Страница 5 из 10
– Нам нужно было переодеть ребенка.
Полицейский посмотрел на младенца в сумке. К счастью в полумраке салона сумку можно было принять за переноску.
– Ребенка? – переспросил полицейский с подозрением.
– Да, – включился Миша. – Наш ребенок. Общий. Наш сын. Кирилл.
– Кирилл Михайлович, – сказала Ира.
– В паспорте у вас ребенок не вписан, – сказал полицейский.
– Пока не вписан, – ответила Ира за Мишу. – Не успели еще.
– В отделении была очередь, – подхватил Миша.
– Сейчас это делается в службе одного окна, – сказал полицейский, не отдавая документы.
– Точно, – сказала Ира. – Туда не дошли еще. Да, Миш?
– Да, – сказал Миша.
Младенец в сумке закашлялся от крика.
– Прикройте его, – неожиданно сказал полицейский, – Простудится.
– Да, конечно, – кивнул Миша.
– И еще… – начал тот.
– Что? – спросила Ира испуганно.
– Здесь стоянка запрещена, – сказал полицейский, вернул Мише документы и, закрыв дверь автомобиля, исчез из их жизни.
– Уезжаем! – зашипела Ира. – Быстрей! Быстрей!
Миша нажал на газ.
– Мог номер запомнить, – сказал Миша, выкручивая руль. – Надо машину на стоянку отогнать.
Меня позвали во дворец олигарха Филимонова во второй раз. Я шла и понимала, что я лучше всех. Просто так не позвали бы. В этот раз приняли гораздо лучше. Сочинение мое подействовало. Дядя с внешностью Колчака побежал за чаем. И главное, мне разрешили не надевать бахилы. Уселась в кабинете Шальная Императрица, осмотрелась.
Когда Колчак вернулся с заварочным чайником и двумя чашками, я спросила:
– Какие интересные шахматы. Это слоновая кость?
– Нет, – сказал дядя. – Человеческая.
Он вообще был не самым приятным собеседником. Я надеялась, что с олигархом Филимоновым общаться будет проще. Дядя тем временем сказал:
– Всё приходится делать самому.
– Вы случайно не в курсе, меня берут на работу?
– С чего вы взяли? – спросил дядя.
– Иначе бы меня сюда не позвали.
Дядя пристально посмотрел на меня и придвинул стул ближе.
– Так, – сказал он. – Вы замужем?
– Нет.
И тут дядя начал наглеть:
– Мог бы и не спрашивать. Вы девушка некрасивая, в общении малоприятная. Вряд ли у вас кто-то есть. Значит, работе будете отдаваться на все сто. Правильно я понимаю?
– Хамить не надо.
– Сама дура.
Мне это надоело. Я оглянулась на дверь:
– А можно поговорить непосредственно с работодателем?
– Можно, – сказал дядя и не двинулся с места. Прошла тяжелая минута.
– Он придет?
– Кто?
– Филимонов.
– Он уже здесь.
Я отказывалась в это верить:
– Вы не Филимонов. Я видела фотографию в интернете.
– Такая большая, а интернету верит, – хмыкнул дядя.
Тут я, признаюсь, немного потеряла лицо:
– То есть вы… Но…
– Что?
– Вы просто сами встретили. Сами – чай…
Филимонов пожал плечами:
– Хожу в народ. Как Толстой. Что смущает?
– Ничего. Извините меня, что я…
– Еще раз извинишься – вылетишь как пробка! Ясно?!
– Ясно.
– Теперь твои обязанности, – Филимонов хрустнул костяшками пальцев и устроился в кресле удобнее. – Будешь отвечать за мой светлый образ в СМИ и Сети.
– Моя задача сделать его еще светлее?
– Ты должна сделать, чтобы меня все ненавидели.
Я удивилась:
– Что?
– Еще раз переспросишь – вылетишь как пробка! – снова сказал олигарх Филимонов.
Ира сидела одна и смотрела, как уставший младенец сучит маленькими красными кулачками с зажатыми большими пальцами. Ребенок всё еще плакал, но видно было, что он, бедный, устал, почти надорвался. Плач вырывался всплесками, через большие паузы.
Ира была в отчаянии. Уже даже фонарик на телефоне, на который он первое время отвлекался, не помогал.
Ира заговорила с младенцем, как со сверстником:
– Ну, что ты хочешь? Что ты как дурак? Да перестань уже! Ну, слушать это невозможно! Я прошу тебя…
Ребенок уже хрипел, как Высоцкий. Ире было жалко его, но еще сильнее было жалко себя.
– Замолчи! Сейчас придет Миша. Ты понимаешь? Сейчас вернется, и всё будет. Да хватит уже!!!
Последнюю фразу Ира прокричала в сердцах. Ребенок, удивившись, замолк, но после начал плакать с новой силой.
Хрипота прошла, и прорезался у младенца поразительной звонкости голос. Ира вспомнила рассказ Чехова «Спать хочется».
Хлопнула дверь. Миша принес с собой покупки в пакете мутного целлофана.
– Ребенок краденый, – сказала ему Ира.
– Я знаю, – сказал Миша. – Я сам его украл.
– Нет. Он уже краденый был, когда ты его украл.
Миша посмотрел на свою подругу с осуждением:
– Потому что он у цыганки был? Ты из этого такой вывод сделала? Так это расизм.
– В сумке закрытой он был, – сказала Ира. – Конечно, краденый.
– Я против расизма. Вот памперсы купил, – Миша зашуршал пакетом, показал новую упаковку. – Надо переодеть.
Миша достал пачку подгузников.
– Я не буду, – скривилась Ира. – Меня вырвет.
– А тебе самой поменять памперсы не надо? – спросил Миша.
– Да пошел ты!
– Тихо ты! Нельзя ругаться при ребенке!
Мальчик плакал, но уже негромко. Устал. Огромные, мокрые от слез глаза смотрели в потолок. Глаза были разного цвета. Один голубой, другой карий.
– Иди сюда, Кирюха, – сказал Миша громко. – Будем трусы тебе менять.
– Почему Кирилл сразу? – возмутилась Ира. – Это не точно еще.
– Как назвали, так назвали, – сказал Миша, расстегивая липучки старого подгузника.
– Он на Антона больше похож. – Ира с фальшивой улыбкой потянулась к младенцу: – Антоша!
– Убери руки немытые от Кирилла! – сказал Миша резко.
Ира отдернула руку, посмотрела на сожителя с обидой. Тот не заметил Ириного взгляда, отогнул край старого подгузника и присвистнул:
– Опа! Еще больше навалил. Салфетки там были где-то.
– Они для смартфона.
– Давай. Деваться некуда.
Ира зажала нос, потянулась за салфетками и передала их Мише. У того защипало глаза, и тошнота накатила тяжелой волной.
– Господи, я не могу! – выдохнул Миша.
– Ладно. Уйди оттуда! – сказала Ира раздраженно.
Они снова поменялись местами. В голосе Иры появились незнакомые нотки. Словно в ней заговорила бабушка по материнской линии:
– Всё сама! Ну всё сама! Пакет дай сюда – грязное складывать!
Делала Ира всё крайне неумело. Брала младенца за ногу двумя пальцами, испачкала себе руку, при этом старалась быть ласковой, и тоже неумело.
– Потерпи, Антоша, – говорила она, безбожно сюсюкая, – потерпи, дорогой.
– Кирилл, – поправил Миша.
– Молчи, слабак, – сказала она Мише, достала салфетки, сразу несколько штук. – Вот, сейчас всё-всё вытрем, – сказала она младенцу ласково и потом повернулась к Мише: – Памперс давай.
– Вот.
– Они огромные! – сказала Ира. – Ты на себя подгузники купил?
– Откуда я знал, какого он размера, – Миша обиделся.
– На телефон бы его сфотографировал.
– Ага, – кивнул Миша. – Ворованного ребенка. И продавщице бы показал.
– Не мы первые его украли! – сказала Ира со значением.
– Это, конечно, меняет дело.
Вопреки их ожиданиям, младенец в чистом подгузнике плакать не перестал. Он теперь делал это не так громко, хныкал, не переставая.
– Теперь-то он чем недоволен? – спросила Ира, принюхиваясь.
– Он есть хочет, – сказал Миша торжественно. – Но я и это предусмотрел!
– Ага, и купил ему орешков!
– Фруктовое пюре, – сказал Миша.
Ира внимательно посмотрела на младенца:
– Такого грудью кормят, скорее всего.