Страница 4 из 20
— Боженья выслали на нас кару! Суровую и неизбегуймую! Растиснули узы чудовищ сдерживаемые, — вещал ковылявший в коричневой рясе бородатый мужчина. — Мы должноти сплотиться и взнести ношу на плечи ложиму! Храмовы дверницы раскрыты по закат! Приходствуйте! Покуда вы живы, покуда сердце стукает — выбор за искуплением!
Ардонэйзийский язык мало отличался от эльтаронского или рорхского. Искажённые слова быстро обретали смысл, заполняя пустоты восприятия. Хотя Лайла и без того признала бы местного проповедника. Мало кто станет носить на груди толстую цепь с амулетом в виде окаймлённой кругом воронки и уж тем более потрясать им перед прохожими.
— Не обращай внимания, — подошёл к вампирше Алан. — Храмовники вопят с утра до вечера. С первого дня всей этой чертовщины. Почти без толку.
— Неужели никто не ищет утешения?
— После того как одного из них лесные твари по полям растащили? — юнец нервно усмехнулся. — Нет, в богов веры мало. Здесь, за стенами, пока безопасно. Но не благодаря молитвам. Стража держит ухо востро, а всякий, кто мечом махать умеет, в наёмники подался. Цены у кузнецов скачут, как мячи у детворы. Только падать не умеют. Нож по цене козы, как тебе такое?
— Звучит скверно, — Лайла встретилась взглядом с пареньком. — А как твои дела?
Тот почесал лохматую макушку:
— Да я, сказать по-честному, лишь обустроился… Пока мелочёвкой всякой занимаюсь. Раз люди трясутся над своими пожитками, надо зарабатывать репутацию. Но сегодня у меня выходной! — спешно заверил Алан и широко улыбнулся. — Такая встреча! Хочу показать вам столицу, обуть, одеть, накормить. Как у нас говорят: «Всё, чаго душа пожелавствует».
— Спасибо, — ответила улыбкой Лайла. — Вчера ночью я поняла: после хладности севера нет ничего приятней дружеских объятий, — она приобняла юнца, осторожно, чтобы не поранить шипами на рукавах.
— Ну ты это… Смущаешь… — лицо того выкрасилось в цвет помидора. — Вон все глазеют…
— Будешь ворчать ещё и поцелую, — она легонько щёлкнула Алана по носу, а потом, мягко отстранившись, поправила полурасстёгнутый тулуп. — Вчера ты был менее застенчивым.
— Ещё бы. После того как чуть не умер со страху. Дважды.
— Однако сейчас мефит на моём плече тебя не волнует?
— Он что, здесь?.. — уставился на приплюснутый мех паренёк. — Ой…
— Не слушай Рэксволда. Скарги безобидный. Для друзей.
— И как я узнаю, что он со мной дружит?
— Легко. Не пойми кого, я не обнимаю. А мои друзья — его друзья.
— Ну ладно. Хоть немного успокоила меня… О. Вот что хотел спросить, — прищурившись от солнца, Алан бросил взгляд на мастерскую и продолжил вполголоса: — Шойсу… Он впрямь из иного мира?
— Не исключено, — Лайла возвела взор к белоснежным облакам на голубом небе. — Нам ничего о нём не известно, кроме воинственного нрава и принадлежности к другому народу. Мы приглядываем за ним по возможности, но оставаться с ним наедине я тебе не советую.
— Понял… — от внезапно серьёзного лица девушки, юнец аж поёжился.
Позади послышались голоса — из дома вышел остроухий в сопровождении остальных.
Лайла сразу же обернулась:
— Что-то вы дол… го…
Голову Шойсу на уровне глаз опоясывала сетчатая повязка. Она была сделана из какой-то ветоши, о чём свидетельствовали свисавшие на щёки нитки.
— Что с ним?..
— Что с ним? — передразнил Рэксволд и следом злобно выпалил: — Твой «погорелец» полгода топтался у окна, а потом упёрся рогом, что никуда не пойдёт, пока не сваял себе вот эту лабуду из половой тряпки. Я особо не возражал. Жаль, в уборной ничего не нашлось. Не то бы выдал.
— Слишком яркий свет, — догадалась вампирша. — По-видимому, у него проблемы со зрением.
— С головой у него проблемы… — покосившись на небо, буркнул ассасин. — Скотина слепошарая…
— Если что, он при оружии, — предупредил Джон, ёрзая торсом в жарком тулупе. — Можно, конечно, забрать, но доверия это к нам не добавит.
— Не надо, — Эрминия поправила распущенные волосы, обрамлявшие лицо двумя золотыми водопадами. — Я прослежу, чтобы наруч остался на левой руке. И сломаю её к чёрту, если клинок без повода выпустит. А так под одеждой не видно, и ладно.
— А коли стражники остановят, что насчёт него скажем? — осведомился Джон.
— На ходу об этом подумаем. Всё, почапали уже, — шагнул вперёд Рэксволд. — Где тут банк?
И повёл Алан обряженную в меха компанию по улочкам города. На фоне легко одетых прохожих, порхавших в лучах солнца, как певчие птицы, странники больше походили на неторопливых, нахохлившихся филинов. Особенно ассасин, который был бы рад зашвырнуть душный тулуп куда подальше да похвастать рельефным торсом, но пиратское прошлое с кожи не свести, а стражи кругом слонялось предостаточно.
Сперва на лохматые северные одёжки таращились горожане. Потом эстафету переняли банкиры. Эти удивились даже дважды: вошедшему в холёные залы грязному отребью и… размеру их счетов. Лишь тогда под выпученными глазами прорезались улыбки.
Вскоре здание с колоннами осталось позади — с поясами, приятно отягощёнными дутыми мешочками, странники добрались до кожевника. Лавкой, представлявшей из себя два небольших спаянных узким проходом зала, заправлял кривоносый усач средних лет.
— Налёвывай доверху, така духотень стоит, — буркнул он на мальчугана с кувшином, вяло отмахнулся от мухи и кинул взгляд на переступивших порог. — Чаго б вам не надати, делов выше крыши. Захаживайте чрез недюлю.
— Ты это… усы в кружку мокни… да глаза разуй, — недобро изрёк обливавшийся потом Рэксволд — на застеленный дублёной кожей стол, за которым трудилось три подмастерья, бухнулся звенящий мешок. — Аль я зря сюда пёрся?
Кривой нос со свистом потянул воздух, словно запах позволял лучше изучить наглеца:
— Гаймот, открой-ка мешню.
Конопатый парнишка высыпал на стол несколько десятков золотых.
— Гм… Допустыма… — строгий взор изучал гостей, особо задержавшись на темнокожем. — И чаго надать?
— Ну вот. Другой разговор… — усмехнулся Рэксволд. — Жаждем поутру броню новую примерить. Чтоб как родная сидела. Говорят, тебе такое по силам. А ещё говорят, ты шустрый на руку. И помощников у тебя поболе, чем сосков у свиньи. Как насчёт долгой ночки… под звон монет и звуки строчки?
— Никаги ко минэ стихоплётца занысло? — усач утопил ухмылку в кружке и поднял вилку широко расставленных пальцев. — Тры дня.