Совсем иное дело

– А? Что? Как? – ничего не понял Дровосеков. – В чём я должен раскаяться-то?

– А сам, стало быть, не догадываешься? Своим умом не дошёл? А ещё считаешься представителем интеллектуальной профессии!

– Помилуйте, я всю жизнь пахал, света вольного не видел! – взмолился наш герой.

– Работы бывают разные. И у палача работа, и у тюремщика, и у убойщика скота…

– Ну, вы скажете тоже!.. Я ведь никому вреда не причинил…

– Не причинил?! – повысил голос человек в чёрном. – Ты так в этом уверен?! А я уверен в обратном!

– Но что, что я сделал кому плохого? – пропищал не своим голосом литератор и, неожиданно для самого себя, бухнулся на колени.

– Что сделал?! – словно гром прогремел судья. – Смотри!

С этими словами он взмахнул правой рукой, и вся правая стена комнаты превратилась в экран. На нём тягачи, погрузчики, бульдозеры и целая бригада лесорубов валили лес. Поваленные деревья освобождали от веток и укладывали в лесовозы. Затем пошли кадры, как колонна длинномеров и лесовозов везёт кругляк по трассе. И как потом на фабрике из него делают целлюлозу, а затем из неё бумагу.

Взмахом руки человек в чёрном остановил показ и вновь обратился к Дровосекову.

– Ну что, дошло наконец?

– Не-е-т, – промямлил подсудимый.

– Не-е-т?! Вот какие мы умные! – съехидничал судья и вновь обратил стену в экран. – Показываю для тупых.

Теперь экран изображал детей, больных астмой. Они задыхались и смотреть на их муки было очень тяжело. Следующие кадры представили, сколько лесов на Земле уничтожено в угоду людским желаниям. Потом пошли цифры: насколько уменьшилось содержание кислорода в атмосфере вследствие вырубки лесов. Как пагубно это отразилось на здоровье бессчётного количества людей. Как изменился климат, как почва стала подвергаться эрозии и упала урожайность в сельском хозяйстве.

Судья погасил экран и вновь спросил:

– Ну что, так и не признаём себя виновным?

Творец детективных романов попытался что-то сказать, раскрыл рот, но слова не хотели из него выходить. И он так и стоял на коленях с раскрытым ртом.

– Тебе нет оправдания потому, что всё, что ты писал – пустое, никчёмное. А природа не терпит пустоты, да будет тебе известно. И ещё: весь мир давно перешёл на компьютеры, а ты так и не соизволил его освоить. Продолжал переводить бумагу. Показать, сколько леса было уничтожено конкретно на тебя за те 20 лет, что можно было обходиться и без бумаги?

Вместо ответа подсудимый протестующе замотал головой.

– Смотри сюда! – невзирая на него, прогремел судья и взмахом левой руки обратил в экран левую стену.

Дровосеков с силой зажмурился и опустил голову, но грозный окрик заставил его открыть глаза. Это была картина массового исхода зверей и птиц из родного леса, который обрекли на вырубку.

Птицы побросали гнёзда с птенцами и с тревожными криками уносились прочь. Звери бежали плечом к плечу – вчерашние враги: лисы и зайцы, волки и косули, рыси и белки, медведи и лоси… А в это время их норы с грудными детёнышами давили бульдозеры.

В заключении на весь экран показали заплаканные глаза оленя. Потом крупным планом бурундука, вынужденного от безысходности свести счёты с жизнью, удавившись развилкой веток. И ворон, прокаркавших вполне по-человечески, что они выклюют ему глаза.

После всего увиденного литератор в себя так и не пришёл. Куда его определили – в чистилище или прямиком в ад, нам, пока живущим здесь, неизвестно.

Обитатели преисподней

– Вы говорите по-русски?

– Ещё как.

– Хотите поговорить?

– Нет.

– И я нет.

Сидоркин открыл глаза и с изумлением увидел, что прямо против него на скамейке, в каких-то двух метрах, сидит его заклятый враг Пинчук и недобро щурится на него.

– Тебя здесь только не хватало, – пробурчал тот.

– …Я к тебе не собирался, – ответил Сидоркин, ничего не понимая.

Он огляделся и увидел, что находится в довольно странном круглом помещении с абсолютно белыми полами, стенами и потолком, производящим впечатление какой-то пустоты. Не было ничего, на чём можно остановить взгляд. Непонятно было, откуда льётся свет, – казалось отовсюду. Вдоль стен напротив друг друга стояли две такие же белые скамейки из неизвестного материала, на которых, кроме него и Пинчука, сидели ещё два человека. Их Сидоркин не мог распознать, так как оба склонили головы и прикрыли глаза рукой, словно находясь в глубокой тоске.

«Пойду-ка я отсюда», – подумал он и решительно встал.

– А куда это ты собрался? – спросил Пинчук.

– А что я тут забыл?

В этот момент один из неизвестных поднял голову, и Сидоркина едва не хватил удар. Ибо это был банкир Щукин, несколько лет таскавший его по судам.

– Ба-а, какие люди в Голливуде! – воскликнул он, увидев Сидоркина. – Весёлая компания собралась!

– Щукин, тебе чего, ты же проиграл суд?

– Все мы тут проигравшие.

– Я-то в чём проиграл? – удивился Сидоркин.

– А ты ещё не понял? Поймёшь, времени куча, – иронично заметил Щукин.

– С чего это куча? Времени всегда мало, – возразил Сидоркин и направился туда, где, по его мнению, должен быть выход.

Но никакого выхода не оказалось. Пришлось повернуть обратно. Но и в противоположной стороне ничего не было. Только стерильно белые стены, без малейшей щёлочки. Как-то неосознанно Сидоркин посмотрел наверх и увидел, что метрах в десяти в центре потолка имелось большое круглое отверстие, какое обыкновенно бывает у стеклянных банок. Но дотянуться до него нечего было и думать.

Остальные, не скрывая сарказма, наблюдали за выражением лица Сидоркина, явно получая от этого удовольствие. Последний узник странного помещения поднял голову. Это был интеллектуал и щёголь Мокрицкий, которому Сидоркин в своё время сшил дело и уволил по статье. Увидев бывшего начальника, он, кажется, даже повеселел.

– А-а, вот кого к нам занесло! – засверкали глаза Мокрицкого, а рот расплылся в ехидной улыбке. – Так до тебя, как до жирафа, доходит, никак понять не можешь, где очутился?

– Зачем же, понял: во сне я нахожусь.

– Во сне? – переспросил щёголь. – А вот я сейчас дам тебе в репу и узнаешь, какой это сон.

И, не раздумывая, он хлёстко ударил кулаком в нос Сидоркина. Полилась кровь.

– Ну как сон? – как ни в чём не бывало спросил Мокрицкий.

– Сволочь, – пробормотал Сидоркин, утираясь носовым платком, – мало я тебя уволил. Надо было вообще посадить.

– Кто бы говорил, – не согласился Мокрицкий, – карьеру благодаря мне сделал, патенты мои себе присвоил. А докторскую кто тебе написал? Ты думаешь, я и сейчас буду всё это молча проглатывать? Не дождёшься! Здесь я выскажу тебе всё.

– Тоже мне, святой нашёлся, – огрызнулся Сидоркин, – можно подумать, ты чужие патенты не присваивал, когда был главным инженером. Правильно тебя Пинчук разжаловал.

– А ты чего, подлизаться ко мне захотел? – встрял в разговор упомянутый Пинчук. – Не поздно ли опомнился? А то, что твои мозги ни на что, кроме плетения интриг, не способны, так это не только Мокрицкий знает.

– Шли бы вы отсюда, – с ненавистью процедил Сидоркин. – Видеть вас не могу.

– Куда ж мы пойдём? – с издёвкой в голосе спросил Щукин. – Тут другие командуют. Как решат, так и будет. Так что, господин генеральный директор, пора забыть свой начальственный тон.

– А кто командует-то? – простодушно спросил Сидоркин. – Как с ними связаться?

– Ты никак их кинуть собрался, как меня? – предположил банкир.

– Да что кинуть! Подсесть вздумал, как меня, и занять их место, – вставил Пинчук.

– Владыкой морским решил стать наш карьерист, как в сказке Пушкина, – добавил Мокрицкий.

– Нет, поговорить просто хотел, – попытался оправдаться Сидоркин, – чтоб перевели в другую камеру или как это называется? Где мы сидим?

– А зачем тебе в другую камеру? – не унимался Щукин. – Тут и светло, и чисто.