Страница 10 из 170
Рис. 2. Формы приднепровской керамики эпохи полей погребальных урн.
Но, с другой стороны, одновременное бытование гончарной, формованной на круге керамики с лепной от руки говорит о том, что гончарное ремесло в IV–V вв. было здесь еще молодым, новым, не вытеснившим окончательно старое домашнее производство глиняной посуды. Гончарный круг проник в Приднепровье из римских городов Причерноморья. Формы сосудов очень разнообразны; есть кувшины с одной ручкой (облагороженная сарматская форма), широкие котлы с тремя ручками, широкие мисы, кубки, жбаны (рис. 2)[89].
В техническом отношении интересно подражание формам металлической посуды (острые ребра, ложночеканные валики и выпуклины, тонкие плоские ручки) и хорошее качество обжига. Поверхность посуды томленая, черная, лощеная; орнамент состоит из блестящей лощеной решетки на фоне матовой темно-серой глины. Иногда — сосуды орнаментировали специальным нарезным штампом, представлявшим деревянный цилиндрик около 1 см в диаметре, основание которого надрезано крестообразно через центр и зубчиками по краю. Такой штамп создавал очень изящный рельефный узор из розеток на гладкой поверхности сосуда. Вообще вся гончарная посуда полей погребальных урн поражает высоким качеством глиняного теста, формовки и отделки. Она завершает длительный период предшествующего развития, но не находит продолжения в последующем, так как керамика VI–IX вв. несравненно грубее и примитивнее. Кроме того, III–V вв. являются единственным и притом кратким периодом бытования в Приднепровье гончарного круга; вновь он появляется только в IX–X вв. Особенно интересно отметить наличие гончарных горнов этой эпохи на территории Украины, что подтверждает местное изготовление лучших сортов черной лощеной керамики.
Гончарное ремесло, как покажет последующее изложение, никогда не являлось ведущим и всегда оформлялось позднее, например, кузнечного. Это дает нам косвенное доказательство высокого уровня приднепровского ремесла вообще для этой эпохи; фрагментарный материал погребений подтверждает это. Красивые костяные гребни особого типа (с выпуклой спинкой), пряжки, ножи, некоторые типы бус — все это можно считать изделием местных мастеров.
Особенно важны наблюдения над переработкой местными ремесленниками импортных римских форм ювелирных изделий. Римские провинциальные фибулы, попадая массами в Приднепровье, начинали здесь жить второй жизнью; не довольствуюсь постоянным притоком готовых изделий, население по-своему перерабатывало и видоизменяло завозные образцы. Эволюция римских форм была подчинена здесь местным законам и вкусам.
2. Ранние славяне и критика «готской теории»
Для понимания уровня развития ремесла в Среднем Приднепровье в эпоху полей погребальных урн чрезвычайную важность приобретает вопрос о производстве выемчатых эмалей (émallés champlévés). Но здесь я вступаю в область настолько спорную и наполненную таким количеством противоречивых теорий, что потребуется специальный разбор основных мнений по данному вопросу. Интерес к выемчатым эмалям появился после находки Н.И. Булычовым в 1888 г. великолепного клада на Мощинском городце близ Мосальска[90].
Бронзовые фибулы, пряжки, браслеты с красной, зеленой и белой эмалью в литых гнездах получили название эмалей «мощинского» типа. Вскоре после находки клад был опубликован бароном де Бай во Франции[91].
В своей исторической интерпретации де Бай сразу решил связать эти блестящие находки с готами и их пребыванием в славянских землях[92]. Этой статьей открылась серия работ о так называемом «готском» стиле в русских древностях, работ, послуживших основанием для немецкой националистической школы к искусственному возвеличению готов, их исторической роли в судьбах Восточной Европы.
Термины «готское искусство», «готский стиль» начали распространять чуть ли не на все южнорусские древности — от римского времени до эпохи Киевской Руси. Несмотря на то, что работами Ростовцева и Кондакова было установлено сарматское, причерноморское происхождение того стиля, который связывали с готами[93] (на Западе ему соответствовал меровингский), термин «готский» надолго упрочился за самыми разнообразными предметами IV–VIII вв.
Кроме выемчатых эмалей в разряд готских вещей попали и вещи с инкрустацией и многочисленный раздел так называемых «лучевых» (или «пальчатых») фибул, за которыми прочно закрепилось наименование «готских фибул»[94].
Пользуясь материалом, искусственно и ошибочно названным «готским», исследователи до крайности расширяли понятие готской культуры. Только потому, что на Пастерском городище были найдены лучевые фибулы, Т. Арне отнес его к готским городам. Наличие старых скифских элементов в псевдоготском искусстве тот же Арне объяснял тем, что готы, оказавшись в Причерноморье, занялись раскопками скифских курганов и таким путем восприняли некоторые элементы скифского стиля[95].
Новый материал, говорящий на первый взгляд в пользу готской теории, дали раскопки Н.И. Репникова и Н.Е. Макаренко в Южном Крыму[96].
В могилах VI–VII вв., принадлежавших исторически известным крымским готам, были найдены в числе прочих своеобразных вещей и лучевые фибулы, близкие к приднепровским и западноевропейским. Казалось, готское происхождение украшений этого типа не подлежало сомнению. К признанию их готскими склонялся и Л. Нидерле[97].
Опираясь на богатство и сложную технику изготовления предметов «готской» индустрии, М.И. Ростовцев в своем синтетическом историко-археологическом обзоре Среднего Приднепровья отвел очень важное место готам, считая их приход на юг таким же крупным культурным событием, каким норманнисты считают варяжское завоевание Руси, и связывая с готами расцвет Приднепровья в IV–V вв[98].
Как видим, вопрос о происхождении русского ремесла упирается в готскую проблему, без разрешения которой невозможно проследить корни ремесла Киевской Руси глубже VIII–IX вв. Все более ранние вещи давно уже объявлены готскими, и их изучение велось в связи с меровингским, а не русским мастерством.
Против пангерманских воззрений выступил В.И. Равдоникас в статье о готской проблеме[99]. К сожалению автор, увлеченный широким социологическом полотном, нарисованным им не без отваги, совершенно не коснулся конкретного археологического материала, который при явной недоброкачественности письменных источников, вроде Иордана, должен быть основным.
Хотя рассмотрение готской проблемы и не должно бы, казалось входить в круг вопросов, связанных с историей русского ремесла, но мне придется остановиться на целом ряде предметов, ошибочно связываемых с готами, без изучения которых предыстория приднепровского ремесла не может быть понятна. А это обязывает к рассмотрению готской легенды.
Как лучевые фибулы, так, в особенности, эмали мощинского типа до сих пор не получили еще четкого хронологического определения. Учитывая всю трудность датировки вещей «эпохи переселения народов», мы не можем не поражаться разнообразию определений времени названных украшений. Так, например, И.И. Толстой и Н.П. Кондаков относят эмали мощинского типа к III–IV вв. н. э.[100] Л. Нидерле датирует их VI–VII вв.[101] А.А. Спицын в специальном исследовании относит их к VI–VIII вв., причем более склоняется к последнему позднему пределу этой даты[102]. Гакман растягивает дату выемчатых эмалей до IX в.[103]
89
Б.И. и В.И. Ханенко. Древности Приднепровья, вып. IV, Киев, 1902, табл. XX.
90
Н.И. Булычов. Журнал раскопок по части водораздела верхних притоков Волги и Днепра, М., 1899.
91
De Baye. Les bronzes émallés de Mostchina, Paris, 1892.
92
De Baye. La bijouterie des Goths en Russie. — «Mémoires de la Société Nationale des Antiquaires de France», Paris 1898.
93
P. Volkoff. Les trouvailles d’objets Goths en Ukraine. — Bulletin «de Société d’Anthropologie», Paris, 1898.
94
Salin. Die altgermanische Thierornamentik, Stockholm, 1904, Салин включает в типологию древнегерманских изделий множество чуждых предметов звериного стиля, считая последний спецификой германского национального духа. Лучевые фибулы он рассматривает суммарно, не анализируя отдельные варианты. И в Причерноморье, и в Западной Европе он одинаково считает их готскими.
95
T. Arne. Det stora Svitjod, Stockholm, 1917. Приведено по книге: Л.А. Мацулевич. Погребение варварского князя в Восточной Европе, М.-Л., 1934, стр. 114.
96
Н.И. Репников. Некоторые могильники области крымских готов. — ИАК, СПб., 1906, вып. 19. — Широкую историческую картину по данным раскопок Репникова нарисовал де Бай, сопоставивший инвентарь из Суук-Су с западноевропейским (De Baye. Les tombeaux de Goths en Crimée. «Mémoires de la Société National des Antiquaires de France», vol. LXVII, Paris, 1907.
97
L. Niederle. Slovanské Starožitnosti, т. I, вып. 4, Praha, 1924, рис. XI.
98
M. Rostovtzeff. Iranian and Greeks in South Russia, Oxford, 1922, стр. 210–222.
99
В.И. Равдоникас. Пещерные города Крыма и готская проблема в связи со стадиальным развитием Северного Причерноморья. Готский сборник, Л., 1932.
100
И.И. Толстой и Н.П. Кондаков. Русские древности в памятниках искусства, вып. III, СПб., 1890, стр. 102.
101
L. Niederle. Op. cit. Oddil kulturny, т. I, вып. 2, Praha, стр. 541.
102
А.А. Спицын. Предметы с выемчатой эмалью. — ЗОРСА, СПб… 1903, т. V, вып. 1, стр. 192.
103
L. Niederle. Op. cit., стр. 540.