Еда и патроны

Глава 11

Носы ботинок, армированные стальными набойками, волочились по бетонному полу, высекая искры на неровностях стыков, там, где один коридор переходил в другой, а тот — в следующий; бились со звоном о ржавое железо лестниц, спускаясь все ниже и ниже; цеплялись за дверные коробки решеток, перегораживающих коридор, и переваливались через них, снова встречаясь с холодным шершавым бетоном, пока наконец не остановились напротив металлической двери, измазанной грязно-зеленой краской со взбухшей пузырями коррозии вокруг многочисленных клепок и сварных швов. Задвижка смотровой щели с мерзким лязгом, выворачивающим душу, отошла в сторону.

— Эй, падаль! Спишь что ли? Подъем, бля! Рожей к стене, грабли в гору!

За дверью послышались возня и скрип.

— Так и стой, пока не скажу!

Взвизгнул от натуги ключ, проворачивая внутренности массивного замка. Запели свою скорбную песнь дверные петли. В лицо дохнуло влажностью, запахом плесени и давно не выносящейся параши.

Стас почувствовал, как давление сзади на руки ослабло, распрямился, насколько смог, взглянул в темноту дверного проема и тут же влетел туда, схлопотав хорошо поставленный удар ногой в спину. Стальная набойка еще раз лязгнула, зацепив порог, и тело вновь прибывшего задержанного в интересах следствия грациозно растянулось на грязном, липком полу камеры смертников.

Дверь с грохотом захлопнулась, каленые стержни замка легли в пазы, жестко разделив мир надвое — тот, что снаружи, и тот, что здесь, в каменном мешке три на три метра. И этот новый мир Стасу совсем не нравился, главным образом потому, что он был обитаем.

Силуэт второго постояльца, едва различимый в тусклом свете, падающем из крошечного оконца под потолком, оторвался от стены и опустил руки. Стас поднялся с пола, сделал два шага назад, уперся спиной в холодную кирпичную кладку и замер.

— Ты кто? — спросил он и сам удивился, насколько нелепо прозвучал этот простейший вопрос.

Незнакомец медленно повернулся, и луч заходящего солнца, скользнувший под капюшон, отразился двумя желтыми огоньками, вспыхнувшими, словно поминальные свечи. Два человека молча смотрели друг на друга, каждый из своего угла тюремной камеры, и ждали, не решаясь предпринять что-либо.

Землистые тонкие губы на иссохшем лице дрогнули и плавно растянулись в улыбке. Он узнал. Узнал и Стас. В два прыжка подскочив к Коллекционеру, он выхватил из кармана карандаш и приставил его отточенный конец к горлу ухмыляющегося охотника за головами. Тот даже не шевельнулся, только улыбка стала еще шире, открыв ряд неровных желтоватых зубов с хорошо заметными острыми клыками.

— Вот и свиделись, — прошипел Стас, надавив посильнее на горло врагу.

Грифель вошел под кожу, собирая вокруг себя быстро набухающую темную каплю.

— Ну, здравствуй тогда, — весело поприветствовал Коллекционер, едва не смеясь. — Как ребра, не ноют?

— Ноют, сука! — ответил Стас, свободной левой рукой коротко и резко двинув прямо по дыре на плаще в области правого плеча.

Улыбка моментально исчезла с надменной тощей рожи, сменившись гримасой боли. Охотник издал сдавленный гортанный рык и попытался сесть на пол, но впившийся в шею карандаш удержал его от этого импульсивного поступка.

— А у тебя как? Ничего не болит? Нигде не давит?

Коллекционер выпрямился, взглянул обидчику в лицо своими звериными янтарными глазами и снова натянул на морду совершенно неуместную улыбку.

— Хуй ли ты щеришься, мразь? Что смешного, а?

Плечи охотника мелко задрожали, из горла полились сиплые каркающие звуки:

— Забавно, — покачал он головой. — Забавно, когда два смертника пытаются убить друг друга. Неужто терпения нет казни дождаться?

Подлая злорадная мыслишка затрепеталась в мозгу, нашептывая: «Давай, скажи ублюдку, что подыхать ему предстоит в гордом одиночестве. Пусть, сука, поперхнется своим мерзким хихиканьем», но, подумав как следует, озвучивать ее Стас не захотел.

— Да, — криво ухмыльнулся он в ответ. — Пожалуй. — И, медленно убрав карандаш от горла Коллекционера, отступил назад.

Охотник потер рукой шею и откашлялся.

— Странная штука — жизнь. Никогда бы не подумал, что последние ее дни придется со своей недобитой целью коротать. — Он, щурясь, посмотрел на Стаса и снова улыбнулся. — А ловко ты меня подловил тогда в лесу. Молодец. Еще немного, и завершилась бы моя славная история, — указал Коллекционер на дырку в плаще. — Хотя она, так или иначе, все равно скоро подойдет к концу. Да и черт с ней.

— За что тебя взяли? — спросил Стас.

— Ну уж не за тебя, разумеется. — Коллекционер поправил капюшон и уселся на скрипучую железную кровать с голой сеткой. — И как же ты, стервец, умудрился так ловко?.. Я в тот вечер еле доковылял обратно к южным воротам. Думал, подохну.

— Вижу, обошлось.

— Да, я живучий.

— Так за что взяли-то?

Коллекционер хмыкнул и сплюнул на пол.

— По совокупности заслуг.

— А серьезно если?

— Экий ты любопытный. Охота грустную историю послушать? Ладно, расскажу. После того как ты меня по невероятному стечению обстоятельств зацепил, потащился я обратно к воротам, а оттуда до Дикого. Слыхал про него?

— Краем уха. Хороший, говорят, человек, достойный.

— У-у! Не то слово. Настоящий джентльмен, блядь, даже лучше. Лет десять уже этого козла знаю, сколько дел с ним вместе провернули — и не сосчитаешь. Думал отлежаться у него пару дней хотя бы, а сука эта продажная взяла да сдала меня безопасникам муромским. Никому нет веры в нашем мире. А с безопасниками я не дружу.

— Что так?

— В свое время заказ получил на одного функционера ихнего с семьей. — Желтые точки под капюшоном мечтательно сузились до мерцающих щелок, и в голосе появились отчетливые ностальгические нотки. — Отработал славно. Сам, жена, трое сыновей и дочурка. Да-а. — Кончик языка прошелся по тонким губам землистого цвета. — Нежная девчушка была, приятная в общении. — Глухие каркающие смешки снова вылетели из его горла, отражаясь от холодных и влажных стен каземата. — Лет двенадцать ей было. Сладкая-сладкая девочка. Я всадил ей нож в печень и, пока она издыхала, употребил по полной программе. Ты когда-нибудь такое проделывал, Стас?

— Нет, не доводилось, — ответил тот и почувствовал, как ногти впиваются в ладонь.