Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 23 из 123

Люди Сталинградского тракторного

Их было двое, выпускников металлургического факультета Московской горной академии, распределенных после выпуска на существующий только на бумаге Сталинградский тракторный завод, в тот же год уехавших на годичную стажировку в Штаты и отчитавшихся о поездке в книге «Люди Сталинградского тракторного».

Звали их Шейнман Илья Борисович и Кузьмин Василий Алексеевич.

О прошлом Ильи Шейнмана известно немного — он родился в 1900 году в заштатном городе Сергиевск Бугурусланского уезда Самарской губернии, чье население в конце XIX века составляло менее 2 тысяч жителей — приличное село побольше будет.

Отец — Берк (Берко, Борис) Елье-Лейбович Шейнман, мама — Бейла (Берта) Израиловна Шейнман, в девичестве Йохельсон. У Ильи был старший брат Александр (Исраэль) и младшая сестра Анна (Ханна).

Еще известно, что после революции семья перебралась в Москву, а перед поступлением в Московскую горную академию Илья Шейнман работал в знаменитом Дворце труда, где был секретарем месткома и секретарем комсомольской ячейки.

Дворец труда — это бывший Московский императорский воспитательный дом для сирот и подкидышей, построенный на берегу Москвы-реки в районе Солянки еще при Екатерине Великой. Вот он на рисунке Федора Алексеева, справа.

После революции сиротский дом был переименован в «Дворец труда», и его плотно заселили профсоюзы, управление соцобеспечения, Дом охраны младенца в связке с Институтом акушерства и редакции множества газет.

В том числе — и знаменитой газеты «Гудок», где в 20-е годы несколько лет отработали молодые, талантливые и голодающие писатели Михаил Булгаков, Илья Ильф и Евгений Петров. Благодаря этому обстоятельству Дворец Труда прочно вошел в классику русской литературы. Правда, в «12 стульях» авторы переименовали его в «Дом народов». Ну, вы наверняка помните:

'Мелкая птичья шушера, покрытая первой майской пылью, буянила на деревьях. У Дома Народов трамваи высаживали граждан и облегченно уносились дальше.

С трех сторон к Дому Народов подходили служащие и исчезали в трех подъездах. Дом стоял большим белым пятиэтажным квадратом, прорезанным тысячью окон. По этажам и коридорам топали ноги секретарей, машинисток, управделов, экспедиторов с нагрузкой, репортеров, курьерш и поэтов. Весь служебный люд неторопливо принимался вершить обычные и нужные дела, за исключением поэтов, которые разносили стихи по редакциям ведомственных журналов.

Дом Народов был богат учреждениями и служащими. Учреждений было больше, чем в уездном городе домов. На втором этаже версту коридора занимала редакция и контора большой ежедневной газеты «Станок».

Именно по бесконечным коридорам Дворца Труда и гонялась за «попавшим под лошадь» Остапом Бендером безутешная вдова Грицацуева. Но вернемся к бывшему секретарю месткома Илье Шейнману.

Он поступил в Московскую горную академию на металлургический факультет, в 1929 году был выпущен в числе первых пяти специалистов в СССР по ковке и горячей штамповке металла, законтрактован Сталинградским тракторным строительством и послан на практику в Америку.





Что касается Василия Алексеевича Кузьмина, то это был совершенно иной типаж. Товарищ Кузьмин был представителем России деревенской — носительницы пресловутой сермяжной правды, она же посконная, домотканая и кондовая.

Нет, на самом деле он родился в древнем городе Касимове, что стоит на берегу реки Оки.

Но корни его — во Владимирской губернии, в деревне с красивым названием Двоезёры, потому как вместилась деревня аккурат между двумя небольшими озерами — Васильим и Нашим.

Именно здесь сыграли свадьбу 17-летний Алексей Кузьмин и сосватанная ему родителями 16-летняя Наталья Зайцева из соседней деревни Двойниково. Из деревни тогда многие уходили на промыслы, вот и наши молодожены нанялись в Муроме на лесопильный завод: Алексей — пильщиком, а Наталья — кухаркой в артель. Алексей был трудолюбив, весьма неглуп и к тому же грамотен — выучился в деревне у дьячка. Перспективного работника заприметил хозяин, и поставил его сначала старшим над рабочими, а после перевел в Касимов управлять хозяйской лесопилкой.

Там у Кузьминых в 1894 году и родился первенец — будущий инженер-металлург Василий Алексеевич Кузьмин.

Впрочем, единственным ребенком Василий оставался недолго — деревенские рожали много, и с детьми у Кузьминых не задерживалось. Вслед за Василием на свет появились Григорий (1898 г. р.), Владимир (1900 г. р.), Сергей (1902 г. р.), Анна (1905 г. р.), Варвара (1907 г. р.), Клавдия (1909 г. р.) и родившиеся перед войной в 1913-м сын Александр и приемная дочь Евдокия.

Сразу после начала войны главу семьи забрали на фронт, а наличие 9 детей никоим образом этому не препятствовало. Впрочем, старшие сыновья к тому времени давно уже жили самостоятельно. Благодетель-хозяин лесопилки устроил их в Муромскую техническую школу при железнодорожных мастерских. Вот на железной дороге все до Сергея включительно и работали, потому имели бронь и на фронт не попали.

В 1916-м отец вернулся с войны по ранению, а в стране к тому времени уже черт-те что творилось. Забастовали московские железнодорожники, к ним присоединились муромские, началась заваруха, жандармы ловили зачинщиков, и Василий с Владимиром от греха подальше подались в бега — в Москву, к брату Григорию, который еще после училища перебрался в старую столицу. Вот в его комнату в Грохольском переулке и «уплотнились» братья. Едва устроились — а тут уже и 1917 год, революция и полный бардак по всей стране.

Отец вывез жену и младших из Касимова обратно в Двоезёры — там оно спокойней будет. Да только сам в деревне не усидел — в стране уже голод начинался и слух прошел, что в Сибири хлеба куры не клюют. Вот Алексей с соседскими мужиками и поехал закупаться, да в начавшейся смуте все «закупщики» потерялись с концами.

Наталья, чтобы дети с голоду не умерли, пошла батрачить — молоть хлеб и убирать лен. Но из-за отвычки от крестьянского труда все только хуже стало: мать простудилась на холоде, слегла, 3 дня поболела и умерла.

Детей соседи отвезли в город и сдали в приют, в деревне только Евдокия осталась. Малая да пригожая девчонка, к тому же приемная, глянулась одной семье, вот ее и забрали себе соседи-благодетели.

Младшие отцу того отъезда так и не простили никогда.