Страница 64 из 67
— Кто есть живой из племени Балина Морийского? — спросил он тихонечко.
Ответа поначалу не было, но тут еле слышно звякнул отодвигаемый засов. Перед Ори стоял Годхи, покалеченный гном-проходчик. Ори сам его лечил, зашивал раны и внутренности, отпилил обе руки.
— Я вас по голосу узнал, мастер Ори, — также тихо произнес Годхи.
— Ты один? — спросил Ори и тут же почувствовал тяжелый тошнотворный запах, который сопровождает загнившее живое тело.
— Трори умер, еще Толун и Балуон. Братья умерли, а Олуэн остался. Это от него так… Но все еще жив.
Действительно, Олуэн, еще больше похудевший, больше похожий не обтянутую кожей мумию, поблескивал глазами из-под одеяла.
Ори подошел к нему. Ниже шеи гном представлял собой страшное зрелище. Разорванные мышцы, сгустки крови и гнойные ручейки, засохшие на переломах обрывки костей. Как он мог оставаться в сознании — Ори решительно не понимал.
— Извини, Ори…, затопили третьи горизонты…, пришлось сбросить латы…
И от этих слов, простых и почти неразборчивых, прошла усталость и нерешительность. Резким движением протерев заслезившиеся глаза, гном решительно произнес:
— Вода есть?
Обернувшись на засуетившегося Годхи, Ори продолжал, твердо, уверенно, как на поле боя:
— Нож короткий и пилу. Развести огонь, прокалить. Иголку. Нитку — в кипяток. Полей мне на руки. Плошку сюда. Молоток подай. Вон тот, деревянный.
— Люблю я смотреть, как вы работаете, мастер Ори, — пытаясь придать голосу угодливость, проскрипел Годхи, ловко выполняя крюками протезов приказания Ори.
— А почему ты в плаще? Ба, да это же плащ Балина! Так это ты? Зачем? — уже громко, не опасаясь, спрашивал Ори у своего уставшего ассистента.
— Не сердитесь, мастер, — сипел Годхи. — Просто для страху. Пусть думают, что Государь жив.
— Кроме того, — понизив голос, доверительно сообщил Годхи, — его вещи приносят удачу. Даже надгробие. Ведь орки везде были, даже стены простучали, когда Мазарбул грабили. А подтронную комнату не нашли. Или не хотели находить. Слышали бы вы, мастер Ори, что творилось, когда они вместо золота в сундуках обманку нашли!
— Какую обманку?
— Цинковую. Э-э, да вы видать не знали ничего! Балин приказал сундуки в зале набить обманкой, и только сверху золотом присыпать, так, чтоб незаметно… Золото ведь для другого было нужно. А вы что думали, неужель трем гномам под силу столько намыть?
— А-а-а, — протянул, догадавшись, Ори. — Так Балин всех обманул. Вот пройдоха!
— Никого он не обманывал. Просто приукрасил. Вот вы мастер Ори, и сами поддались.
— Да, голубчик, попался я, как мальчишка, — улыбнулся Ори. — Так ведь, правду сказать, друг Годхи, времени не было смотреть, что вы там в сундуки насыпаете…
Калека не поддержал, не засмеялся.
— А потом поверху сундуков все собрали — и в сокровищницу. Вот эти и собрали, — Годхи кивнул головой, показывая назад. — Дядька их, Трори — испытание прошел. Впятером почти неделю, по колодцам воздушным… Вам не говорили, и так дел много. Почти все сохранили. Только не успели сами уйти. Толун и Балуон орков к Золотому ручью заманили, а Олуэн шлюзы открыл. Там все и сгинули. Теперь никому до кузницы Дарина не добраться. Все третьи подземные горизонты затоплены. А я вот уцелел.
Годхи, ловко пользуясь постоянно меняющимися приспособлениями, что, как по волшебству, выскакивали из протезов, набил трубку. Огонек вспыхнул на том месте, где обычно находится указательный палец. Ори, знавший от Вандит, что табак вреден, и отучивший от привычки курить почти всех товарищей, сейчас с удовольствием вдыхал синеватый дым.
Они перекусили и с удовольствием напились при свете масленки.
— Ишь ты, наверху солнце, — сказал он, когда розовый свет, пробившись через толщи камня, опустился на белое надгробие.
— Рассвет, — равнодушно отозвался Годхи. — Когда уходил сумеречный эльф, я перенаправил часть зеркал. Теперь, пока есть свет, могила государя Мории будет освещена.
Вспомнив о Тартауриле, гном помрачнел. Перворожденный обещал помощь, а сам сбежал, испугавшись. С поверхности вот уже столько времени нет никаких известий!
— Вспомни, Годхи. О чем говорил нолдор, когда уходил? — спросил Ори.
Годхи затянулся дымом и, словно нехотя, ответил:
— Много чего говорил. Сказал, что рад выбраться отсюда.
Волна гнева захлестнула Ори.
— Рад, говоришь? Выбраться, говоришь? — прошипел гном. — Неужели Балин собирался брать под свою руку таких трусов?
На подставке возле могилы он увидал раскрытую книгу. Книга Мории, огромная, толстая множеством листов хорошо выделанной кожи, с серебряными бляхами-застежками. Желая успокоиться, Ори заставил себя встать и подойти к подставке. В безмолвии и благоговении он стал переворачивать листы назад, разглаживая их руками, про себя читая строки, что возвращали назад годы памяти, светлые и полные великих дел.
Долго пришлось ему добираться до первых дней завоевания Мории, до прощального пира перед тем, как люди ушли. Да, они ушли, предали, но самые отпетые предатели остались. Предатели люди, предатели-эльфы, гнусные прислужники зла. Задыхаясь от слез, Ори принялся с яростью, с мясом выдирать из книги страницы. Мория — вотчина гномов и ничья более. Предатель Борп, предатель Тартауриль, предатель Бьерн, предательская призрачность тонких эльфийских рун… Кто это? А, вспомнил, разведчик зеленой ведьмы Лориэна, Орофэн. Туда же его, к предателям!
Немного успокоившись, Ори взялся за перо. Обмакнул его в глубокий зев чернильницы, задумчиво листая покалеченную книгу, находя последние записи, сделанные его же рукой, задумался.
Барабаны взревели с неистовой силой. Крики орков вмиг наполнили стены древнего зала. Тролли страшно засопели, пробуя дверь на прочность. Стены жалобно скрипнули, принимая на себя натиск потомков Унголианты. И вдруг — затихли. Только падают жуткие звуки мрачных слов заклинания. Но Балрог не решился обрушивать стены Мазарбула, видя, что почти вся его армия здесь. Вместо этого он ломал засов. Толстая сталь дрожала и корчилась от неведомой и неодолимой силы.
Ори отошел от надгробного камня. Книга Мории, с которой жестоко было оторвано все серебро, в грязи, крови и гное, растрепанная и даже попробовавшая топора, осталась за ним. Она должна уцелеть, не попасть в руки к оркам, они должны побрезговать даже взять ее в руки. Потом ее найдут друзья, а гномы окружены, им не выбраться.
Годхи уже давно отказался от кирки, и сейчас с лязганьем вставил в покалеченные руки топор, повел плечами, расправляя видавший виды, грязный, во многих местах прожженный алый плащ, встал рядом с Ори. Позади них, из-под одеял выползло нечто, меньше всего напоминавшее сейчас гнома. Олуэн, весь перевязанный, в деревянных доспехах лубков, едва смог взять топор. Со стоном он ухватился за плечо Ори и попытался поднять оружие другой рукой.
Мы вышли на смерть безымянными.
Отцами, сынами и братьями.
Дагор Браголах не оставил могил -
Ни камня, ни рун, ни имён наугрим.
Но честною памятью горд наш народ -
Пока казад жив — то враг не пройдёт!
Ори с одобрением взглянул на Годхи, который тихонько запел древнюю песню. Орки в ярости завизжали под дверью. Гномы переглянулись и заревели в две луженые глотки:
И если пробьёт час последней из битв,
Мы лишь рассмеёмся в лицо вражьей тьмы
И выйдем на смерть безымянными,
Отцами, сынами и братьями.
Ори стоял и пел, широко расставив ноги, расправив плечи, ощерившись пойманным в ловушку зверем. Ведь у него теперь есть долг, "невыполненный или невыполнимый". Даже два. Раненые и черный властелин… Каждый на своем месте. Ори должен был быть на своем месте лекаря. Но он ушел, сражаться, отдавать приказы, вдохновлять, посылать на смерть… У каждого свое место, и никто не в силах изменить предназначение. Балин отдает приказы, Оин сражается, Ори должен лечить. Значит, неделю назад он сделал неправильный выбор? И теперь на нем еще долг, вира за всех погибших?