Страница 6 из 16
– Это что ещё такое? – удивился мой подопечный.
– Немедленно в ванную! У вас есть ножницы и бритва?
– Найдутся.
Моя физиономия во дворце ещё не примелькалась, поэтому о собственной маскировке я особенно не переживал, а вот над императором поработал основательно: остриг волосы, как на фотографии с паспорта, выбрил часть брови, нанёс на лицо несколько асимметричных полос, как будто работник испачкался чем-то на стройке. Его величество терпел всё это стоически.
– Раздевайтесь! – сказал я. – До исподнего.
Кто заподозрит императора в мускулистом, перепачканном невесть чем молодчике? Пижамные штаны и куртка полетели на пол, его величество подтянул лямки и глянул на себя в зеркало. Ну чисто маляр-штукатур с окраины! Комбинезон, который теперь являлся единственной одеждой монарха, смотрелся просто великолепно. Он был заляпан краской аккурат так, чтобы не вызвать подозрений, обнажал крепкие руки и плечи государя, привлекая внимание к ним, а не к его лицу.
Не хватало только одной детали.
– У вас есть газета? – спросил я.
– Какая газета?
– Любая.
– «Курьер» подойдёт? – Он сходил за газетой, и я в два счёта соорудил ему головной убор из бумаги – треуголку.
Пока император любовался своим отражением в зеркале, я снял мундир и тоже облачился в комбинезон, оставив только видавшую виды сорочку. Нет, стесняться мне не приходилось – мои стати были не намного субтильнее императорских. Однако на дворе, конечно, лето, но ветерок нынче холодный, утренний, свежий. На голову повязал цветастый платок, на манер моряков из Сипанги.
– И что теперь? – спросил его величество.
Я молча указал через окно во внутренний двор. Там, вокруг опутанного лесами внутреннего флигеля, уже начинали свою суету строители, разбирая инструмент и готовясь к рабочему дню.
– Стремянка? – удивился император, проследив за моим взглядом. – Зачем нам стремянка? И как мы попадём во двор? Будем спускаться на верёвке через окно?
– Спускаться на верёвке? Какая банальность! Мы поднимемся на крышу! – не удержался от бахвальства я. – Вы знаете, какой диаметр у трубы вашего камина?
Мы перемазались, как черти, пока лезли вверх по трубе, и это было только к лучшему – наша маскировка становилась совершеннее с каждой секундой, проведённой в дворцовом дымоходе. В зубах я держал конец верёвки, к которой были привязаны сумки с документами и всем прочим, на башку мне то и дело сыпалась сажа, содранная со стен каминной трубы монаршими подошвами и ладонями.
Выбравшись наружу, император протянул мне руку, чем заработал ещё несколько очков в свою пользу.
– Фажмыте ферёфку! – прошамкал я и облегчённо вздохнул, когда он достал из моих зубов изжёванный канат.
Пока его величество вытаскивал из камина сумки, я осматривался. Нерадивый трубочист оставил тут метлу на длинной ручке и металлического ежа на цепочке, так что мы снарядились как положено.
– Когда вы только успели всё это притащить в мою спальню? – удивился император, осматривая наш багаж.
– А это не я, это преторианцы. Поставили в вашей берлоге рядом с книгами и проводами, я сказал только, что это для радиостанции. А уже утром с собой принёс.
– Хм!
Нет, дворец охраняли как положено, существовало несколько уровней проверки и три или четыре рубежа обороны. Но не для лейб-гвардейцев. Каждого из них назначал лично император по согласованию с тайным советом, и если уж кто-то из этих великолепных молодых людей решил бы предать своего государя, это означало бы крах всех идеалов и принципов, на которых зиждился нынешний государственный строй. Лейб-гвардейцы имели право доступа в любое помещение дворца, а я, как флигель-адъютант, ещё и допуск к его величеству в какое угодно время суток. Это была единственная брешь в обороне, и я ею воспользовался.
Мы шагали по крыше, совершенно не стесняясь, грохоча ботинками по металлическим листам. Для внутренней охраны само наше нахождение там, наверху, означало, что мы люди проверенные и нас пропустили. А придворные могли только морщиться и сетовать на беспардонность пролетариев, которые мешают им совершать утренние ритуалы или досматривать последние сны.
Спустившись по пожарной лестнице во внутренний двор, мы поудобнее нагрузились сумками и инструментами и подошли к стремянке, которая стояла тут же, прислонённая к стене флигеля.
– И как мы выберемся наружу? – с сомнением посмотрел на меня хозяин империи. – Тут кругом преторианцы!
– Внимание, фокус с лестницей! – усмехнулся я. – Меня научили этому наши соотечественники ещё в Натале. Мы выйдем через парадные ворота, и никто нас не остановит!
– То есть как это? Бред какой-то…
– Ах, бред? Ну, тогда вам нести верх, перемазанный побелкой…
– Затравлю собаками! – пригрозил он. – А потом на кол!
– Давайте уже, беритесь за грязную сторону.
Так, перешучиваясь, мы и пошли по коридорам и залам дворца, мимо постов охраны и канцеляристов, придворных дам и важных государственных мужей, минуя галереи портретов и проходя мимо роскошных интерьеров.
– Па-а-аберегись! – сказал я преторианцам у самого выхода и дёрнул плечом так, что часть сажи осыпалась на ковёр. Кстати, шемаханский.
– Куда прёшь, тетеря? – возмутился бравый усач в чёрной форме. – А ну, кыш с ковра, ироды! И с лестницей своей аккуратней, вон чуть вазу не разбили! Осьмнадцатый век, не хухры-мухры!
– Дык, ёлы-палы! – включился в игру император. – Можа дверь подяржите?
– Петька! Петька, подержи дверь, а то эти охламоны политуру поцарапают! Куда-а-а? Куда по ковру? Гос-с-спади, понабирают по объявлению… Вы откуда такие остолопы взялись?
– Эрзяньских зямель! – с достоинством проговорил его величество.
– А-а-а-а, ну тогда чёрт с вами. Слышь, Петька, это лимита из Эрзяни.
– А то правда, что в Эрзяни грибы с глазами? – Петька втянул живот, пропуская нас и стараясь не замараться сажей.
– А как жа! – шмыгнул носом император. – Их едять, а они глядять!
– Идите уже, Гос-с-с-пади…
Мы так и прошли два квартала с лестницей на плечах и с ней же загрузились в обшарпанную пролётку. Таксисты и извозчики на приличных экипажах даже не смотрели в нашу сторону.
– Фантастика, – сказал император. – Мы просто взяли и сбежали.
Он откинулся на жёстком сиденье, ногами придерживая стремянку, смотрел в утреннее небо, по которому проплывали облака, и блаженно улыбался.
А я пытался рассчитать, сколько у нас есть времени до того, как лейб-гвардеец у дверей забеспокоится? Конечно, они сразу догадаются, что в этом замешан я, там ведь мой мундир остался, в конце концов. Феликс будет локти кусать, когда поймёт, что я надул его и сбежал раньше. Главное, чтобы Лизу не доставали, но она обещалась уехать к папеньке и маменьке в Эвксину на первом же поезде, так что у нас ещё были все шансы увидеться. Познакомлю её с императором – оба будут под впечатлением, это точно. Долго суматоха не продлится, я пошлю Карскому весточку, чтоб не дёргался. Но я его предупреждал – не сметь играть со мной втёмную. Пусть теперь дёргается.
– Вам куда, хлопцы? Уже семь кварталов проехали, всё, как вы сказали, прямо! – обернулся извозчик.
– Слушай, а отвези нас в баню, отец? – попросил я. – Видишь, с утра пораньше по трубам лазили, охота помыться-переодеться.
– А гроши есть у вас? – Он точно был из Северо-Западного края, говор был мягкий, «г» выбухное.
– Есть! – Я пошелестел мятой купюрой. – За срочность работы нам неплохо заплатили.
– Так поехали ко мне, старуха самовар поставит, я баньку истоплю. Давай деньгу, ещё и в лавку заедем, баранков купить и масла сливочного, старуха его очень любит! А шо? На кой хрен вам мудями в публичной бане трясти, у меня всяко приличнее! Водопровод у меня, воды хоть залейся! Это не старые времена, ци-ви-ли-за-ция!
– А где живёшь, отец?
– На Домахе!
– Далековато, – как будто сомневаясь, проговорил я.
На самом деле Домаха нам очень подходила. Это была дальняя окраина, как раз по маршруту нашего побега.