместо ответа, Диллон сухо распорядился:
– Капюшон надевай, и за мной!
Судя по тому, что он никак не прокомментировал мой бунт, запрет распространялся только на сумочку. А значит, Диллон всерьез считает, что в ней могут быть какие-то следилки. Натягивая на голову поверх бейсболки засаленный капюшон худи, я испытала настоящий шок. Уже в который раз.
– Засунь руки в карманы, ссутулься и опусти плечи, – последовал новый приказ, как только мы покинули комнату. – Идешь рядом со мной, но голову вверх не поднимаешь! Смотришь себе под ноги! Сверкнешь хоть раз мордашкой, брошу там, где это произойдет!
Я уже вообще перестала реагировать на угрозы со стороны Диллона. Во-первых, их было много, и эффект уже притупился. А во-вторых, парень сейчас говорил сухо и деловито, то и дело зорко оглядываясь по сторонам. Если это не игра, значит, угроза для нас и в самом деле существует нешуточная. И если раньше я склонялась к тому, что все это дурацкий розыгрыш, какая-то низкопробная шутка с неясной для меня целью, то теперь все больше и больше верила этому странному нервному парню, по какому-то дурацкому стечению обстоятельств заменившему собой степенного Чада.