Страница 11 из 19
– Пусты… Дурэнь старый… Тоже выдумал шутки…
С годами дядя Леша ослаб, а жена, видимо, еще прибавила в весе. Дядя Леша отпустил ее и, махнув рукой, сказал огорченно:
– Ладно, иди… бомба водородная.
Яковлевна ушла. Дядя Леша долго вздыхал, думая об ушедшей силе, но потом мысли его опять вернулись к вопросу о пенсии. Дядя Леша подумал, что, когда ему назначат пенсию, он вместе с женой уедет к сыну, который служит летчиком где-то на Кавказе. Он подумал о том, как обрадуется сын, и представил себе эту встречу в лицах. «Здравствуй, сынок», – сказал дядя Леша слабым голосом, обращаясь к воображаемому сыну, и сам себе ответил радостно: «Здравствуй, батя! Очень радый вас видеть! Как доехали?» – «Ничего, спасибо…»
– С кем это ты разговариваешь?
Дядя Леша вздрогнул и увидел перед собой Гошку. Проводив Саньку, Гошка возвращался домой.
– С собой. Это мне по должности моей одинокой полагается, – пояснил дядя Леша. – Из-за скуки своей разговариваю. Дома хоть с бабой поговоришь, а здесь… – сторож махнул рукой.
С бабой! Вот живет человек всю жизнь со своей женой и всю жизнь зовет ее «баба». И может, за всю жизнь ласкового слова ей не сказал.
– Дядя Леша, а ты свою бабу любишь?
– Чего?
– Ну, она у тебя хорошая?
– Да как тебе сказать… – задумался дядя Леша. – Ничего вроде бы. Тяжелая она, – вздохнул он, вспомнив недавнее.
17
Экзамен принимала старая Гошкина учительница, которая не была требовательной. Она заставила только прочесть несколько строк и проспрягать два глагола. И Гошка испытал то едва ощутимое чувство легкой обиды, когда требуют очень мало, а ты способен на большее. Потом Гошка пошел к директору, и ему тут же вручили хрустящий аттестат. Гошка пожал протянутую ему холодную руку директора.
«Ну вот, – подумал он, – среднее образование». Оно ему досталось с таким трудом, и он даже удивился, что особой радости по этому поводу не было. «Так, наверно, всегда, – подумал он, – когда добьешься чего-нибудь, уже не интересно». Сейчас все ему почему-то давалось очень легко. Даже машина завелась с пол-оборота.
Выезжая из брода, Гошка увидел на берегу человека. Человек поднял руку. Гошка затормозил.
– А, наше вам! – в восторге закричал человек и сверкнул стальными зубами. Это был тот самый фотограф, с которым Гошка писал сочинение. Фотограф был тогда первым из заочников, кто завалился.
– До Ивановки подвезешь? – спросил он.
– Садись.
– Свой парень, – сказал фотограф, влезая в кабину, но, когда немного проехал, вдруг спросил озабоченно: – А сколько возьмешь?
– Десятку.
Фотограф дернулся к дверце:
– Останови.
– Зачем?
– Ох ты – десятку! Другие и трояку рады.
– Ладно, сиди. Ничего я с тебя не возьму.
– Ха-ха, шутник! – радостно воскликнул фотограф, удобно устроившись на сиденье, и начал рассказывать, что, кроме сочинения, он завалил и геометрию с тригонометрией, и химию, но ему наплевать, потому что сейчас среднее образование – все равно как раньше четыре класса, и вообще на своей работе он обойдется без него. Вылезая против Ивановки, он спросил:
– Может, все же возьмешь трешницу-то?
– Вылазь.
– Как хочешь, – сказал фотограф и, поправив на бедре фотоаппарат, пошел прочь.
18
В первый же день уборки Илья Бородавка отобрал десятка два книг из тех, что поинтересней, и, связав их стопкой, вышел на дорогу ловить попутную машину. Ему повезло. Не прошло и пяти минут, как на дороге появился Гошкин «ЗИЛ-150». Илья забросил книги в кузов, где лежал большой фанерный ящик с продуктами, и они поехали.
Было жарко. Хвостатое облако пыли тянулось за идущей впереди «Волгой».
– Хорошие книжки везешь? – спросил Гошка.
– А как же! Самые зачитанные выбрал.
– А когда же ты свою книжку дашь почитать? – пошутил Гошка.
– Свою? Да вот жду, чего из Москвы ответят. У меня, Гошка, грамотности не хватает. А стихотворения я писать могу. Талант у меня к этому делу есть, это я знаю. Вот насчет прозы не скажу. Тут я не силен. Захотел я описать нашего председателя, какой он есть. Ну и пишу: «Высокий, стройный, с умным взором в глазах». А он, может, и высокий, да толстый, как беременная баба. Какая уж тут стройность. Не получается, да и все. – Илья вздохнул. – А насчет стихов – это мне раз плюнуть. Другой раз, поверишь ли, идешь – и вдруг в голову чего стукнет. Приду домой, запишу. Через пятнадцать минут стих готов. А вот грамотность – да-а. Тут мне еще надо над собой работать. Говорил я Вадиму: «Исправь ошибки, а потом деньги и все такое на двоих». – «Некогда», – говорит. Не хочет заработать, что ли? А знаешь, я сегодня стих накатал. Послушай: «Воспоминание о любви».
Стихи были длинные. Когда Илья поинтересовался Гошкиным мнением, Гошка ответил:
– Не знаю. По-моему, непонятно.
– Так это ж стихи, – снисходительно объяснил Илья.
На стане народу было полно, и все занимались разными делами: одни натягивали на колья палатку, другие копали в земле печку, третьи перетаскивали вещи.
Гурий Макарович Гальченко, которого назначили на стан бригадиром, шел с Пятницей по краю поля и недовольно размахивал руками.
– Як тут косылы – нэ поймэшь. Тут навесной жаткой, там прыцепной. Тут ни одного валка, тут три валка зразу. Абы скосыть.
Потом Павло-баптист привез шефов – рабочих с консервного завода. Шефы сбрасывали на землю вещмешки, чемоданы, матрацы и тащили все это в палатку. Вместе с ними приехал на стан Вадим, который первую машину проспал. Вскочив на ящик с продуктами, Вадим торжественно произнес:
– Приветствую тебя, пустынный уголок!..
– Эй ты, уголок! – крикнул Микола. – Ящик проломишь!
Гурий Макарович собрал шефов в кружок за палаткой и проводил перекличку:
– Знаменский!
– Знаменский, – поправили его.
– Це по-вашему, по-городскому, а по нашему Знаменский, – сказал Гурий Макарович, но в следующей фамилии сделал поправку на городское произношение. – Волынский!
– Волынский, – поправили его.
– А, вас нэ поймэшь! – Гурий Макарович махнул рукой. – Буду читать по-своему.
После переклички следовал инструктаж. Инструктаж был кратким и выразительным:
– Ну шо вас тут инструктыровать? Це трактор, це комбайн, це копнитель. Прошлый год у нас тут тоже булы городские, так некоторые путалы. Ну, трактор и комбайн вам знать нэ надо, вы будэтэ работать на копнителе. Правильно вин называется чи соломополовокопнитель, чи половосоломокопнитель, вам це тоже знать нэ нужно. Шо вам трэба для работы? Дви руки, шоб дэржать выла, дви ноги, шоб нажимать на педали. Шо ще? Курыть на копнителе нэ положено, но хто курэ, всэ одно нэ вдэржится. Значить, шо? Курыть осторожно. Прыгать на ходу з копнителя нэ положено, но прыгать прийдэться. Значить, прыгать так, шоб нэ попасты пид колэсо. Всэ ясно? Вопросов нэма? Пишлы розпысуваться за технику безопасности.
На поле выехали после обеда. Гурий Макарович расставил все семь комбайнов так, чтобы они были на одинаковом расстоянии.
Аркаша Марочкин хотел трогаться первым, но Гальченко его остановил:
– Нэ лизь попэрэд батька в пэкло.
Он еще раз прошел по краю поля, потом поднялся на свой комбайн и поднял руку:
– Поихалы!
И сразу загудели моторы, заработали приводы комбайнов, тронулись с места трактора. Первые метры валков потекли в молотилки.
Илья Бородавка, вернувшись со стана, вспомнил, что видел он за этот день, и написал в своем дневнике:
«Сегодня началась борьба за казахстанский миллиард! Наш бригадир Гурий Макарович Гальченко встал на своем любимом комбайне и своим свежим голосом сказал: «Поехали!» И сердца у всех задрожали в сладостном волнении, будто лопнула в них какая струна. И все закричали «ура».
Илья подумал и дописал:
«А на копнителях с вилами в руках стояли наши дорогие шефы. Они пели веселые песни».
Дальше ничего не получалось.
«Эх, был бы я писатель», – грустно подумал Илья и отложил дневник в сторону.