Дамнат

— А там, — Аркера указал на замеченные его братом передвижные квадраты, — камнеметы, только помельче?

Тимьян прищурился.

— Нет, — сказал он наконец. — Не знаю. Похоже на крытые повозки. Может, там буравы — для разрушения стен, или это просто прикрытия для проведения каких-нибудь работ. Например, для засыпки… — Тут Тимьян взглянул на реку и хмыкнул.

— Для засыпки реки ты хотел сказать? — насмешливо поинтересовался Мёд. — Ну, речку-то им не запрудить. Это ж безумие.

— Ну его на хрен, — огрызнулся Тимьян. — Придет Верга, спрашивайте у него.

— Так, — хмуро сказал Эндр. — Хватит болтать. Кажись, сейчас начнется. Прячемся что ли, братцы? Как бы нам бошки не поотрывало.

Над городом раздавался колокольный звон. И неожиданно он вызвал у Каллада щемящее чувство тоски. Как будто вскоре придется с чем-то расстаться. С чем-то дорогим. Вот только с чем? Чего у него есть такого? Кроме Аркеры и боевого братства?

Осада

Защитники прибывали — все больше и больше. В основном лучники. Проходили мимо компании Эндра, здоровались как-то скованно, походя. Некоторые, скорее по привычке, шутили — грубо, сально, — но шутки эти, как ни странно, приводили всех в еще большее уныние. Напряжение витало в воздухе.

Каллад посмотрел во двор. Между внутренней полой стеной, в которой находились все важнейшие помещения — склады, оружейные, конюшни, кузни, — и внешней имелось пространство шириной в десять саженей, так называемый захаб. Ближе к внешней стене варилась смола в огромных котлах, солдаты лебедкой поднимали на стену мешки с камнями и складывали у баллист с катапультами.

Устоят ли они против врага, который, если честно, ждал своего шанса без малого тысячу лет? Каллад не знал, что и думать.

Тот миг, когда началась осада, Каллад пропустил. Впрочем, как всегда. К такому нельзя привыкнуть. Еще пару секунд назад в голове жила отчаянная мысль, что ничего не будет и те, кто собрался на том берегу Стремнинки, разойдутся…

И вот уже война.

В воздух взлетели камни. Половина угодила в стену, другая залетела внутрь. Кого-то задело, снесло со стены, убило на месте. Кто-то завопил так, что кровь застыла в жилах. Один булыжник зацепил зубец, взлетел почти вертикально вверх и свалился в котел, расплескав содержимое — трёх человек окатило кипящей жидкостью. Двоих ошпарило насмерть, третий покабыл жив. Как раз он и орал.

Раздался возглас: «Убейте его! Он же не выживет!», но никто к обожженному не подходил. Бедняга так и продолжал кричать, пока из кузни напротив не вышел парень в кузнечном фартуке и не отрубил несчастному голову секирой.

Каллад подумал, что этот грохот, вопли, прочее — именно так хохочет война, растаптывая надежду на то, что ничего не произойдет и все разойдутся. Во имя мира.

— Гац, сукин сын, — зло бросил Эндр, взглянув на разбитый чугунный котел. — Это его жадность. «Побольше масла, побольше смолы! Всё что можно ради победы! Поджарим врага!» Понатыкали везде котлов, вот теперь и пожинаем. Жирный козёл. Сам небось сидит сейчас у себя и каплуна жрёт.

— Кто такой Гац? — поинтересовался Тимьян.

— Архидракон, мать его. Командующий армией Аннаты.

— А как он может… — начал было Тимьян, но не успел договорить.

Град камней обрушился на стены. Враг метал не только камни, но и «ежи» — железные шары с шипами. Народ спешно укрывалсяза стеной, под стеной, в башнях, варницах. Поднялся страшный переполох. Толкотня, суета, брань. Если бы Каллад был новичком, подумал бы, что поднялась паника. Разве может быть какой-никакой порядок в такой анархии?

Может, и еще как. Во всяком случае, он надеялся на это.

В воздухе клубилась густая колючая пыль, на голову сыпались обломки кирпичей. Огромные, весом пудов в шесть — семь валуны, казалось, сотрясали стены. Каллад заметил, что в захаб залетают ящики с кусками дохлых животных, мешки с полуразложившимися крысами, кошками и собаками.

— Жгите это говно! — командовал кто-то.

Несколько ящиков с падалью окатили смолой и подожгли.

— Долго это будет продолжаться? — поинтересовался Кир, сидевший на корточках между двумя хмурыми арбалетчиками в башне.

— Долго, — ответил ему седой сержант в изношенной бригантине, глядевший через в бойницу на равнину.

— Дай глянуть, — сказал Эндр, и, бесцеремонно оттолкнув сержанта, посмотрел в узкое отверстие. — Стоят. Не движутся. Хм…

— Так они, собаки и делают, — мрачно проговорил немолодой мужчина со скорбным лицом. — Поначалу забрасывают камнями, всякой гадостью и так несколько часов. А после множество рабов под прикрытием щитов быстренько засыпают ров. Мне рассказывали, что не успели в Тарске они и опомниться, пыль, так сказать, с голов стряхнуть, как уже эти волосатые дикари на турьях на стены полезли.

— Эх, не сдюжить нам! — послышался вздох.

— Ерунда, — бодро возразил Эндр. — У нас пять или шесть «лап» на бастионах, они-то ихние машины разломают в раз…

— Все не разломают, — так же невесело продолжал грустный солдат. — А заместо порченных новые будут. Их тьма. Они как муравьи — им несть числа. Погибнем мы, ребята. Смерть нам. Как есть сгинем. И поделом. Вот и доигрались, мать нашу так.

— Бежать надо! — послышались голоса. — Смываться к чертовой матери!

— Тарск держался два дня, — не унимался старый нытик и Эндр посмотрел на него так, что Каллад испугался за мужика. Но тот ничего незамечал. — Но потом появились эти, — солдат понизил голос, — еймеры, мать их так. Верхом на змеях. Чтоб мне подохнуть, вот честное слово! На драконах или что-то вроде того. И уж тогда Тарску и пришел конец.

— Не бреши, поганец! — всполошился Эндр. — Какие такие драконы?

— Да на хуя нам это нужно! — взвизгнул кто-то. — Бежать, бежать надо! Гац вместе с капитанами и рыцарями отсиживаются внутри, а мы головы подставляй! Бежать! Ясно же, что дело пропащее!

— Да куда бежать-то? — спросил скорбный. — Некуда бежать, только подыхать и остается…

— В горы, ёб твою мать! В горы, бля!

— Да вы что, сучье племя, струсили? — зарычал, обнажив косарь, Эндр. — Да знаете ли вы…

— А ты захлопни пасть, наемник! Катись к себе, откуда ты там вылез, выродок!

— Да как ты смеешь?.. — побагровел Эндр, но сержант опередил его:

— Ну-ка порядок! Плут, Терентий, Марк — успокойтесь! Вы в бою!

— Да пошел ты, — зловеще прошептал тот, кого назвали Плутом и обнажил кинжал. — Режем их, ребята…

Каллад закрыл глаза. В эти моменты он всегда как бы… расслаблялся.

В полумраке башни сверкнуло лезвие меча и роняющая крупные капли крови голова Плута полетела в толпу мятежников, уже готовых броситься на своих товарищей. Обезглавленное тело простояло несколько секунд, изрыгая из шеи фонтаны крови, потом рухнуло на пол. Каллад, стискивая руками меч, вызывающе смотрел на шарахнувшуюся толпу.

— Что за… — заикнулся сержант и покрылся холодным потом. До него доходили рассказы о Калладе и его умении убивать. Наемник мог, не напрягаюсь, порешить их всех. — Так будет со всеми, кто еще посмеет раскрыть рот! — нервно крикнул он, стараясь унять дрожь в руках. — Дисциплина! Всех, суки, поубиваю! Сам!

Тем временем, обстрел продолжался, не прекращаясь ни на минуту. Солдатам приходилось отсиживаться в укрытиях, ибо неприятель бил плотно и часто. Очень плотно и остервенело часто. Всюду валялись искалеченные тела убитых — тех, кто не успел спрятаться, либо имел неосторожность высунуться.

Дрожь стен, стоны раненых, гром сотен барабанов северян оглушали. Пыль, к которой добавлялись чад кипящей смолы и яд горящей падали мешала дышать. Стало темно так, что даже бледное солнце почти скрылось. От вони вспотевших тел, гнилых отрыжек, пердежа подташнивало. Но выйти нельзя. Прошло от силы полчаса, а уже столько всего накопилось внутри. Надо уносить раненых в лазарет. Пополнять запасы стрел. Менять еще не использовавшиеся, но уже поврежденные баллисты с катапультами. Нагромождение булыжников сильно затруднит передвижение защитников и доставку боеприпасов на стену. Но делать нечего. Надо держаться. Когда-нибудь первая волна прекратится и тогда можно будет расчистить захаб.