Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 77

— Откуда сведения, если он всех, как ты выражаешься, сгубил? — подколол я.

— Некоторые вернулись, — нехотя признал бродяга. — Божатся, что там голоса доносятся из-под земли, гораздо глубже дна Волги. Молят о прощении, только нет им прощения.

— Оставим грешников в покое. Цеппелин из блатных? — спросил я.

Простой вопрос заставил бомжа передернуться.

— Мутный он. Видимых наколок нет, но раздетым его никто не видел. Экипировочка у него вся новая, черные брюки, черная куртка с капюшоном. На рукаве серебряная буква «Р». Высокие шнурованные ботинки всегда сверкают, как только что из магаза. Передвигается по Периметру на какой-то военной машине — на колесах, вся в броне, вместо окон бойницы.

Кожная болезнь у него вроде, кожа гладкая, но неживая на вид. Лысый, бровей нет, никакой растительности нет. Слухи ходят, из бывших вояк, то ли в танке горел, то ли в самолете. Мог и радиацию схватить. «Мясо» покупал и в блокнотике все записывал, откуда оно. Карта у него была со скатерть размером, я подглядел, там в центре Плотина, да с подробностями. А ведь туда ходу нет, закрытая зона, там стреляют без предупреждения и в Разлом холодных скидывают.

Лыткин в своем рассказе словно наткнулся на препятствие и замолк.

— Как вы с ним связывались?

— Он в гостинице «Россия» одно время жил.

Я не сразу понял, что речь идет о теплоходе «Россия», вставшем в Ущелье на вечный прикол.

— Что-нибудь еще о Цеппелине сообщить можешь? Точно не знаешь, что конкретно он ищет?

— Падлой буду, гражданин начальник!

Гражданин Лыткин был осужден по статье 109 УК РФ «Убийство по неосторожности» и получил свой законный трешник.

Водка с лимоном. 6 июня.

Когда население окончательно отучили читать, в городе была проведена оптимизация-вместо библиотек открыли рюмочные. В одной из них я ударно надирался водкой. Я сделал открытие, оказывается, закуска совсем не обязательна, сойдет и лимончик в сахарной пудре. Меня трясло от страха.

На грани максимальной дозы начались глюки. Откуда-то возник Касаткин из УСБ и осуждающе произнес:

— Что с тобой, Женя? Сначала ты у меня выторговал дело Маслова, а как дошло до дела, сразу в кусты? Так не получится.

Я с изумлением понял, что слышу подробные сентенции не впервые. В обед меня оторвал от тефтелек звонок Коликовой, которая зачитала тефтелькам приговор и в приказном порядке велела явиться в прокуратуру. Что-то мне говорила, что речь не идет о пригласительном билете на концерт Миши Боярникова.

Алкоголикова говорила много и филигранно. Ее пламенную речь можно было вставить в сериал, развернув на пару серий. Брошка на шее за 30 лимонов раскалилась до бела, если бы там были не настоящие бриллианты, они бы расплавились.

— Иногда мне кажется, что это не у меня критические дни, а у тебя, Вершинин! — воскликнула она в сердцах.

Раз уж мы заговорили о столь интимных вещах, мне захотелось спросить, бреет ли она волосы на гениталиях.

— В ходе оперативно-следственных мероприятий возникла необходимость съездить в командировку на Плотину! — торжественно сообщила она.

— Я не поеду! — отрезал я.

Еще сегодня утром я бы отдал все, чтобы выгрызть эту командировку и на Плотине досконально заняться Масловым. Там его заменили, там основное место действий, там лежбище.

Но с тех пор минуло несколько часов, кое-что изменилось, и теперь я трясусь от ужаса, что меня действительно могут послать на Плотину. Я отлично понимаю, что имею все шансы остаться на объекте навсегда.

— Что тебя удерживает, Вершинин? — Коликова сняла очки, став еще страшнее, как с ней сексом занимаются, подушкой лицо разве что закрывают. — Не можешь оставить пачку пельменей в одиночестве? Водка в морозилке испортится? Ты можешь внятно объяснить, почему не хочешь ехать?

— Объяснить не могу, но ехать отказываюсь!

— Дурдом какой-то! Я точно с тобой до пенсии не доработаю! — Коликова изменила тон и произнесла сестринским тоном. — Ты можешь мне довериться, Женя? Расскажи, какие у тебя проблемы? Чем могу, помогу.

Я едва не клюнул на уловку, но вовремя опомнился, и шею мне она не перерезала.

— Готов взять любого «глухаря», но на Плотину не поеду! — отчеканил я. — Скажу честно. У меня идиосинкразия. И еще этот. Периостит!





Вам когда-нибудь приходилось видеть, как человеческое лицо мгновенно охлаждается до минус 100-а градусов? Лицо Коликовой заледенело, глаза остекленели и пригвоздили меня к креслу. И куда делся доверительный тон? Бабы лучшие притворщицы в мире! Недавно был опрос, и 100 процентов женщин заявили, что размер не имеет значения!

— Сделаем так, Вершинин! — голосом Коликовой можно было распиливать бетон. — Явишься завтра и, если твое решение не изменится, исполнишь рапорт. Мне тут мужики с бабским характером не нужны!

— Что в рапорте написать? — поинтересовался я и получил исчерпывающий ответ.

— Пошел вон!

* * *

Из рюмочной я переместился на скамейку, а часть выпитого переместилась в стоящую рядом урну. Сюрприз для бомжа, который по утру сунет туда руку.

Наступила летняя ночь, довольно холодная, но сейчас она меня лишь бодрила. Хотя что может взбодрить старого воробья, потрепанного дикой кошкой?

— Что вас так напугало, Вершинин? — Касаткин возвышался надо мной, подавлял волю. — Знайте в любом случае, мы вас защитим.

Ага, защитят они меня. Осипова уже защитили. Я представил себя в гробу. Зрелище мало эстетическое, и выглядел я там нереспектабельно.

— Кто бы на вас не наехал, не в ваших интересах это скрывать!

Я представил того, кто наехал на несчастного Осипова. Огромный мусоровоз.

— Мы ведь все равно узнаем! — пригрозил Касаткин. — Если вы скрываете важную для следствия информацию, пойдете за сокрытие! Я лично тебя закрою!

Стариков, ни разу не сидевших и загремевших на зону на склоне лет, называют Иван Иваныч, вспомнил я. Мысль была актуальная.

— Я сейчас уйду, и ты останешься со своими проблемами один на один! — пообещал Касаткин. — Тебе угрожали? Ты не боишься ночью оставаться один?

Я не боялся. Теперь я знал, что в городе мне вообще ничего угрожает. В этом я был уверен, мне об этом недвусмысленно сказали. А вот в Ущелье…

— Я найду, кто тебя так сильно напугал, что ты в штаны надудонил! — пообещал Касаткин. — Сделаю это без твоей помощи! Но раз ты мне больше не нужен, то завтра вылетишь из органов к едрене фене! Сделать это проще простого. Когда на тебя могли выйти? Только не днем, днем ты выезжал на убой на Революционной. Там была куча народа, подкатить к тебе не могли. Утром еще все было нормально, значит, после выезда! Там было не слишком много возможностей с кем-то встретиться.

Господи, как он ошибался!

Убой на Революционной.

Коликова позвонила с утра, и это было не самое лучшее предложение на то утро.

— Убийство на Революционной. Один холодный, оперативники уже там, судмедэксперт выехал. Будешь от следствия.

— Пусть Мальков едет! У меня дел и так по горло, и свидетели вызваны! — взмолился я, отмазка была придумана заблаговременно.

— Мальков зеленый и вдобавок тупой! Убитый — известная в узких кругах модель. А сама квартира принадлежит Сергею Боярникову.

— Однофамильцу? — с надеждой спросил я.

— Не угадал! Тому самому. Депутату и владельцу газет-пароходов. Погибче там.

— Что он потерял в нашей деревне?

— Как ты пренебрежительно-в дере-евне! — мастерски передразнила Коликова. — У Боярникова много квартир, все задекларированы по закону, в том числе и эта. Так что уж поезжай, почти своим присутствием.

Сырожа мне не нравился, вот батя в «Новых мушкетерах» идеально усами тряс. Среди плебса сынок был известен законом о «вынужденном гомосексуализме». Сам же стал первым его бенефициаром.

Меня вез Толстый Дима.

— К пидару едем? — спросил он, и я понял, что он не гибкий.