Страница 27 из 39
Что там, под пеплом и пылью, осталось хоть что-то от него настоящего.
— … потом проследить за Аресом, выяснить, где они держат Тритона, и доложить Персефоне, — распинался тем временем Психопомп. — Но почему Персефоне, а не тебе, Владыка?
— Потому, — отрезал Аид.
(Кажется… Нет, померещилось, просто Аид).
— Мог бы и догадаться, — холодно сказала царица Гермесу, — если на третий раз ответ не поменялся, то он и на четвертый не поменяется.
Танат видел, с каким интересом Персефона разглядывает Аида, и думал, чем же царицу, у которой, как ему раньше казалось, есть вкус, может привлечь эта бледная тень.
Не видела она настоящего Аида, настоящего Владыку, настоящего…
Невидимку.
Танату не следовало отпускать его к мойрам. Нужно было остановить. Сказать, например: «Стой! Я видел, с кем говорила Левка до того, как глотнуть водицы из Амелета!». Он начал бы спорить, и пока они так препирались, бестолковая нимфа отправилась бы на асфоделевые луга, туда, где, по мнению Убийцы, ей было самое место.
Только Танат не любил бесполезных споров и громких слов, да и этот двинутый, на всю голову ненормальный Кронид все равно поступил бы так, как хотел. Даже если бы знал, кто напоил его драгоценную нимфу ядовитой водой.
Танат ведь так и не успел ему рассказать — не до того было. Думал, расскажет, когда тот вернется.
А он не вернулся.
Вернулась жалкая тень с выжженной бездной в глазах. Тень все натягивала на плечи окровавленный гиматий, и все цеплялась за свою нимфу, и бормотала о чем-то своем.
А нимфа рыдала, и отталкивала его руки, и шептала подбежавшей Гекате, которую раньше терпеть не могла: «Это не он, не он, не Аид».
Геката тогда схватила нимфу в охапку и потащила в свой дворец вроде как отпаивать успокаивающими травами, а на деле вправлять ей мозги. Плевалась потом три дня: он все для нее! Он же сжег себя для нее, а она!..
Она была нимфой-нереидой с водичкой вместо мозгов, и Таната совсем не удивило, что ее великая и чистая любовь к Невидимке оказалась настолько недолговечной.
Может, тогда, в начале, его и можно было удержать на краю. Вот так вцепиться в него и сказать: не отдам. Ты мой, мой, не отдам, не пущу. Но до глупой нимфы это так и не дошло — пока еще можно было что-то исправить, она ревела на плече у Гекаты и причитала, что боится. Его.
Пока Трехтелая вправляла ей мозги в своих покоях, Танат выговорил столетний запас слов, пытаясь удержать Невидимку от падения в бездну. Только из этого ничего не вышло. Когда Левка более или менее осознала, что была неправа, и изволила высунуть нос из дворца, в сидящем перед ним смертном (смертном?!) уже и не осталось и тени того Аида, которого он знал.
Который был Владыкой Подземного мира, Кронидом, лавагетом, Невидимкой… и богом.
Тогда они с Левкой ушли в верхний мир — не на Олимп же идти ему, смертному — и Танат еще пару веков присматривался к теням: не мелькнут ли где-то знакомые волосы.
Потом перестал.
— Убийца! — окликнул его Аид. — К тебе тоже будет маленькая просьба. Не вмешивайся.
Танат дернул крылом. Он и не собирался ни во что вмешиваться, все равно их затеи обречены на провал — если только Аид не вернется.
А он не вернется.
Потому, что это — не он.
— Иногда я не понимаю тебя, Убийца, — медленно сказала Персефона.
Она не была такой дурой, как Левка (с точки зрения Таната, Левка являла собой эталонный образец дуры), и явно что-то подозревала. Хоть бы в верности Аресу не заподозрила, а все остальное он выдержит.
— О, не волнуйся, я прекрасно понимаю Таната, — сказал не-Аид, в его темных (недостаточно темных!) глазах читалось тщательно укутанное насмешкой беспокойство. — Он полагает…
Его оборвал пронзительный визг Минты:
— Уииииии!!! Мама! Мама спустилась!
***
Пока Минта отвлекала внимание Деметры бурными восторгами, Танат незаметно отошел в сторону, стараясь все же не терять остальных из вида; так, Аид чертыхнулся, поминая какого-то варварского демона, достал из воздуха длинное черное одеяние и пафосно в него задрапироваться, скрыв и варварские штаны, и варварские сапоги.
Царица же, наоборот, растрепала волосы, передвинула пояс на сторону, стянула добрую половину одежд и принялась ме-е-е-дленно надевать их обратно, тщательно разглаживая каждую складочку и злорадно при этом усмехаясь.
Когда перед ней вырос разъяренный Арес, она еще поправляла фибулу в форме граната.
— Ты! — завопил он. — Ты разрушила мой дворец!..
По плану Аида, глубокомысленная реплика Ареса должна была остаться без ответа. Так и случилось — не успела Персефона и рта раскрыть, как ее сгребла в крепкие материнские объятия Деметра.
Рыдающая, причитающая на ультразвуке Деметра с висящей на ней и также рыдающей Минтой — Танат невольно порадовался, что оказался в стороне от этого тайфуна.
Арес попытался предъявить жене еще какие-то претензии, но не смог перекричать драгоценную тещу и отвел взгляд в сторону.
В сторону некоего подозрительного типа в подозрительном черном хитоне.
Аид терпеливо подождал, пока недоумение на лице Ареса сменится узнаванием, и вкрадчиво произнес:
— Радуйся, племянник.
— А…а…а…
— Аид, — любезно подсказал… (Кто? Невидимка? Нет, показалось). — Меня зовут Аид.
— А… а что ты тут делаешь?! — сформулировал наконец Арес. Его лицо стремительно багровело, между бровями пролегла складка, руки слепо шарили по броне и попадали то по мечу, то по щиту, то по колчану с молниями Зевса. Спасибо хоть по сторонам не смотрел, а то наткнулся бы взглядом на своего вестника. Неудобно бы получилось.
Хотя, собственно, кому неудобно — уж точно не Танату.
Плевать он хотел и на Ареса, и на сверхурочную работу вестником. Да и душеводителем тоже.
— Я вернулся, — негромко сказал Аид, чуть улыбнувшись уголками губ. Едва заметно, но этого оказалось достаточно, чтобы земля под ногами вздрогнула, и зашумели, взвились огненные фонтаны во Флегетоне, и зашелся радостным лаем Цербер, и ощутимо дохнули холодом Стикс и Лета, и зашумели бескрайние… джунгли, не так давно бывшие асфоделевыми лугами, и завопили грешники на Полях Мук. Это Подземный мир приветствовал своего Владыку.
Кроме грешников, конечно. Они никого не приветствовали, просто очень хорошо понимали, что фантазия на казни у Аида гораздо богаче, чем у Ареса с Персефоной и всеми судьями вместе взятыми.
Деметра опустила руки, и Персефона, вывернувшись из ее объятий, грустно проводила взглядом тающий в воздухе двузубец.
— Вот и все, — прошептала она.
Танат скептически хмыкнул и привычно воздержался от комментариев. Аид позвал, мир отозвался… несчастный Подземный мир, тоскующий по своему Владыке, он был готов вцепиться зубами в то немногое, что еще можно было разглядеть в смертном, который когда-то был Невидимкой. Наверное, миру этого было достаточно.
Но не Танату.
Он фыркнул и отвернулся — Владыки возвращаются не так. Потом повернулся обратно — полюбоваться обескураженным выражением лица Ареса.
— Не знаю, куда ты планировал вернуться, — выдал наконец Арес. — Этот мир мой уже тысячу лет, и я его не отдам. Можешь пойти на поклон к Зевсу, дядюшка, и попросить у него какой-нибудь незанятый остров.
— Ты можешь думать, что этот мир был твоим, — спокойно улыбнулся Аид. — Но он всегда принадлежал только мне. И она тоже.
Он драматично взмахнул рукой в сторону Персефоны. Танат недовольно подумал о низкопробных комедиях смертных — Аид их явно пересмотрел, иначе откуда столько дешевых театральных эффектов. Определенно, искусство приходит в упадок.
— Я тоже принадлежу Аиду, — злорадно подтвердила царица, напрочь игнорируя ошарашенный взгляд Деметры и подозрительный Минты. — Помнишь, ты все искал моего любовника?..