Еда и патроны

— Послушай, сынок, — неожиданно смягчился Буров и заговорил доверительным, почти отцовским тоном: — Я бы на твоем месте прямо сейчас рассказал все, что знаю. Честно и откровенно. Кто, где, когда и при каких обстоятельствах. Я же вижу, парень ты смышленый, положительный. Зачем жизнь себе ломать? Очень не хочется, чтобы за тебя наша бригада дознания взялась. О-очень. Они не только жизнь, они тебе все сломают, и по многу раз. У них в этом деле большой опыт имеется.

Стас почувствовал себя нехорошо. Голова заболела, накатила тошнота. Ему не раз случалось ловить пулю, получать ножом в живот и прикладом в лицо, но тогда страшно не было, а если и было, то не так, как сейчас, здесь, в кабинете, за столом. Хотя нет, это был даже не страх, а какое-то мерзкое, давящее и отупляющее чувство собственной потерянности, уязвимости, беззащитности. Буров продолжал что-то говорить, но слова не доходили до мозга, разливаясь дребезжащим гулом по черепу. Дышать стало трудно. В ушах застучала кровь, с шумом перегоняемая по сосудам частыми короткими рывками. Стас сидел, глядел тупо сквозь плывущее изображение сочувственно скривившейся рожи Бурова, а в пустой, как чан, голове крутилась только одна мысль: «Плохо, плохо, очень плохо».

— Ладно, — наконец выдавил он из себя, едва слыша собственный голос. — Я расскажу.

И удивительное дело, но ему стало легче, даже гул в черепе затих. Словно удавку на шее ослабили, разрешив еще немного подышать. Стас заглянул в добрые, по-отечески мудрые глаза Бурова, и пелена безотчетного доверия окутала мозг, а в душе, где-то глубоко-глубоко, робко затеплился огонек… признательности.

«Какого хуя⁈ Что тут, блядь, творится⁈» — промелькнула первая за несколько минут здравая мысль, но, оказавшись нежизнеспособной на бесплодной почве подавленного сознания, тут же скончалась.

— Вот и отлично, сынок, — похвалил Буров. — Верное решение. Давай, расскажи-ка, откуда разведданные свои почерпнул.

— Я там был, — неуверенно начал Стас. — На базе.

— У рейдеров?

— Да.

— Как попал?

— Случайно. Они меня подобрали. В лесу.

— Подобрали?

— Да. Я без сознания валялся. Меня ранили. Снайпер.

— Снайпер? Интересно. Заказал кто-то?

— Я не знаю.

— Ладно. Подобрали зачем? Что хотели от тебя?

— Продать. Да. — Слова давались Стасу с трудом, как и мысли, они рождались сумбурно, часто невпопад, и приходилось подолгу их выбирать, чтобы сложить в более-менее осмысленное предложение. — Хотели продать меня. Узнать имя заказчика и ему продать.

— Дальше.

Стас уставился на Бурова и впал в ступор, не в состоянии сообразить, о чем же рассказывать дальше.

— Что было после того, как тебя подобрали? — направил глава СС ход мысли допрашиваемого в нужное русло.

— После… После банда напала на обоз. Они взяли живыми двух человек.

— Из обоза?

— Да. Отца и дочь. Девчонку употребили тут же на месте, а отец… У него наган был под рубахой. Плохо обыскали. Так он хотел командира застрелить, а я помешал, не дал ствол направить.

— Зачем?

— Если бы командир погиб, тогда бы нас всех троих в расход пустили.

— Понимаю. Что дальше происходило? Что случилось с отцом?

— Его убили. Револьвер выстрелил, когда мы боролись, и отца тут же положили. А девчонка жива. Была жива, когда я ее в последний раз видел.

— Ладно, это опустим. Как ты выбрался с базы?

— Меня отпустили.

— За то, что командиру жизнь спас?

— Да.

— И ты теперь можешь рассказать, где находится база?

— Могу.

— Хм-м. — Буров поднялся с кресла, подошел к Стасу вплотную, нагнулся и, почти касаясь лбом лба, заглянул ему в глаза, после чего еще раз удовлетворенно хмыкнул и вернулся на место. — Чаю хочешь?

— Что? — Стас вздрогнул и часто заморгал, как будто его разбудили посреди ночи.

— Чаю. У меня из черной рябины, со зверобоем, с сахаром. — Буров достал из серванта стакан в красивом серебряном подстаканнике, бросил на дно щепотку чего-то темного, повернул краник на титане, и струйка кипятка полилась в заварку, пробуждая к жизни сладковато-терпкий аромат, обволакивающий ноздри мягким бархатом. — Будешь?

— Да, буду, — ответил Стас отстраненно и почувствовал, как пересохло в горле.

Буров положил в стакан два кубика сахара, ложку, поставил напиток перед гостем и взялся готовить порцию для себя.

— Слушай, а как же ты с базы-то выбирался, что дорогу запомнить смог? Неужели просто так вот выпустили — иди куда хочешь?

— Нет, — покачал головой Стас, понюхал чай и осторожно отхлебнул. — К тракту меня на телеге везли с мешком на голове, до самой просеки, потом сняли.

— А откуда тогда дорогу знаешь?

— Дорогу я только урывками помню. Когда на базу ехали, успел подметить парочку ориентиров, пока не спал.

— Не понял. — Буров поставил стакан и резко изменился в лице, приняв расстроенно-озабоченный вид.

— У меня карта есть, — пояснил Стас.

— Откуда?

— Человек один хороший нарисовал, конвоир мой.

— С чего это вдруг?

— Жить хотел очень.

— Ты что, обезоружил конвоира? Он один был?

— Нет, конвоиров было трое. Двоих я убил, а третий нарисовал вот эту карту, — Стас достал из кармана фотографию девицы и передал Бурову, — после чего тоже умер.

— Что это? — уставился ГСС на фривольную картинку.

— Переверните.

— А. Да. Как-то здесь не очень разборчиво.

— Где?

— Вот это что такое?

— Упавшая вышка ЛЭП, а вот тут сгнивший грузовик, — без энтузиазма водил Стас пальцем по карте. — Здесь на Муром стрелочка, а это просека.

— Угу, угу, понятно. Только вот с масштабами мне как-то не совсем ясно пока.

— Карандаш есть у вас?

Буров взял со стола остро отточенный карандаш и дал Стасу.

— Спасибо. Значит, так. По моим прикидкам, от съезда на просеку до дороги километров пять-шесть, но здесь и по ориентирам можно определиться на месте. Лесом мы примерно три с половиной часа ехали, следовательно, от просеки до базы километров четырнадцать-шестнадцать, где-то так, — пояснил Стас, делая соответствующие пометки.

— Сколько человек на базе? Чем вооружены?

— Точное число сложно назвать. В рейд ходило не меньше двадцати, но это явно не все. Может, тридцать, а может, и сорок. Я не уверен. Вооружение — кто во что горазд. Винтовки, гладкоствол, но есть и автоматы.

— Как сама база устроена?