Страница 11 из 170
Для внесения ясности в запутанный вопрос об эмалях и лучевых фибулах необходима строгая типология каждой категории вещей, картографирование каждого типа, построение эволюционных рядов и датировка их. Предваряя доказательства, отмечу некоторые выводы: сопоставление карты распространения определенного типа вещей с эмалью с картой распространения определенного типа лучевых фибул позволяет уже сделать вывод, что основная масса и тех и других предметов встречена на одной и той же территории — в Среднем Приднепровье (рис. 3 и 4).
Рис. 3. Распространение предметов с выемчатой эмалью днепровского типа.
Рис. 4. Распространение лучевых (пальчатых) фибул днепровского типа.
1 — ареал лучевых фибул VI–VII вв.; 2 — ареал антропоморфных фибул VII–VIII вв.; 3 — ареал вещей антского типа VI–VII вв.; 4 — городища.
Попытки установить корреляцию лучевых фибул и прорезных фибул с выемчатой эмалью в различных комплексах (клады, погребения, могильники) дали отрицательные результаты, вещи с эмалью ни разу не найдены вместе с лучевыми фибулами. Поскольку обе категории вещей являются массовыми и были распространены в одном районе, отсутствие совместной встречаемости их можно объяснить только хронологическим различием. Как я попытаюсь доказать ниже, лучевые фибулы сменяют более ранние фибулы с эмалью. Непонятная для единой «готской» культуры двойственность вещей одного назначения (фибулы), выражающаяся в различии стиля, различии техники и материала, получает хронологическое объяснение.
Вещи с выемчатой эмалью встречаются в Европе (кроме Галлии, где они очень древни) на очень широкой территории, приблизительно совпадающей с областью полей погребальных урн и тянущейся вдоль римской границы от Рейна и Южной Прибалтики в Приднепровье и на Северный Кавказ. Вся эта широкая полоса объединена единством происхождения техники эмалевой инкрустации. Прав был А.А. Спицын, когда указывал, что прототипом позднейших выемчатых эмалей нельзя считать вещи со стеклянными и гранатовыми вставками, а что исходной точкой явились позднеримские провинциальные эмали[104]. В Причерноморье вещи с римской эмалью встречены с монетами III в.
Единство происхождения эмальерной техники в Европе еще не определяет единства типов. Каждая область — и Прибалтика, и Кавказ, и Приднепровье — развила самостоятельное и своеобразное искусство выемчатых эмалей.
Предметы с эмалью встречены почти на всем пространстве восточнославянских земель, но в северной половине (за исключением мощинского клада) попадаются отдельные, разрозненные вещи, и то изредка, тогда как на юге, в Приднепровье и Подесенье это одна из частых находок[105].
Ассортимент вещей с эмалью довольно разнообразен — самыми многочисленными являются плоские прорезные фибулы и небольшие лунницы. Эти предметы почти не встречаются далеко на Севере. К таким же южным вещам относятся небольшие бронзовые шпоры, узкие прямоугольные застежки и пирамидальные колокольчики от сбруи. Очень частой находкой являются подковообразные застежки, распространяющиеся скорее на северо-запад, чем на юг.
В мощинском кладе найдены массивные браслеты с острыми выступами на тулове. Все вещи сделаны из золотистой бронзы, отлиты с восковой модели (?); гнезда для эмали подправлены резцами; цвета эмали — красный, зеленый, белый, реже — желтый. Эмаль наложена обычно толстым слоем; держится она в гнездах благодаря подрезанным вглубь закраинам. Только желтая эмаль (обычно не сопровождаемая другими цветами) наливалась в ячейки тонким слоем.
Преобладание в приднепровских и других европейских эмалях красного цвета объясняется тем, что стекло для эмалевой массы плавилось с медными окислами в присутствии легко доступных восстановителей вроде олова, угля или железной окалины. Зеленый цвет получался при плавке с медными окислами при свободном доступе воздуха. Стекловидная масса желаемого оттенка дробилась в порошок, смешивалась с водой, и это тесто накладывалось в ячейки. После этого вся вещь обжигалась в горне или на жаровне, и эмаль расплавлялась, заполняя гнездо.
Техника изготовления выемчатых эмалей обнаруживает блестящее мастерство их создателей. Изящество, тонкий вкус, тщательность отделки и уменье разнообразить основной тип декоративными деталями — все это делает честь древним эмальерам.
По вопросу о месте изготовления выемчатых эмалей существует два мнения: А.А. Спицын, датируя их VI–VIII вв., считал, что «производство их удобнее всего приписать днепровским или донским аланам»[106].
Нидерле, соглашаясь с датой Спицына, полагал, что центр их выработки лежал где-то за пределами славянских земель в Прибалтике, в летто-латышских местах[107].
Основанием для такого суждения Нидерле были балтийские могильники, датируемые монетами IV–V вв., т. е. на одно-два столетия раньше, чем предполагаемая им дата приднепровских эмалей. Исходя из предпосылки, что днепровская эмаль позднее балтийской, и Спицын готов был признать прибалтийское происхождение, если не всех эмалей, то их прототипов[108].
Наблюдения над массовыми находками в Среднем Приднепровье показывают, что многие формы переживали определенную эволюцию, выражавшуюся в усилении декоративности и ажурности.
Особенно ясно такую эволюцию можно проследить на фибулах и лунницах Киевщины:
1) первоначально конец лунницы украшен одним эмалевым кружком и тремя маленькими отростками;
2) средний кружок сокращается, отростки превращаются в петли;
3) каждый отросток увеличивается в размерах, украшен в середине эмалевым кружком и, в свою очередь, имеет три отростка;
4) все отростки превращаются в петли, соприкасающиеся друг с другом, и сложным бронзовым кружевом обрамляют эмалевую вставку.
Интересно то, что все звенья эволюционного ряда найдены в ограниченном районе близ Киева. Такая полнота звеньев возможна только поблизости от центра изготовления. К сожалению, этот эволюционный ряд не дает ничего для датировки.
Вопрос о месте производства эмалей может быть решен путем картографирования находок. Исключив немногочисленные находки в северных областях, аналогии которым имеются и на юге, и на западе, обратим внимание на массовые вещи, типичные для южных областей. Из них наибольший интерес представляют прорезные треугольные фибулы и лунницы (рис. 5). Основная масса находок располагается вокруг Киева по обоим берегам Днепра. Вне этого сравнительно небольшого района есть две находки в литовских областях (Грунейкен и Сдоррен). Третья находка треугольной фибулы является подражанием, так как эмаль на ней отсутствует (Гертруденгоф)[109]. Случайность этих находок очевидна.
Рис. 5. Мощинский клад. Часть предметов с выемчатой эмалью.
Второй, более мощный поток эмалевых фибул и лунниц шел на северо-восток, вдоль лесостепной границы, на Верхнюю Десну и Верхнюю Оку. Прекрасным представителем этой группы является мощинский клад, в котором найдено много эмалей киевского типа. Этот наиболее северный клад эмалей «мощинского» типа помогает выяснению ошибочности этого первоначального термина. В самом деле, достаточно присмотреться к употреблению вещей владельцем мощинского клада, чтобы убедиться в том, что он не знал их настоящего назначения. В кладе имеется длинная цепь (ее ошибочно считали уздой), состоящая из восьми фибул, у которых отломаны иглы. Фибулы скреплены наглухо медной проволокой. Очевидно, житель берегов Оки, которому посчастливилось купить или взять в качестве добычи вещи с эмалью, не умел использовать их; из фибул, служивших для скрепления легкого плаща (по две на человека), он сделал пышное, но бессмысленное ожерелье. Следовательно, на Оке вещи с эмалью были новинкой, и называть этот тип мощинским можно лишь условно.
104
А.А. Спицын. Предметы…, стр. 192.
105
А.А. Спицын. Предметы…, см. карту; Н.И. Булычов. Ук. соч.; Б.И. и В.И. Ханенко. Ук. соч., вып. IV; Н.Е. Макаренко. Борзенскi емалi та старi емалi Украïни взагалi («Чернигiв та Пiвнiчне Лiвобережжя», Киïв, 1927); A.M. Tallgren. Enamelled Ornaments in the valley of the Desna. — ESA, т. XI, Helsinki, 1937; А.Н. Ляўданскi. Археолёгiчныя досьледы ў Смаленщчыне. — «Працы Археол. камiсii БАН», Менск, 1932, т. III, стр. 18, табл. VI, рис. 8; К. Сосновский. Атлас Гочевских древностей, М., 1915; Е.А. Калитина. Разведки на р. Навле. — «Археологические исследования в РСФСР в 1934–1936 гг.», Л., 1941; Н. Щакацiхiн. Нарысы гiсторыi беларусскага мастацтва, Менск, 1928. — Кроме перечисленной литературы, были использованы материалы музеев.
106
А.А. Спицын. Предметы…, стр. 192.
107
L. Niederle. Op. cit., стр. 541–542.
108
А.А. Спицын. Предметы…, стр. 160.
109
А.А. Спицын. Предметы…, стр. 173.