Страница 16 из 77
— Первый случай в моей практике! — призналась она. — Может, ты гомик?
— Нет, просто кретин!
5. УСБ
5 июня. 86 год Конфликта. Самара. Улица Никитинская 73А.
— Я вас предупреждала, майор, что мы вскоре встретимся! — подполковник Любовь Михайловна Родочинская источала неподдельную радость, которую испытывает маленькая девочка, когда видит червячка на асфальте, которого раздавит в следующую секунду.
Не могу похвастать, что чувство было взаимным. Я только что отписался по Яше Тарелкину и чувствовал себя Львом Толстым, закончившим первый том «Войны и мира».
— Ну что молчим, майор? — вопрос был провокационный.
У меня, например, могло болеть горло. Или я плохо говорил по-русски. Всегда уместен откушенный язык.
— Вы уж помогите следствию, заодно облегчите душу, — продолжала Родочинская, мне казалось, что на ее стуле извивается кобра, вот она медленно поднимает голову над столом, вот раздувает воротник.
— О чем задумались, майор? О своей никчемной жизни? — издевательски продолжала Родочинская.
— Почему никчемной? — пожал я плечами. — Недавно я перевел через улицу старушку.
— Шутим? — усмехнулась Родочинская.
Есть такой спецкурс, как вести допрос. Надо вывести допрашиваемого из себя, унизить, оскорбить, все средства хороши, а потом он начнет орать от возмущения, а когда проорется, выяснится, что он наорал много лишнего и наваял себе на статью. Беда Родочинской заключалась в том, что я тоже проходил этот курс.
— Не хотим сотрудничать, майор!
Сотрудничество с точки зрения УСБ заключается в том, что вы подписываете себе смертный приговор, а затем собственноручно приводите его в исполнение.
Откровенно говоря, после телефонного звонка из УСБ, я насторожился. Туда никогда не вызывали попугать. Если там доставали пистолет из сейфа, то не для того, чтобы продемонстрировать подарочную гравировку, а исключительно чтобы влепить вам пулю в лоб.
За что меня могли прижучить? За что угодно. Я 5 лет работал в Европе под прикрытием, за мной тянулся настолько мутный шлейф, что можно было придраться к чему угодно. Не то что я там дурь продавал или людей убивал за деньги, просто в оперативной работе не всегда успеваешь все правильно оформить и согласовать.
Сразу всплыло в голове предостережение этого дурака Зюзина, что всех, кто так или иначе сталкивается с Пантаналом ждут одни неприятности. Совпадение? Мне легче думать именно так.
— Где вы были в январе текущего года? — в лоб рубанула Родочинская.
В январе я лечился в «Созвездии»-реабилитационном центре для инвалидов. Я был еще не инвалид, но во мне навертели столько дырок, что для дыхания мне совершенно не обязательно было использовать нос.
Главврач смотрел с жалостью:
— Только не впадайте в уныние, молодой человек! Жизнь продолжается! Знакомьтесь с пациентками, ходите на танцы, купите презервативы! Я настаиваю на этом-купите много презервативов!
Я не стал говорить доброму доктору, что могу надеть презерватив разве что на указательный палец. Я дисциплинированно ходил на процедуры. Раздеваясь перед серной ванной и видя свое отражение в зеркале с множеством отметин, я сам себя называл Пятнистым.
Персонал относился с жалостью. По легенде все ранения я нанес себе сам, ибо был законченный шизофреник. Я уже устал ждать нормальную легенду, чтобы я был герой, и девушки меня любили.
Что касается девушек. Средний возраст пациенток центра для инвалидов был далеко за 50. Очень скоро к танцам я совершенно охладел.
— В январе проходил курс реабилитации в санатории. А почему вы спрашиваете?
Вместо ответа Родочинская толкнула ко мне несколько фоток, рассыпавшихся словно колода карт. Карты получились жутковатые.
Лежащий пузом кверху жирный боров, чьё бандитское лицо перечеркивал старый шрам. Лицо бандита перед смертью исказило сильное удивление, словно он узрел оживший призрак. В груди бандита зияла дыра, которая обычно получается от попадания нескольких кобальтовых пуль в одно место.
Другие фотки различались разве что размерами убитых бандитов, все были шкафы как на подбор, и количеством прямых попаданий.
Нет, один убитый отличался от остальных. Красивый молодой парень с бородкой и усиками. Он единственный из убитых, кто получил всего одну пулю, но прямо в лоб.
— Название «Рекс» вам что-нибудь говорит, майор? — спросила Родочинская и бобины невидимых магнитофонов заскрипели от напряжения, начался настоящий допрос.
— Ночной клуб есть в Париже! — ответил я. — Может, и в Самаре есть. А кто эти несчастные?
— Тот со шрамом некто Багси, криминальный босс. Остальные из его банды.
Родочинская рассказала, как 12 января сего года некто, одетый во все черное, словно демон смерти, с чулком на голове, зашел в бар «Рекс» в неурочное время, когда посетителей не было, а Багси с подручными зависали в отдельном кабинете.
Неизвестный сначала передал привет от некоей Виолы, а потом видно из лучших побуждений вынул два пистолета 45-го калибра, считающиеся одним из самых мощных в мире, и расстрелял их к чертовой матери.
— Интересный факт! — заметила Родочинская. — Убийца оказался настолько законченным психом, что несмотря на объявленный розыск, явился в тот же бар вечером и застрелил еще парня по имени Гаэтано, вот этого с усиками. Свидетели слышали, как перед выстрелом он сказал жертве: «Она тебя любила».
— Совершенно жуткая история! — согласился я.
— Где вы были 12 января, майор?
— Скорее всего, в серной ванне. А почему вы спрашиваете?
Родочинская изобразила презрение:
— Найдите в себе силы признаться, майор! Снимите с души грех! Вы же не убийца!
— О чем это вы? — я самым искренним образом изобразил непонимание. — Думаете, я убил всех этих несчастных?
Произнести «людей» я не смог себя заставить.
— Дело в том, что у следствия имеются свидетели, утверждающие, что видели примерно в это время некоего Вальжана в Париже.
Я лишь пожал плечами, вопроса ведь не было. Мало ли Вальжанов в Париже. Как донов Педро в Бразилии.
— На этот раз вам не отвертеться, майор! Пойдете на каторгу или даже на эшафот! — агрессия у женщин в крови, настолько Родочинская разорделась от удовольствия.
Например, у меня известие, что кого-то повесят, не вызвали бы бурной радости.
— Дело в том, майор, что в момент убийства Гаэтано в баре находились сотрудники французской полиции. Завязалась перестрелка, и убийца получил пулю. Сидеть! — прикрикнула она, хоть я вставать не собирался. — За этой дверью вас ждет конвой. Поедете в клинику для судмедэкспертизы. Надеюсь, оттуда прямиком на виселицу!
— С вашей стороны это будет очень некультурно! — сказал я.
* * *
Моя машина простояла на Никитской до позднего вечера. Эвакуатор ходил кругами, а суровый эвакуаторщик подкручивал усы, прикидывая, как бы подцепить краном мою ласточку, когда я отпер дверцу и ввалился в кабину. Над задними сидениями поднялась голова цвета вороньего крыла, и Дастин положил мне морду на плечо.
— Знаешь, что обидно, Хофман? — спросил я, потирая негнущееся колено. — Во мне уже столько лишних дырок, что даже специалисты не могут разобрать, где старые, а где новые!
Секретная база Управления П. Ямантау, Южный Урал. 6 год Конфликта. Август
— Какой сюрприз ты приготовил мне на этот раз, друг мой Альтер? — спросил я.
— Я же извинился, Лева! — возмутился академик Лемберт. — Ты же генерал, Студенцов, знаешь не понаслышке, что есть военные секреты! Тоже ведь мне не все говоришь!
— Какие секреты? Все мои секреты давно в «подпол» слиты!
— Ты же не хочешь, чтобы то же самое произошло с Пантаналом?
Из Питера до Уфы мы летели самолетом, затем пересели на вертолет, который доставил непосредственно на военную базу. С трех сторон базу окружал забор и колючка, с тылу она упиралась в Ямантау-Плохая гора в переводе с Башкирского.