Домой не возвращайся!

На следующий день Омаров-младший принимал соболезнования. Деревня скорбела по безвременно ушедшему. Лишь один человек не приближался к Саиду. Цепким голубым взором из-под кустистых бровей он буквально впился в фигуру смуглого сироты. Человеком этим был Филипп Васильевич, дед Филя. Саид чувствовал, как холодеют руки от тяжелого взгляда… Побыстрее бы все закончилось. Никаких поминок. Одному, только бы остаться одному… Чего он так смотрит? Словно книгу читает… Через два дня прах Шухрата Омарова был погребен на деревенском кладбище возле полуразрушенной церкви. Тогда же, собрав котомку и закинув на плечо старенькое ружье, ушел в дальнюю лесную сторожку Филипп Васильевич.

Омаров-младший долго смотрел вслед своему уходящему деду. Но ни досады, ни горечи не было в его взгляде. В глазах читалось только одно: сожаление охотника, упустившего добычу.

На период летних каникул Саид подрядился водовозом. Мощный гнедой конь по кличке Сигнал стал его первым и единственным другом. Работа, о которой можно только мечтать человеку, любящему одиночество. Утром с восходом солнца, нагрузив телегу пустыми пятидесятилитровыми бидонами, Саид вел под уздцы Сигнала к реке. Наполнив емкости, они возвращались поить скот. Вторым рейсом вода доставлялась лесорубам. И так изо дня в день. В километре от деревни на берегу реки высился штабель подготовленных к сплаву бревен. Под ним тянулась небольшая песчаная коса, где сверстники Саида частенько после изнурительных работ на вырубках резвились в воде, смывая трудовой пот. Завидев, бредущего по склону водовоза, молодежь не упускала случая подшутить, а то и запустить камешком по бидонам.

– Саид, коня-то помой, а то он стал одного с тобой цвета!

– Да и сам помойся – от сосновой коры не отличить!

– Саид, приходи на делянку. Мы с тебя стружку-то ненужную снимем. Белый будешь и совсем чистый!

Омаров-младший проходил мимо, стиснув зубы и сжав кулаки, шепча что-то на ухо всепонимающему Сигналу. Тогда еще никто не мог себе представить, какое чудовище прячется за обликом неразговорчивого сироты.

Июльской комариной ночью смуглые руки, сливающиеся с темнотой, прицепили конец железного троса к одной из опор штабеля. Сверкнула зубьями пила. Несколько движений и подпил готов…Всевышний, сделай завтра жару, чтоб это стадо собак пришло сюда смыть свою вонь…

И Всевышний сделал. Зной ударил такой, что расплавленный воздух наполнился парами хвойной смолы. Березы силились сорвать с себя прилипшие бинты. Ивы свесили длинные волосы в воду. Даже муравьи, сия беспокойная таежная кровь, двигались медленно, почти через силу.

Люди в плотной противокомарной одежде изнывали под палящим солнцем делянок. Топоры рассыхались – приходилось, то и дело окунать в воду. Соленый пот щипал кожу, застилал глаза. Гнус тучами бросался на оголенные участки тела. Подобной жары не могли припомнить даже старики. Но северяне не сдавались, потому что не сдавались никогда. Этот двужильный народ с невозмутимой настойчивостью наступал, теснил превосходящие силы тайги. И тайга пятилась. Лай топоров не стихал до самого вечера. Пока бригадиры не сказали: «Баста. На сегодня хватит».

Старшее поколение, тяжело переводя дух, двинулось к кострам: восстановить силы травяным чаем. Молодые, вскочив на мотоциклы и велосипеды, помчались к реке, на излюбленное место. А Саид ждал, прижимаясь щекой к морде своего друга Сигнала. Люди забегали в воду, резвились, плавали, ныряли, хохотали, дурачились. Облака серебристых брызг вздымались над водой. А Саид ждал, стоя за смородиновым кустом. Ждал, когда устав от холодной таежной воды, люди выберутся на сушу и уронят свои тела в нагретый песок. Трос уже был зацеплен за крепкую, тележную ось… Только бы конь не подвел… А что, если подведет, не хватит силы. А-а, все одно – уходить в бега. Котомка собрана. Жаль только, эти собаки останутся живы… Ждать пришлось довольно долго. Да к тому же, пока одни купались, другие загорали. Не было момента, чтобы все разом оказались на берегу. Через полтора часа шум на воде стих, и под штабелем на песке образовался кружок для игры в карты… Пора. Ну, Сигналушка, не подведи. Пшел! Ну, давай!.. Омаров-младший ожег своего друга плетью с куском колючей проволоки на конце. От резкой, неожидаемой боли конь взвился на дыбы, заржал и рванул привязанную телегу. Но колеса, скрипнув, застыли в песчаной колее. После второго удара, поняв, что от него требуется, Сигнал вложил всю свою силу в рывок, вздыбив клубами дорожную пыль. Но трос только туго натянулся. Саид ударил еще раз и, отбросив плеть, сам схватился руками, напрягая мышцы до рези в глазах. Раздался хруст и пронзительный стон ломающейся опоры. И пошло. Люди внизу вскинули головы. Глухой, раскатистый гром катящихся бревен обрушился на мирную тишину. Приготовленные к сплаву стволы тяжелых, элитных сосен катились, подпрыгивали, вставали на попа, с шипением вонзались в воду. Река помутнела и стала раздаваться, как при половодье, образовывая крутящиеся воронки с кусками отскочившей коры. Люди даже не успели закричать. Смерть наступила мгновенно, освободив свою паству от мучительной боли.

На высоком берегу, рядом со смородиновым кустом стоял человек, совсем еще мальчик, с вылезшими из орбит глазами и жадно вдыхал, широко раздувая ноздри, терпкий, наполненный неописуемым ужасом, воздух.

Через несколько минут по пыльной таежной дороге мчался во весь опор гнедой конь, унося своего седока подальше от людей в глушь, горчащую смолой и разнотравьем. Туда, где стояла неприметная охотничья сторожка.

Туда, где Саида Омарова никто не найдет. Жаль, что верного коня придется убить на прокорм зимой. Но в этом мире выживает тот, кто сильней и коварней. Это знание досталось Саиду по наследству с генами. И он будет следовать законам жизни, которые ему диктует кровь и невидимый, всемогущий Аллах. Вечером деревенский староста найдет у себя под дверью записку, где будет сообщаться, что Омаров Саид Шухратович ушел навсегда в теплые восточные страны, в коих надеется обрести покой и счастье, желая встретить смерть в окружении многочисленного потомства. Его не будут искать. Никто не заподозрит несчастного сироту в смерти одиннадцати молодых людей, задавленных бревнами. О нем скоро забудут, потому что горе, пришедшее в деревню, затмит разум одиннадцати семей. А он спокойно перезимует – тайга любит его – и за это время обдумает, как и куда двигаться дальше. Но то, что любовь к оружию сильнее всего, он уже знал. На втором месте: военная форма. На третьем месте:…? Вспомнились загорелые, округлые икры Тамары. Нежный желобок между грудями. А когда она нагибалась, оказавшись к нему спиной… Э-эх! На третьем месте: деньги. И тогда будет сколько угодно Тамар. Саид представил, как по его команде, стоящие к нему спиной девушки нагнутся, предоставив полную свободу выбора пропахшему войной храбрецу. Рука важно ощупает женские прелести, выбирая товар покачественнее, и остановится на самой лучшей, а может и не одной. Восток – какое все же сладкое слово. В груди радостно щемило, на глаза наворачивались слезы. Когда-нибудь большой, полосатый, шелковый халат нежно обнимет покрытое боевыми шрамами тело. Добрый кальян согреет душу и озарит лицо благочестивого мусульманина благодушной, широкой улыбкой. Закружатся полуголые танцовщицы под ненавязчивую и нежную музыку.