Станция "Самосуд"

Предположение о вмешательстве властей или кого-то столь же влиятельного и вовсе выбивали из колеи. Если это так… Какие у них вообще шансы? Это дело с самого начала не вызывало энтузиазма, а теперь руки и вовсе опустились. Может, оно и к лучшему.

Илинея села на кровати. Единственный нормальный выходной летел в тартарары, и даже обвинить в этом некого! Она смотрела в одну точку, чувствуя невероятное раздражение, и не могла понять, что бесит ее больше. Столько претендентов! Отсутствие зацепок, риск противостоять превосходящему противнику, когда на руках у тебя сомнительные способности к магии и гаечный ключ подруги, или дело все же в жуткой головной боли. На несколько мгновений девушка потеряла связь с реальностью, но лишь за тем, чтобы вновь вернуться в свое бренное тело и заняться обычными мелкими делами. Все равно это дело еще предстоит обсудить с Ридой. Это не тот вопрос, который можно решать в одного.

Раздалась пронзительная трель телефонного звонка.

— Дерьмо! — простонала колдунья, схватившись за голову.

Рыча проклятья в адрес звонящего, она сняла ажурную трубку и нечеловеческим голосом произнесла «Ало!». На той стороне испугано икнули и после пятисекундной паузы пискнули: «Прошу прощения, можете позвать профессора Девраиль к телефону?»

— Ох, Ингрид, это ты! — выдохнула Илинея. — Извини, не хотела напугать тебя. День просто не задался… Так, что тебе было нужно?

— Все нормально, — протараторила лаборантка с кафедры теории и снизила голос. — Сегодня приходили сотрудники полиции, спрашивали про вас в деканате. Что им нужно, я не знаю, не слышала, но, думаю, вам стоило узнать хотя бы об этом. Скорее всего придут снова…

— Разве деканат работает сегодня?

— Разгребаем завалы… Да суть не в этом! Просто будьте готовы к визиту. Всего доброго! — с этими словами лаборантка положила трубку, не дожидаясь ответа.

Послышались гудки. Трубка опустилась, а следом с тяжким вздохом, не ошеломленная, но уставшая от новостей, опустилась на стул Илинея. За последние несколько дней ее жизнь начала принимать весьма неприятный оборот. Она бросила пустой взгляд на плохо занавешенное окно. Густая, тянущая боль постепенно сходила на нет. В конце концов, девушка откинулась на стуле и резко поднялась, решив, что все это проблемы ее из будущего, а она настоящая сейчас будет отдыхать перед завтрашними практикумами.

Она медленно и дотошно приводила себя в порядок, чего не могла позволить себе в обычные дни. Мысли уже блуждали где-то в центре, в области магазинов и парикмахерских, пусть не так давно она планировала провести «растратное турне» в совсем другом городе, но судьба распорядилась иначе. На кухне засвистел чайник, и минут через десять по квартире разнесся дивный, сладковатый аромат отвара сарцина — мелких полевых цветочков желтого цвета. Может, жизнь и катилась черте куда, но, по крайней мере, этот день начал преподносить что-то приятное.

Где-то через час Илинея уже бродила по торговым кварталам, улыбаясь не особо довольным продавцам — все же большими траты были лишь на взгляд самой колдуньи и ее скромной зарплаты преподавательницы. Она шла по мощенной грязно-оранжевыми булыжниками площади, с которой торопливо сметали опавшие листья, и вскользь разглядывала витрины. Она шла, радуясь долгожданной пустоте в голове, пока ее взгляд не зацепился за очаровательную подвеску в антикварной лавке. Символ на ней… Девушке показалось, что где-то она его уже видела.

Не раздумывая долго, она вошла в крошечный магазинчик. Пожилая женщина в «хищных» очках и юноша лет семнадцати, которому она что-то объясняла, вздрогнули — к ним явно давно не заглядывали. Через мгновение сообразив, что у них покупательница, женщина расплылась в доброжелательной улыбке, пока парнишка неловко откатился в сторону. Илинея заторможено кивнула и прошла внутрь, якобы осматриваясь.

— Я хотела спросить: что за подвеска у вас на витрине? Круглая такая, с узором в виде завитков…

— А! Трискель! — женщина яро закивала в знак понимая. — Это, так называемый, родовой кулон. Этот символ принадлежал одному из ныне не существующих аристократических родов чародеев. По крайней мере, формально он оборвался около пятнадцати лет назад, — она подошла к витрине и бережно достала кулон. — Говорят, что дочь последнего из рода то ли погибла, то ли исчезла, — Илинея удивленно вскинула брови, изображая заинтересованность историей. — А этот кулон… Я помню, как почти тридцать лет назад девушка вроде вас принесла мне его на продажу. До сих пор не знаю, что вынудило ее продать подобную вещь: в кругах колдовской аристократии это все равно, что отказаться от собственной семьи…

— Я, кажется, знаю, кто и почему принес вам его, — тихо проговорила Илинея. — И я хочу его купить. Сколько?

Владелица лавки встрепенулась, и даже стажер с любопытством взглянул на девушку. Загибая пальцы и прикидывая что-то в уме, женщина щурила глаза и что-то бубнила себе под нос.

— Тогда я за него дала немаленькую сумму, — задумчиво начала она, — но кулон с тех пор, кроме вас никого не интересовал… Тысяча!

— Что? — переспросила Илинея, стараясь не выдавать свое изумление.

— Тысяча нинге, — спокойно повторила женщина.

Треть зарплаты! Илинея чудом удержалась от того, чтобы схватиться за голову. Купить вещичку, значит обречь себя на питание в академической столовке, но…

— Я беру его, — она достала из сумки изрядно похудевший кошелек и вынула из него две купюры.

Из лавки она вышла со смешанным чувством удовлетворения и «давящей жабы», говорившей, что побрякушка, несмотря на раритетность, столько не стоила. Но она отлично понимала, что для колдуньи, которой она несет этот кулон, он стоит гораздо дороже.

Она пошла через дворы, пробираясь в спальные районы. Минут через тридцать пятиэтажные здания стали сменяться огороженными двориками частных домов, а впереди замаячила знакомая черепичная крыша. Белоснежные стены двухэтажного дома и увитое увядающим плющом крыльцо, маленькая беседка, выглядывающая из-за угла. Илинея тряхнула головой, выдохнула и вошла в хорошо знакомый двор.

— Мам, пап, вы дома? — она бесшумно шагнула в прихожую, оглядывая пространство перед собой.

Из комнаты неожиданно вынырнул Зейн.

— Илинея? Мне казалось, ты хотела провести выходные в академии. Я как раз собирался тебя проведать.

— Зейн, не надо, — раздался из гостиной голос матери. — Проходи, милая, чай недавно вскипел…

— Какой чай, Аделина?! — с металлом в голосе произнес мужчина. — А ты проходи, не стой в дверях. Заодно расскажешь мне, почему к нам пришли полицейские и расспрашивали про тебя, — чеканил он каждое слово.

— И к вам тоже, — выдохнула Илинея, опускаясь на пуфик для переобувания.

— Что значит «и к вам тоже»?

— Сегодня мне уже звонили из академии, теперь, оказывается, они и сюда добрались. Неужели, сложно заявиться в рабочий день? Или прямо ко мне домой, а не шататься по всему городу? Я же не прячусь!

Зейн отошел на шаг и кивнул в сторону гостиной:

— Раздевайся и иди к матери.

— К ней и шла, — буркнула колдунья, но последовала распоряжению.

Девушка подсела на софу рядом с Аделиной. Она приветственно кивнула, но этим и ограничилась, не обнимая и не говоря с дочерью. Домашнее платье приглушенных тонов облегало стройную фигуру, подчеркивающее многие достоинства, но не способное скрыть общего напряжения — казалось, женщина готова подскочить с места, а то и броситься на неведомого противника.

— Они были здесь три часа назад, говорили, что видели тебя рядом со станцией, когда все ее сотрудники внезапно, разом уснули, — Зейн подошел к креслу у камина и оперся обеими руками о его спинку. — Довольно нестандартное стечение обстоятельств, ты так не думаешь?

— Им стоит нанимать кого-то более компетентного, раз их способна усыпить виолончельная партия, — пожала плечами Илинея, после чего подалась чуть вперед, подперев лицо руками. — Вы же знаете, я часто репетирую в том районе. А парк возле станции стал особенно… вдохновляющем после недавних событий.