Еда и патроны

Глава 8

Несмотря на заверения деда, под утро Стас сильно замерз, отчего и проснулся. Он взглянул на часы — без пятнадцати восемь, сел, опустив ноги на холодный пол, и поежился. Тут же закружилась голова и бок снова заныл. Мерзкий привкус капусты, казавшейся вчера такой аппетитной, вызывал небольшую тошноту. Или здесь виноват был самогон? Стас обулся, прицепил кобуру, сунул в нее ПБ, накинул куртку и отправился в сортир.

— Проснулся уже? — весело поинтересовался дед, едва дверь в сени успела открыться.

Стас хотел съязвить что-нибудь в ответ, но передумал, да и мысли как-то не шли.

— Угу. А умывальник где тут? И тазик бы какой, побриться.

— Умывальник в чулане, а таз я тебе сейчас притащу.

— Спасибо, — буркнул Стас и пошел справлять нужду.

Вернувшись со двора, он зашел в свое временное пристанище, достал из рюкзака бритву, кусок мыла, полотенце, банку с зубным порошком и, покачиваясь, направился в чулан. Закуток позади дышавшей жаром печки был весь забит кухонной утварью. На полках в несколько рядов стояли тарелки, чашки, миски, стаканы, чугунки… Дюжина расписных металлических кружек висела на гвоздиках. В углу приютился старый ухват, покрытый черной бугристой окалиной. Маленькое окошко с белой шторкой сплошь было уставлено крохотными фигурками из разноцветного стекла: журавли, олень, поросенок, заяц, какие-то непонятные существа с двумя горбами на спине, автомобильчик, самолет… Первые солнечные лучи падали на подоконник, преломлялись в стеклянных фигурках и разбегались цветными пятнами по небольшому квадратному столику. На стене, справа от окна, висел рукомойник, а на нем стоял осколок зеркала.

— Посторонись-ка. — В чулан протиснулся дед с тазом в руках, поставил его на столик, вынул чайник из печи, разбавил холодную воду в тазу кипятком. — Во, тепленькая. Заморозки уже на дворе-то. Продрог, наверное, ночью?

— Есть немного, — признался Стас и скривился от накатившего приступа тошноты.

— Чего, нехорошо, что ли? Опохмелиться?

— Не, не, на фиг. Само пройдет.

— Ну, как знаешь.

— Откуда красота такая? — поинтересовался чисто из вежливости Стас, кивнув на чуланное богатство. — Коллекционируешь, что ли?

— Да шут с тобой. Коллекционируешь, — передразнил дед и хохотнул. — Не, жена покойница насобирала тут утвари всякой, любила это дело, красоту-то наводить. Мне оно и не к чему уже, конечно, а убрать вроде как рука не подымается. Пущай себе, думаю, болтаются. Иной раз зайдешь, глянешь, и на душе как-то светлее, что ли, делается, наряднее. Ну ладно, мешаться не буду, пойду дела поделаю. — Дед вытер руки, еще раз усмехнулся и удалился.

Стас перекинул полотенце через плечо, поправил кусок зеркала и, тяжело вздохнув, посмотрел на свое потрепанное отражение. С той стороны посеребренного стекла глядели воспаленные, невыспавшиеся темно-карие глаза с сеточкой розовых сосудов по краям и вокруг радужки, в обрамлении синеватых кругов снизу. Длинная уже черная щетина на впалых щеках и резко очерченном подбородке подчеркивала и без того нездоровую бледность кожи, компенсирующуюся только еще более бледным полукруглым рубцом на левой скуле. Короткие темно-каштановые волосы с едва заметными следами проседи сбились в пучки и торчали во все стороны.

— Хреново выглядишь, — сказал он самому себе, макнул в таз кусок мыла, повертел его в ладонях и размазал пену по щетине.

Сверкнуло острое лезвие, и пена, сходя с лица ровными полосами, закапала в раковину, открывая шрамы над губой, на подбородке, на шее. Закончив, Стас сполоснул бритву, вытер и положил в карман. Он зачерпнул ладонями воды из таза, медленно поднес их к лицу и, наслаждаясь приятной обволакивающей теплотой, окунулся в эту купель. Постоял так несколько секунд, задержав дыхание, и снова повторил процедуру, а потом еще раз. Наконец он снял с плеча полотенце, прижал его к своему обновленному лику, глубоко вздохнул и выдохнул с таким облегчением, будто сбритая щетина весила пару кило как минимум и теперь, потеряв сей тяжкий груз, жить стало значительно легче.

Взяв со столика банку с зубным порошком, Стас намочил палец и обмакнул его в желтовато-белое сыпучее вещество, которое тут же налипло мелкими комочками, сунул импровизированную «зубную щетку» в рот и принялся усердно наводить там порядок. Порошок пах мятой и своей свежестью очень кстати забивал тошнотворный привкус капусты.

— Завтракать-то будешь? — спросил дед, заглянув в чулан.

— Нет, спасибо. — Стас прополоскал рот и сплюнул в раковину. — Что-то аппетит никак не приходит.

— Эх, молодежь. Нестойки вы нынче к мужским напиткам-то.

— Практики не хватает, — оправдался Стас. — Я пойду, наверное. Дел сегодня еще по горло, да и тебя напрягать не хочется.

— Ну уж и напряг. — Дед протянул руку. — Ладно, дела так дела, понимаю. Ты заходи, если что, не стесняйся.

— Может, и зайду еще. Спасибо тебе, отец. — Стас пожал протянутую руку, забрал свои вещи и вышел на крыльцо.

— Станислав, — позвал дед из сеней. — Слышь, ты это, рисование-то не бросай. Вдруг пригодится еще в жизни. Может быть, и профессию сменишь.

— Я постараюсь, — ответил Стас и застучал подошвами по ступеням. — Но это вряд ли, отец. Это вряд ли.

Западные ворота, вопреки ожиданиям, Стаса не удивили. Судя по всему, строились они по единому проекту с южными и если чем-то и отличались, то только архитектурой сторожевых башен, торчавших по краям. Здесь они были немного массивнее и выше южных сестер-двойняшек. Хотя обнаружилось и еще одно отличие. На обеих башнях, чуть пониже пулеметного гнезда, красовалась выцветшая надпись, намалеванная большими, кривыми черными буквами, которая гласила: «Мутант, остановись и подумай еще раз». О чем стоило подумать мутанту, автор гениального изречения не посчитал нужным уточнить. Видимо, предполагалось, что сия простая истина и так должна быть всем ясна как божий день.

Оружейный магазин нашелся сразу. Это было квадратное одноэтажное здание, построенное из кирпича, совершенно нетипичного для западного района. Покатая крыша возвышалась по направлению к фасаду и переходила в козырек над широкой верандой. Покачиваясь на цепях, приваренных к козырьку, прохожих приветствовала яркая и даже почти красивая вывеска «Верный друг — оружие, патроны, амуниция». Красные в черной окантовке буквы на коричневом фоне дополнялись корявеньким рисунком винтовки неопознанной конструкции. Стас поднялся на веранду и толкнул массивную, обитую железом дверь с табличкой «От себя».