Страница 2 из 18
Оружия у нас нет, но это сейчас и не важно. Отряд, спешащий сейчас из деревни Дьяково вооружён до зубов. И, в конце концов, есть же палки и обломки арматуры, есть камни, орудие пролетариата. Я смотрю на своих спутников, на их сосредоточенные лица и вижу в глазах огоньки пламени, вызываемого адреналином, и мне становится даже весело, что ли. Неправильное слово, но как лучше сказать, не знаю. В бой, братья, в бой! Наше дело правое! Да даже, если и нет, победа будет за нами!
Шины шуршат по асфальту. Мы несёмся по пустынным улицам, расцвеченным новогодними кометами и звёздами, слепящими глаза серпами, молотами, ёлками и снеговиками. Дорогая моя столица, золотая моя Москва! С Новым годом, товарищи! Пролетарии всех стран, присоединяйтесь к нашему празднику. Да здравствует «Оливье»!
Когда мы подъезжаем к деревне, где парится Ашотик с друзьями, замечаем на обочине «Кубань» защитного цвета. Тормозим и я иду туда с Торшиным. Забираемся внутрь и немного проезжаем вперёд.
— Здесь останови, — отдаёт он команду. — Вплотную не будем подъезжать, чтобы не услышали.
Останавливаемся. Я выглядываю, «Волги» подъезжают следом и тоже останавливаются. Гасят огни.
— Самохвалов! — вызывает бойца командир отряда.
— Тута… — появляется из темноты салона мужик в афганке.
— Толян, иди проверь. Осмотрись. Там вроде охрана выставлена.
— Понял, — кивает Толян. — Антоха, пошли со мной, поглазеем.
Торшин показывает, куда нужно идти.
— А у вас чё, задание? — спрашивает сержант водитель.
— Разговорчики, — чеканит командир, — отставить! И потуши папиросу, не отсвечивай и воздух не порть.
Толян с Антохой растворяются в темноте. Дом, к которому они уходят, с дороги не видно. С улицы тянет дымком. Вдалеке лает собака. Лунные отблески едва пробиваются через хмурую вату облаков.
Проходит минут пятнадцать, и разведчики возвращаются.
— Отдельно стоящий бревенчатый дом, — докладывает Толян. — Во дворе баня и гараж. Баня с верандой или сенями, довольно большая, примыкает к деревянному забору. Высота забора примерно метр семьдесят. Объект находится на краю улицы, окружён заброшенными строениями, соседей в непосредственной близости нет. На территории два охранника, прохаживаются около дома. Один ствол на двоих у них точно имеется, может, и два. Ещё четыре человека сидят на веранде дома, играют в карты. Снаружи, у ворот никого. В бане пьянка. Количество людей в бане около десяти. Я в окошко глянул, но там стёкла запотели, хрен чё увидишь.
— Девки есть? — спрашиваю я.
— Не знаю. Не установлено.
— Да, в бане и должно быть человек десять, — говорит Торшин. — Ближний круг Ашотика.
— Так, — командует Александр. — Все на выход. Водитель, из машины ни на шаг. И не курить.
— Саш, — тихонько говорю я командиру. — Хорошо бы без огнестрела. Спалим их к херам потом и всё. Чтоб без следов.
Как они Абрама, так и мы их.
— Посмотрим, — кивает он. — Но ты не идёшь.
— Иду, ещё как иду. И Игорёк идёт и ещё тут у нас один, ой, два даже.
Я машу Цвету и Игорю.
— Я тоже иду, — не терпящим возражений голосом заявляет Торшин.
— Нахера столько народу-то? — злится Александр.
— Так нам поговорить ещё надо с товарищами бандитами, — усмехаюсь я. — Так что тех, кто в бане сразу не гасим.
Выдвигаемся.
— Переговорщики остаются снаружи, — шёпотом командует Александр и протягивает мне ТТ. — Остальные вперёд.
Переговорщики — это я и прочие не члены моего отряда. Мы останавливаемся у калитки, а остальные крадутся вдоль забора. Они проходят гуськом, неслышно ступая по промёрзшей земле едва припорошённой снегом. Снега ещё мало, но в ближайшие несколько дней должно насыпать, навалить столько, что Москва и все окружающие её деревеньки превратятся в настоящую сказку.
Я приникаю к забору и вглядываюсь, стараясь в маленькую щёлочку разглядеть как можно большую часть двора. Кровушка бежит, циркулирует, волнуется, горячится и вскипает. Ага… вижу пока одного из наших бесшумно спрыгивающего с забора во двор. Блин, хреново видно…
Я чуть отстраняюсь от своего перископа и осматриваю доску. Есть, есть счастье в жизни. Нахожу сучок и пытаюсь выдавить пальцем. Он поддаётся и чуть выдвигается со своего места. Сухой, вымороженный. Поддавливаю и он летит во двор. Ну, это уже совсем другое дело, просто театр оперы и балета. И цирк, заодно.
Оглядываюсь на своих спутников. Все прилипли к воротам и калитке и глядят в щели. А посмотреть действительно есть на что. Мои ниндзи беззвучно перепрыгивают через забор и крадутся вдоль стен с двух сторон дома. Ай, да Скачков, ай, да молодец! Круче китайского боевика. Надо возвращаться к регулярным тренировкам, иначе буду скоро, как мешок с луком…
Один орк-охранник стоит у крыльца и внимательно смотрит на веранду, где за большим окном две смены его товарищей играют в карты. Гогочут они так, что даже здесь, по другую сторону забора слышно. Им весело, а ему холодно и неуютно при минус семи градусах. Он переминается с ноги на ногу, не отрываясь глядя туда, где светло, тепло, сухо и азартно.
Его напарник понуро курит сигарету на противоположном углу дома. Он задумчиво смотрит в снег перед собой и подрыгивает правой ногой, будто пританцовывает.
Пык… Я даже не успеваю заметить, что именно происходит. Задумчивый курильщик начинает оплывать и сминаться, как пустой пакет. Он утрачивает внутренний стержень и теряет равновесие, заваливаясь вперёд. Но упасть ему не дают. Заботливые руки подхватывают и аккуратно укладывают на припорошённую снегом землю.
Его напарник ничего не замечает. Его внимание по-прежнему приковано к тёплой и уютной веранде, посылающей во всемирный эфир волны инфернального веселья. Я не вижу лиц этих весельчаков, но представляю, что у них свиные рыла и козьи морды.
Вдруг тело охранника чуть вздрагивает и он, даже рукой не взмахнув падает, как подкошенный. Блин, просил же не стрелять. Хотя ладно, хрен с ними, пусть уж палят, всех не перережешь. Появляется Толян. Он подбегает к телу и, нагнувшись, проверяет, жив или не жив. Судя по всему, второе.
За Толяном появляются ещё бойцы. Толян, не глядя на них, выпрямляется и подняв руку с зажатым в ней длинным как у Пушкина ПБ, несколько раз нажимает на спуск. Его «космическая труба» щёлкает, но щелчки эти оказываются практически неслышными за забором. Да не практически, вообще неслышными.